Понятие цивилизации появляется в этом контексте в качестве наличных в современности условий, рамок процесса конституирования России как нации, условий, предшествующих этому конституированию и формулированию национального интереса. Эти условия направленно влияют, накладывают требования (ср. требования МВФ) на процесс формирования государственной структуры, что ставит под угрозу национальную безопасность как таковую. Они обуславливают действие и поведение каждого человека с самого начала, выступают как априори понимания всего происходящего, как на политической арене, так и в любой сфере социального быта.

Необходимы и соответствующие оговорки касательно понятия “нация” в связи с контекстом обсуждения национальных интересов и безопасности. Сознавая спорность этого термина в современной политической науке, ограничимся пониманием нации как такой формы социально-политической организации, которая создает возможности для преимущественного развития специфической культуры, и обосновывается существованием особенных культурных заданий. Такая точка зрения представлена, в частности, в статье одного из крупнейших идеологов Евразийства Н.С. Трубецкого “Об истинном и ложном национализме”. “Истинным, морально и логически оправданным, - пишет Трубецкой, - может быть признан только такой национализм, который исходит из самобытной национальной культуры или направлен к такой культуре”. Разумеется, нация понимается не как этническая категория, но как культурная и государственно организованная общность. Здесь наиболее точной представляется характеристика другого русского философа, Г.П. Федотова. “Нация, разумеется, не расовая и даже не этнографическая категория. Это категория прежде всего культурная, а во вторую очередь - политическая. Мы можем определить ее как совпадение государства и культуры. Там, где весь или почти весь круг данной культуры охвачен одной политической организацией, и где, внутри ее, есть место для одной господствующей культуры, там образуется то, что мы называем нацией” - пишет он.

К сожалению, приходится констатировать, что современная российская государственность не только не совпадает с культурой, но в некоторых моментах прямо враждебна последней. Разрешению этой проблемы и посвящена статья. Возможность раскрытия подлинно и исходно национальных интересов, являющихся стремлением цельного и самоидентичного субъекта-нации, преследующего цель сохранения этой идентичности и целостности, понятой в качестве национальной безопасности - выражение основной задачи данной статьи.

Смысл, вкладываемый здесь в понятие цивилизации, обусловлен целями исследования, порядком дискурса о национальной безопасности и национальном интересе, и в силу этого - современными особенностями цивилизации, актуальными для России. Аналитические рамки цивилизационного рассмотрения выстраивают, в свою очередь, хронополитическую, историческую перспективу, глобальную перспективу, развертывающие проблематику интересов и безопасности современной России до масштабов, соразмерных постановке вопроса - поиска основ национальной политики, так как проблема охватывает исходное и генетическое понимание национальной безопасности и национального интереса. Этой же цели служит комплексность понятия “цивилизация”, предельный охват понятием цивилизации всех сфер социального бытия, необходимый для целостного, всеобъемлющего подхода к национальной безопасности.

Для реализации такой композиции исследования необходимо привлечение соответствующего концептуального аппарата. Центральным концептом, охватывающим комплекс отношений между современной Россией и цивилизацией, представляется понятие империума. “Жизненный сюжет каждой цивилизации исключительно индивидуален и своеобразен...Однако стержнем любой и всякой исторической миссии, основы имперского целедостижения вполне естественно становится алгоритм неукротимого и спонтанного в-чинения (это и есть внутренняя форма слова imperium).”. Как известно, этимология термина “цивилизация” коренится в имперской практике Рима; в качестве атрибута цивилизации имперскость выступала у Шпенглера, выдвинувшего тезис “империализм - это чистая цивилизация”; убедительная в своей непосредственной актуальности “имперскость” звучит в концепции агрессивных, экстравертивных, склонных к столкновению и властному вменению своих ценностей цивилизаций Хантингтона: “Запад, в действительности, использует международные институты, военное могущество и экономические ресурсы, чтобы управлять миром, поддерживая западное превосходство, защищая западные интересы и распространяя западные экономические и политические ценности.” . Таким образом сразу задается понимание современных цивилизационных условий не как пассивной или благодатной среды, а как развертывающейся силовой структуры - сети, стремящейся полностью “преформировать”, обусловить образ политического бытия, а следовательно - всех других сфер социального бытия нецивилизованного мира, загнать его в контролируемые рамки. Для объяснения этого феномена достаточно осознания того, что любая цивилизация так расположена к окружающему миру, что не утруждая себя задачей его понимания, видит в нем дикость, варварство, “опасность для прогрессивного человечества”, а следовательно, - материал господства, “гумус”, подчинение цивилизации для которого - благо.

Сущность цивилизации заключается в сохранении и развитии определенного типа социальной организации, который дает организованному сообществу гарантированный стандарт жизнеобеспечения и возможность нарастания качества жизни (заметим, что категория “качества жизни” понимается исключительно количественно, как нарастание уровня потребления определенных благ, продолжительности жизни и т.д.) Сохранение цивилизации понимается как ограждение от неформального, альтернативного поведения, которое может подорвать существующий порядок вещей. Альтернативность может существовать в рамках цивилизации как пустая экзотика, клапан для выпускания социального пара, оставаясь при этом не только под контролем цивилизации, но прямо служа ее целям. Цивилизация пресекает внутренние порывы к изменению своего стандарта, и стремится к насаждению этого стандарта вовне, дабы исключить возможные контр-проекты - национальные, культурные, религиозные, этнические. Раньше для этого использовались преимущественно военно-полицейские методы. Исторические формы, которые цивилизация использует для насаждения своих стандартов , естественно, различны. В развертывании Римской империи особое значение имели военно-административные аспекты воздействия на варварское окружение; хронополитическое развитие империй-цивилизаций потребовало иных подходов - начиная со второй половины ХХ века неоколониализм держится на геоэкономическом и технологическом влиянии. Современная цивилизация наряду с этими, традиционными ресурсами господства использует информационный ресурс. Обоснование его использования видится в том, что конечным итогом развертывания цивилизации становится “привитие” цивилизационных стандартов поведения и программирование сознания, итогом, который практически исключает альтернативную цивилизации активность как принципиальную возможность “нативности”, того, что понимается в данной статье как “национальный интерес”. Это привитие получает более полное и эффективное воплощение с использованием информационных каналов (массовой информации). Информационное господство понимается, вслед за Тоффлером, как наименее ресурсозатратное (по сравнению с военно-экономическими ресурсами господства), и в то же время - эффективное и всепроникающее (в терминологии одного из современных теоретиков цивилизации Ф. Броделя - заразное), обусловливающее и геостратегическое (военное) и геоэкономическое превосходство. Поэтому информационный подход к современной проблематике национальной безопасности представляет собой соразмерную задаче исследования концепцию, основные аспекты которой призвана рассмотреть настоящая статья.

Таким образом, средством развертывания современной западной цивилизации является информация, доминирующим способом развертывания - информационное влияние. Ставя цель достижения всеобщего униформизма, всеподконтрольности и всеподрасчетности, современная западная цивилизация успешно пользуется неравноценностью информационных возможностей. Так выявляется исходная опасность для России: навязывание чужеродной, неуместной политической, экономической, культурной формы, что противоречит самому понятию нации, а следовательно - национальной безопасности. Опасно, что этот процесс “преформирует” мироотношение, политического сознание, “хозяйственную этику” народа, то есть в конечном счете - порождающие структуры национального интереса. Таковы цивилизационные условия формирования национальной безопасности России и существования национального интереса.

Прежде всего, необходимо развеять один миф, связанный с “вхождением России в мировую цивилизацию”.Навязывание России западных цивилизационных стандартов, протагонисты которого есть и в самой России, подталкивается иллюзией получения западного стандарта жизнеобеспечения, приобретения западной политической стабильности и уровня социальной безопасности, транснационализации и проведении Западом наших интересов под рубрикой “партнерство”, распределения на Россию властных и финансовых ресурсов запада. Реалии, разрушающие этот миф, таковы. Во-первых, сама западная цивилизация себя исчерпала. “Рыночно - потребительская цивилизация, - пишет А. Гор, - не только исчерпала себя, но более того, завела американское общество в тупик, стала подводить нашу планету к черте гибели”. Во-вторых, страны Запада не могут и не хотят содействовать приобретению Россией западного уровня и качества жизни. “Униформизм”, таким образом, не следует понимать в качестве полного переноса действующих на западе политических и экономических форм. Здесь он означает единство и единственность западного мировосприятия, в котором коренится его интерес. Транслируемая нам политическая форма решает двойственную задачу, с одной стороны, - сохранения полицейской стабильности в условиях экономического хаоса, перед угрозой того, что этот хаос затронет безопасность запада; а с другой стороны, - недопущение того, чтобы национальное правительство России, придя к власти, возродило военно-политическую опасность для “мировой цивилизации”. Экономическое развитие России допустимо, с точки зрения “цивилизации”, только в виде придатка, развертывания на пространствах России экологически опасного неоиндустриального фронта при сверхэксплуатации ресурсов. Россия получает особую, дисциплинирующую безопасность от самой себя. Финансовые вливания и инвестиции способны, разве что, препятствовать полной маргинализации народа и деградации политической формы до террористически-племенного уровня, так как это вызывает у цивилизации страх эскалации практически неподконтрольного терроризма. Именно такое единство формы подлежит глобальному навязыванию.

Можно возразить, что Россия, по крайней мере, получила внутренний высокий правовой стандарт, уровень “цивильности”, в том числе - свободу мировосприятия и политического самовыражения каждого гражданина. На самом деле и то и другое укладывается в транслируемые западом фреймеры - смысловые, контекстные, ситуационные модели поведения. Нас интересует прежде всего политическая сфера. Сама по себе гражданственность (в противоположность бытующему в русском языке значению высшей степени политического участия, выраженному, к примеру, в русской поэзии ХIХ века), понимаемая как огражденность, отгороженность - является этимологически однокоренной слову “цивилизация” и представляется одним из ее атрибутов (требования “political correctness”, к примеру, фактически аннигилируют возможность значимых суждений о политике, затормаживают и подрывают политическую коммуникацию). Цивилизации присуща особого рода “внутренняя имперскость”, дисциплинарность (М. Фуко), искоренение инициативы и политического участия. В этом плане симптоматичны некоторые положения концепции “гражданской культуры” (“Civic Culture”) Г. Алмонда и С. Вербы, которые явно накладывают ограничения на политическое участие. То, что всходы этой культуры укоренились и в России - признак того, что западная цивилизация во многом уже подчинила Россию. Г. Маркузе рассматривал эту отгороженность как “герметизацию политического универсума” и “герметизацию универсума дискурса”. Эта “отгороженность” от политики и социальной жизни стала болезнью современной молодежной (и не только) культуры.

Демократия, также полагаемая как приобретенное Россией достижение цивилизации, в условиях информационного влияния оказывается фактически несостоятельной. Ю. Хабермас рассматривал современную демократию как дискурсивный, делиберативный процесс; дискурс же, как показано выше, герметизирован, вращается в рамках поставленных цивилизацией образцов мышления и политического поведения. Даже если предположить, что “система” (российское вненациональное правительство) принципиально открыта запросам, рождающимся в процессе формирования общественного мнения, то в любом случае этот процесс функционализирован самой системой. Как пишет Хабермас, “вписанный в перспективу власти, программированный законом процесс циркуляции нормативного саморегулирования получает противоположный смысл. Ведь он сам становится самопрограммированной циркуляцией власти: управление программирует само себя, руководя поведением электората, заранее программируя правительство и законодательство и функционализируя судебные решения.”. Если рассуждать не только в политическом аспекте, то все жизненные потребности, запросы человека в условиях цивилизации подчиняются выявленному Г. Маркузе алгоритму “Preconditioning” - преформирование, предобусловливание. Эти проблемы еще раньше нашли рассмотрение в русской общественно-политической мысли. В частности, один из идеологов Евразийства Н.Н. Алексеев пишет: “Европейская демократия гордится тем, что она основывает свою власть на “свободном” общественном мнении, выражающем волю большинства “нации”. Общественное мнение, по внешней видимости, играет немалую роль в жизни европейских демократий, оно свергает правительства, изменяет состав парламентов, определяет основные направления политики. Но что же называет демократический режим таким “общественным мнением”? “Общественным мнением” на Западе называется не стабилизированное, прочное, глубоко укоренившееся в народе убеждение, а, скорее, известные, очень изменчивые народные настроения, возникшие к тому же не самостоятельно, а искусственно привитые политическими партиями. Политические партии в демократическом государстве инспирируют такое “общественное мнение” по любому вопросу политики. Партии вызывают и пробуждают политические настроения, разжигают страсти и их культивируют. Такое “общественное мнение”, по большей части, создано искусственно, вздуто и не отвечает ни интересам отдельных народных слоев, ни интересам государственного целого. Существуют особые приемы такого возбуждения “общественного мнения” - это политическая агитация, вооруженная ныне всеми приемами новейшей рекламной техники”. Хабермас, в целях возвращения демократии исконного смысла предлагает “осаду” власти со стороны свободных общественных ассоциаций, постоянно формирующих особый и заинтересованный взгляд на все процессы, имеющие политическое значение. Алексеев является сторонником евразийской концепции “демотичности” власти в противовес современной “демократии” - сущность “демотии” заключается в представительстве конкретных носителей интересов. Последнее ведет к формированию идеократического государства, то есть подлинного выражения национального сознания, представления о национальной идее. Эти концепции, несомненно, следует учесть при формировании современной доктрины национальных интересов и безопасности России.

Что касается экономического развития России, то оно придерживалось, вплоть до последнего времени, курса либерализации. В этом видится подтверждение того, что России навязываются отнюдь не современные западные формообразующие параметры. Западную форму экономики все чаще характеризуют как “штабную”, виртуальную постэкономику”, иными словами в большей степени - плановую. Возможно предположение, что либерализация - стратегия деструктивной хаотизации национальных экономик; не случайно самая одиозная из либеральных доктрин (“Конец истории?” Ф. Фукуямы) родилась в недрах стратегического государственного департамента США. Внешне противоположные процессы монополизации и концентрации инвестиций в ресурсодобывающей сфере подтверждают мысль о парадоксальности поддерживаемой Западом в качестве либеральной линии экономических реформ.

Самой опасной формой “цивилизовывания”, которая “венчает” самоосуществление цивилизации, исключая возможность “сознательного отказа” от заимствования каких-либо элементов цивилизации, является преформирование социального мира и внутреннего мира человека. Следствием навязывания “цивилизованных” образцов в качестве формы сознания и образца поведения является либо формирование выгодных западу политических реакций, либо комплекса социально-экологически иррелевантных моделей поведения и структур мировосприятия. Достаточно сложно говорить о каких-либо конкретных формах поведения, которые прививаются средствами массовой информации. Скорее всего, таковых и не существует. Основная цель коммуникационных сетей цивилизации - вызвать “головокружение” публики, полностью дезориентировать сознание, растворить любую идентичность, субъектность, которые могут стать основой критического отношения к цивилизации.

Следуя логике информационного подхода к безопасности, можно сказать, что обеспечение национальной безопасности современной России, само ее национальное конституирование - задача прежде всего информационная. Принципиальным является допущение о наличии в социально-политических системах своего рода тезауруса - необходимой структурообразующей информации, препятствующей распаду системы, нарастанию энтропии. Она выражается как во внешних формах политического устройства и законодательства, так и в тексте культуры, в который вписаны модели поведения и сознания. И то, и другое формируется в результате постоянного взаимодействия с политическим и природным окружением, является следствием “расположенности” к окружающему миру, очерчивания “месторазвития”, образа бытия в мире. Этот тезаурус понимается как наследие. Описанная структура несет на себе архетипические модели взаимодействия с природным и социальным окружением, возможные и оптимальные варианты ответов на вызовы среды, то есть по существу - безопасности. Как пишет Данилевский, “собирается запас сил для будущей сознательной деятельности, закладываются те особенности в складе ума, чувства и воли, которые составляют всю оригинальность племени, налагают на него печать особого типа общечеловеческого развития и дают ему способность к самобытной деятельности, - без чего племя было бы общим местом, бесполезным, лишним, напрасным историческим плеоназмом в ряду других племен человеческих. Эти племенные особенности выражаются в языке (вырабатывающемся в этот длинный период времени), в мифическом мировоззрении, в эпических преданиях, в основных формах быта, то есть в отношениях как к внешней природе, источнику материального существования, так и к себе подобным”. Высвечивание этой структуры и дает исходную возможность существования национальной безопасности, причем во всеобъемлющем информационном аспекте. Сам этот процесс не может иметь нормативный характер (подобно тому, как нельзя “декретировать”, “выдумывать” идеологию; концепция бытия, об отсутствии которой говорит Бжезинский, вызревает в языке, культуре народа). Фактически перед современным российским правительством стоит задача активизации наследия, инспирирования процесса исторического “припоминания”. В свое время аналогичная задача стояла перед И.В. Сталиным, когда в условиях войны деконструированное революцией, именно национальное наследие пришлось активизировать (вплоть до восстановления института Православной Церкви).

Данный подход не должен, в то же время, рассматриваться как “консервативная революция”, впадение в архаику. Актуализация наследия рассматривается как исходная, генетическая возможность национальной безопасности, условие, собственная основа устойчивого современного развития нации.

Изложенные возможности противостояния цивилизации (от актуализации наследия до совершенствования малого предпринимательства) представляются важнейшими условиями существования России в национальной форме, необходимыми для поддержания устойчивости этой формы, ее целостности и идентичности, то есть безопасности. Они содержат в себе и исходную возможность национальной осознанности в направлении политики, выявления и оценки тех внешних угроз и выгод, на которые обращается национальный интерес в процессе идентификации нации. Эти возможности связаны с особым отношением к условиям цивилизации. Они не совместимы с агрессивным прожектерством националистической самореализации России, только выгодного цивилизации, представляющего ей новое оправдание эскалации “миротворчества”; по возможности, нейтрализуют цивилизацию, но не в варварской форме, а путем внутреннего совершенствования. Они, наконец, противостоят формам цивилизации модерна, но исключают впадение в архаику, преследуя цель развития творческой и неформальной мысли, как ресурса процветания России ХХI века. Формируется стратегия критического взаимодействия с цивилизацией, не отрицающая “взаимообогащения”, заимствования, но дающая возможность сознательного отказа от угрожающих национальной форме элементов цивилизации, открывающая возможность формулирования альтернатив глобального развития, которые может выдвинуть Россия. В статье не ставилась задача описания “конкретных национальных интересов”. Мы постарались выявить условия их реализации, которые открывают основания для складывания национальной формы, национальной безопасности и подлинно национального интереса, фундаментальные для современной российской политики