Журнал «Золотой Лев» № 91-92- издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

П. Святенков

 

«Слоны» и «ослы» на русской почве. Другая Россия за Берлинской стеной. Тбилисская конфузия. Конец этнонационализма?

 

I

 

Сохранение путинского режима в нынешнем виде требует гражданской войны. Сверхпрезидентская республика была создана Ельциным в 1993 году. Маленькая, но победоносная война в центре Москвы позволила Ельцину утвердить на референдуме Конституцию, гарантировавшую неограниченную власть президента. Для ее продления за пределы ельцинского царствования понадобилась еще одна война — на этот раз чеченская. Она вознесла к власти Путина. Прецедентов мирной передачи власти в рамках нынешней Конституции просто нет. Ибо это Конституция гражданской войны.

Выходит, трансферт власти в рамках действующего режима предполагает гражданскую войну как базовый институт. Если республику Ельцина не смазывать человеческой кровью, колеса «конституционного механизма» не завертятся и новый властитель не придет. Мы, наивные, считали войны 1993 и 1999 года случайными сбоями политического механизма постсоветской Эрэфии. Меж тем «случайными сбоями» были спокойные выборы. Даже президентские выборы 1996 всего лишь закрепили результаты маленькой гражданской войны внутри элит, результатом которой стала капитуляция перед чеченцами.

Потому и не выходит ничего у нынешних властителей, потому и не появляется никак вожделенный преемник, что они не понимают этого закона. Им, бедным, все кажется, что у многочисленных преемников и преемничков то рожа неказистата, то рейтинг маловат. На деле же механизм перехода власти в Ельцинленде устроен иначе, чем мы о нем думаем. Он имеет малое отношение к традиционной демократии. Его подлинным механизмом является гражданская война, а демократические институты призваны лишь оформлять ее итоги.

Вглядитесь в политическую систему РФ последних 15 лет и вы с ужасом убедитесь, что начиная с 1993 года любые выборы были лишь прикрытием для гражданских войн. Отсюда бесконечные Бесланы и Буденовски, прекрасно заменяющие «вотумы недоверия» и обструкцию в парламенте.

Однако при всей омерзительности подобного механизма смены власти даже в нем брезжит лучик надежды. Если временно не принимать во внимание, что у нас власть менялась в результате гражданских войн, а в США — в результате выборов, мы неожиданно можем убедиться, что политическое разделение в России происходит примерно по тем же параметрам, что и в Америке. Все 90-е власть принадлежала нашему аналогу демократов — либералам-западникам с уклоном в правозащиту. С приходом к власти «республиканца» Путина пошел уклон в консерватизм, укрепление всех и всяческих вертикалей и, конечно, традиционные ценности, возросло политическое влияние православной церкви.

Иначе говоря, в рамках «ельцинского» механизма трансферта власти через гражданскую войну у нас уже сложилась двухпартийная система. Она почти невидна невооруженным глазом, но, тем не менее, существует. В начале путинского правления, божественных «нулевых», народ терпеть не мог правозащитников. Году в 2003 понял, что правозащита не такое уж плохое дело. Сейчас сама идея реабилитирована (а полной ее реабилитации мешает лишь то, что скомпрометированные правозащитники 1990-х сидят на прежних местах). Иначе говоря, маятник от «республиканца» Путина качнулся в обратном направлении.

Сегодняшние российские «демократы» говорят о необходимости отделиться от «путинской тирании» и создать основанную на правах и свободах народа «свободную федерацию конфедераций», а «путинские республиканцы» хвалят железную вертикаль власти и вводят в школах «Основы православной культуры».

Понятно также, что оппозиция при таком раскладе будет апеллировать к правам человека, а правительство — к религиозным ценностям и их эрзацам — «имперству», «византийству», «евразийству», прочей чепухе и демагогии. Таким образом, идеологический расклад в России, несмотря на бегающих по поверхности в великом множестве ряженых «имперцев» и столь же ряженых «фашистов», становится похож на общемировой.

Больше того, само противостояние «имперцы» — «националисты», вписывается в вышеизложенную схему[1]. Ибо если для «имперца» (то есть очень тяжеловесного и кондового аналога республиканца) важны религиозные ценности (из которых он по глупости выводит необходимость «тягла» для русского народа), то для «националиста» важны права. Права нации, права каждого конкретного человека. Недаром крайне правые наши националисты избрали в качестве образца для подражания Господин Великий Новгород. Эту средневековую купеческую демократию при всем желании не назовешь фашистским государством.

Выходит, те, кого правительство называет «фашистами», — аналог демократов? Странно звучит, но в наших условиях — да. Ведь эти люди готовы основать множество мелких этнических «штатов», основанных на правах человека — лишь бы жил русский народ. Вообще, они не пугаются, если им говорят о целой сети «русских государств». Ибо они взывают к иным ценностям буржуазно-свободного мира. «Фашисты» — наши протестанты, проще говоря. «Имперцы», «православные мракобесы» — наши католики. Именно так и никак иначе.

Когда чуткий, как сейсмограф, Дмитрий Быков пишет в своем романе «ЖД» о противостоянии между «варягами» и «хазарами», он пишет об этом. И высмеивая под именем «Плоскорылова» одного из видных лидеров наших «республиканцев», он интуитивно ничуть не ошибается, ибо сам принадлежит к другой партии. Но тогда, тогда выходит, не так уж неправ молодогвардеец, обозвавший Быкова «фашистом» в недавней статье? С точки зрения словарного значения слова «фашист» — безусловно, неправ. Но с точки зрения понимания этого слова в рамках нашей статьи молодогвардеец, пожалуй, не ошибался. Как причудливо тасуется колода: «фашист»=националист=сторонник буржуазных прав и свобод=сторонник прав человека. Нет, дорогой читатель, я понимаю, эти слова сложно читать подряд и странно видеть рядом, но в нашей реальности все по-сути, так и есть, у нас «фашисты» — главные защитники прав народа, и «фашист» Белов — главный правозащитник.

Я понимаю, дорогой читатель, что наговорил сейчас много нового и странного. Пожалуй, это трудно уложить в голове с одного раза. Но, тем не менее, возможно. Итак, я утверждаю, что в России неявно, в неоформленном и непонятном еще для самих людей виде сложилась общемировая двухпартийная система. Сторонники прав человека (по американским политическим меркам — «демократы», обзываемые у нас также «фашистами» и «оранжистами», часто называющие себя националистами) vs сторонники обязанностей человека, легитимирующие свои воззрения через религию (они же — «имперцы», обзываемые также «православными мракобесами» и «охранителями»).

Вернемся, однако, к теме гражданской войны. Власть отдавать никто не любит. Между тем «республиканская» администрация Путина явно находится в идеологическом кризисе. Удивительное дело, введение ОПК в школах, всего пару лет назад вызывавшее в обществе горячее одобрение, сегодня встречает лишь скепсис. Маятник явно пошел в сторону оппозиции. Хотя оппозиция сама не понимает, что она такое, как не понимает это и действующее правительство[2].

Наша власть привыкла менять идеологические векторы, не слишком меняя собственный кадровый состав. Для того чтобы правящая корпорация могла спокойной перекраситься, ничуть не меняясь, и нужны маленькие (и не очень маленькие) гражданские войны.

Однако сегодня механизм войны практически исчерпан. Россия слишком слаба, чтобы развязать войну за пределами своей территории (например, в Грузии). А война на собственной земле чревата созданием таких угроз безопасности страны, что лучше даже и не пытаться «играть со спичками».

В последние пару месяцев «республиканец» Путин, начавший свою карьеру в большой политике с фразы про «мочить в сортире», усиленно пытается играть «демократа». Много говорит о свободе и демократии. Да только этого мало. И для Запада и для сменившегося идеологического вектора внутри страны.

Двухпартийная система, как мы уже сказали выше, сложилась. Единственное, что ей требуется — это легализация. Российская политическая система — это система фиктивных партий, которые, по сути, плохо понимают, зачем они нужны, а собственных избирателей видят в лучшем случае только на картинках — в презентациях, предъявляемых партийным вождям политтехнологами. Потому — долой ее.

Все ищут Путину место в истории. Объявляют его то Дэн Сяопином, то аятоллой Хаменеи. Так вот, лучше бы ему стать Хуаном Карлосом. Нынешний испанский монарх обеспечил переход своей страны к демократии[3]. Недавно Путин встречался с ним, и испанский король наверняка мог бы рассказать ему много полезного на этот счет.

Ибо альтернатив, видимо, две.

Первая — переход к реальной демократии.

Вторая — та или иная форма гражданской войны с целью продления бытия нынешнего режима, его перекрашивания в новые идеологические цвета в соответствии с требованиями времени.

Второй альтернативы даже в «мягкой», выборно-полицейской форме, хотелось бы избежать.

Коль скоро у нас есть уже два идеологических фланга, разделенных между собой по ценностным основаниям (а спор о ценностях — базовый спор в современном мире), российскую политику следует доверить им. Для действующего президента этот сценарий — максимально достойный. Для действующих политических элит — это шанс создать комфортным государство, из которого уже не надо будет сломя голову бежать на Запад. Конечно, путь к демократии не будет легким, но чем раньше мы его пройдем, тем лучше. И нам польза, и Путину — место в истории.

 

22.09.06

 

II

 

В ходе прошедшей на днях конференции «Другой России» скандал вызвало заявление Станислава Белковского о необходимости для российской оппозиции отказаться от участия в думских выборах 2007 года как заранее нечестных и сосредоточится на выборах президента в 2008 году. Многие российские политики либерального толка поспешили откреститься от этого заявления как от чересчур радикального. Я же считаю, что оно не столько радикально или же маргинально, сколько чересчур мейнстримно.

Условный «Касьянов» полагает, что создает политическую организацию, которая противостоит Кремлю в глазах Запада. Когда Буш повелит испепелить Путина, и сауроново око Кондолизы Райс обратится на Восток, оно увидит дружелюбно улыбающегося Касьянова, лидера демократической оппозиции[4]. Тут то она и назначит его сначала вождем народного восстания, а потом — всенародноизбраным президентом РФ. Народ при этом в расчет не принимается. Его как бы нет.

Между тем «Другая Россия» — в идеале не партия, а… «Западный Берлин». То есть зачаток иной, альтернативной государственности, ее отражение на российской земле. С точки зрения экономики, Путин построил типичное сырьевое государство, озабоченное «энергетической безопасностью» уважаемых западных заказчиков больше, чем нуждами собственного народа. Однако если приглядеться, государственный строй современной России напоминает строй одного небольшого государства, существовавшего в Европе в XX веке.

Мы попали во второе издание Германской демократической республики. Дух Хонеккера в бюрократической шляпе-пирожке витает над президентом России. Молодой Путин служил в ГДР. Чистенькая немецкая социалистическая республика не могла не запасть ему в душу. Даже идеология двух государств называется почти одинаково. У нас — демократия суверенная, у них — народная.

Как народная демократия, ГДР отличалась от СССР — в ГДР была формальная многопартийность. Наряду с правящей Социалистической единой партией Германии существовали еще Христианско-демократический союз ГДР, Национально-демократическая партия Германии и даже Либерально-демократическая партия (хотя вряд ли у них был свой Владимир Вольфович). СЕПГ было гарантировано первое место в политической системе, именно ее политбюро принимало все важные решения, именно из числа лидеров этой партии рекрутировались главы государства. Больше того, формально СЕПГ не контролировала даже большинство в Народной палате (парламенте) ГДР. Демократия: ешь — не хочу!

Российская политическая система в общих чертах повторяет ГДР-овскую. Разве что, она чуть демократичнее. Проправительственной Партии жизни дозволено бороться на выборах с сепг-образной «Единой Россией». Но на этом различия кончаются. Мало кто сомневается, что парламентские выборы закончатся с предсказуемым результатом: «Единая Россия» займет первое место, прочие проправительственные партии (а ими сейчас являются все, включая КПРФ) получат столько мест, сколько укажет администрация президента. С помощью нескольких провластных партий правительство будет контролировать более 2/3 мест в парламенте.

Поэтому призыв к бойкоту выборов выглядит логичным. «Другая Россия» не включена в действующую политическую систему. Среди представленных в Государственной думе политических партий не хватает, правда, либеральной, но это проблема решаемая. Точно так же, как в ГДР были свои карманные либералы, будут они и в России. Надо только решить вопрос, кто займет эту почтенную нишу. А пока Белых, Явлинский и Рыжков дерутся за благосклонное внимание Кремля.

Формат «Другой России» задан самой путинской РФ. Основным свойством построенной Путиным государственности является ее неполнота, зависимость от Запада. В разное время режим говорил о себе как о «суверенной демократии» или «Евровостоке». Уже по этим самохарактеристикам видно, что идеологи российской власти воспринимали страну как часть более крупной сущности.

Точно так же, как ГДР была лишь частью поствоенной Германии, Россия мыслилась путинскими идеологами как часть Европы и Запада в целом.

Скрытый тезис о «неполноте» России порождает эффекты, которые удивляют наблюдателей в современной России, вроде тотального недоверия к народу и его способности самому, говоря высокопарным слогом, выбирать свою судьбу. Это и позиционирование правительства как «единственного европейца», лишь ежовые рукавицы которого защищают Запад, «Град на Холме» от неистовства русского быдла.

Неполнота России, с точки зрения путинских идеологов, порождает постоянные попытки хотя бы на словах воссоединиться с «Родиной». Отсюда неуклюжие попытки создания совместных с Европейским союзом проектов, вроде совсем зачахших «четырех пространств».

Одновременно неполнота создает условия для трансляции сюда извне «Западного Берлина» — неприкаянного оазиса «истинной Европы» в противовес «Европе поддельной». Следует учесть, что в рамках данной модели Европейский союз и Россия соотносятся так же, как ФРГ и ГДР. Точно так же, как некогда Хонеккер, Путин отчаянно добивается признания со стороны «настоящей Европы». Отсюда и «евротройка», и орден Почетного легиона на шею. Величайшей дипломатической победой лидера ГДР был государственный визит в ФРГ, прошедший, если мне память не изменяет, в 1987 году. Восточногерманский лидер полагал, что официальный прием, оказанный ему Гельмутом Колем, гарантирует безопасность в будущем. Наивный старик ошибался. Впрочем, мы отвлеклись.

В чем же смысл «Другой России»? Германское социалистическое государство несло страшную родовую травму. При всем желании оно не могло быть «всей Германией». Ибо существовала Бундесреспублика, существовал и Западный Берлин. А значит, правительство ГДР не было и не могло быть представителем всего германского народа.

«Другая Россия» имеет аналогичный смысл. Правительство хочет монополизировать звание «единственного европейца» в России. «Другая Россия» самим фактом своего существования мешает ему это сделать. Да, пусть «Другая Россия» слаба, пусть в нее входят большей частью политики либеральных взглядов, сильно скомпрометированным в предшествующие годы, тем не менее, «Другая Россия» — это «второй европеец в России». Это сущность, которая самим фактом своего существования препятствует превращению России из ГДР в «Румынию».

Западный Берлин, со всех сторон окруженный территорией ГДР, напоминал восточным немцам о том, что есть единая Германия. И именно благодаря его существованию Германская демократическая республика имела самый высокий уровень жизни на душу населения среди социалистических стран. Ибо в ГДР альтернатива была наглядна.

Как осколок «правильного мира», «Другая Россия» интересна не в качестве политической партии, а в качестве предпарламента. То есть структуры, разрабатывающей контуры той новой России, которая, возможно, когда-нибудь будет. Затем — в качестве мониторинговой организации по контролю над выборами. Все равно понятно, что по нынешнему волшебному законодательству ни одна неподконтрольная партия не то что в Думу не проскользнет, но даже регистрацию не пройдет. Это в далеком Коннектикуте, что на Американщине, 25 активистов могут учредить партию «Коннектикут за Либермана» и преспокойно выдвинуть оного Либермана в сенат. У нас не так. Либерман бы замучался справки собирать, доказывая, что в его партии состоит 50 000 человек.

Впрочем, мы опять отвлеклись. Наш «Западный Берлин», конечно, численно мал и не имеет собственной территории. Далеко не все политики, участвующие в «Другой России», способны вызывать мой восторг. Но покуда эта странная структура существует, кочуя, как цыганский табор, по московским отелям, правительство: а) не может шельмовать русских как исконных врагов демократии, б) не может выставлять себя единственным европейцем среди «русского быдла». И потому «Другая Россия», пусть невольно, делает благое дело. Сохраняет надежду, что однажды на месте Российской суверенно-демократической энергетическо-безопасной федерации возникнет демократическое Государство Российское. Надеюсь, пожить в эту пору прекрасную доведется и вам, и мне.

 

27.09.06

 

 

III

 

Ранг державы определяется ее умением вступать в конфликты. Чем выше готовность конфликтовать и побеждать, тем выше страна в неформальной иерархии государств. Кто нападает — хищник, тот, на кого нападают — жертва.

Кризис в российско-грузинских отношениях, вызванный действиями Михаила Саакашвили, арестовавшего российских офицеров в Грузии по обвинению в шпионаже и даже, более того, окруживший здание штаба Группы российских войск в Закавказье подразделениями местных силовых структур, показал, что Россия не способна парировать чужую агрессию.

Россия вступает в конфликты неохотно, отстаивать свои интересы способна слабо.

Естественно, сам факт, что небольшое государство с населением в пять миллионов человек и уровнем жизни на уровне не очень богатых стран Африки может безнаказанно наносить оскорбления стране с населением в 140 миллионов, ядерным оружием и формальным титулом великой державы является огромным ударом по престижу России. А сверх того и ударом по престижу лично президента Путина. Отныне пропагандистская демагогия российских властей о наличии в России то ли суверенной демократии, то ли энергетической империи может рассматриваться разве что как дурной анекдот.

С точки зрения международного престижа, Россия переведена в ранг «опущенных» держав. Абсолютно не имеет значения, кто прав в конфликте с формально-юридической точки зрения. Были ли российские офицеры действительно шпионами — не имеет отношения к делу. Главное, что в стране, где дислоцируются российские войска, дислоцируются официально, в соответствии с договоренностями с правительством этой страны, на российских военных была развязана настоящая охота. И Кремль их не защитил. Больше того, оттуда последовали фантастические по беспомощности рекомендации российским военнослужащим «по возможности не выходить на улицу» (с подобными рекомендациями выступил министр обороны Иванов).

Честно говоря, не припоминаю, чтобы власти страны пребывания обходились подобным образом с армией какого-нибудь другого государства. Немыслимо вообразить, чтобы Ангела Меркель пачками арестовывала американских офицеров, тем более — окружала силами полиции штаб американской военной группировки в Германии. Военные чужого государства всегда обладают иммунитетом, формальным или неформальным.

Уровень агрессии, проявленный Грузией в отношении российской армии, возможен только в отношении армии страны, понесшей военное поражение. Невозможно представить, чтобы подобное отношение к своим войскам потерпела не только великая, но и любая вменяемая региональная держава. К сожалению, реакция России на агрессию со стороны Грузии поражает неадекватностью. Министр обороны Сергей Иванов обещал поставить вопрос о поведении Грузии перед представителями Северо-атлантического альянса, то есть пожаловаться в НАТО (!!!). Российская же дипломатия на полном серьезе «пожаловалась в ООН» (последняя, разумеется, под давлением США не приняла никакого решения, сделав российскую жалобу не просто анекдотом, но анекдотом бесполезным).

Неадекватностью поражает и риторика российских властей. Из пыльных шкафов была извлечена казалось бы, канувшая в лету риторика времен «перестройки-демократии-гласности». Все помнят характерный говорок канувшего в Лету последнего генсека. «Тут нам подбрасывают», «только не надо разжигать» и другие подобные фразочки вызывали истерику у общественности еще двадцать лет назад. Люди с хрюканьем лезли под стол, давились салатом «оливье». И вот Горбачева нет, но фразочки остались. Основной рефрен заявлений российских военных, дипломатов и журналистов был такой: «Ах, не провоцируйте нас, не провоцируйте нас. Нас провоцируют». Да если б, граждане, кто был уверен, что вас можно спровоцировать, разве стали бы с вами связываться?

«Провоцировать» можно там и тогда, где и когда есть уверенность, что адекватного ответа не будет. Саакашвили это хорошо понимал, как понимали и его генералы. Они знали, что Россия Путина — существо травоядное, вроде коровы, и потому на любые провокации ответит лишь мычанием. Ну, в крайнем случае, откажется пить «Боржоми».

Все эти разговоры о «провокациях», жалобы в НАТО и ООН означают всего лишь одно — неготовность применить силу при защите российских интересов. Неготовность же применить силу, в свою очередь, ведет к тому, что силу начинают применять против нас. Сама страшная угроза, которую осмелились высказать российские власти в адрес Грузии — это приостановка вывода российских войск с территории этой закавказской страны. Дешифруем эту угрозу, ибо она анекдотична. Фактически, сказанное означало — «мы честно драпаем с территории вашей неблагодарной страны. Но вы, злые грузины, несмотря на то, что мы драпаем, смеете нас обижать. Поэтому, в отместку мы будем убегать не быстро, как обещали, а медленно». Разумеется, это была страшная угроза. Впрочем, даже она была мгновенно дезавуирована Путиным, заявившим, что вывод войск будет продолжаться по прежнему графику и поставившим в неудобное положение собственных расхрабрившихся на минутку генералов.

Вернемся к началу нашей статьи. Ранг государства определяется его умением конфликтовать и выигрывать конфликты. Россия продемонстрировала, что она этого делать не умеет. Продемонстрировала в своей вотчине, ибо Грузия на протяжении как минимум последних двухсот лет оставалась территорией исключительных интересов России. Саакашвили удалось нанести Кремлю поражение — малой кровью и, фактически, на его собственной территории. Этот факт означает фактическое лишение России даже статуса региональной державы.

Значительно более серьезными противниками Саакашвили являются непризнанные республики Абхазия и Южная Осетия. Они, в отличие от Москвы, конфликтовать умеют. Поэтому именно они становятся главным фактором грузинской политики. Россия может всего лишь либо поддерживать, либо не поддерживать их. Впрочем, учитывая итоги нынешнего кризиса, если Запад цыкнет на Москву, непризнанные государства лишатся даже той незначительной поддержки, которая у них есть. Уже сегодня на уровне риторики Кремль сдает «непризнанных». В бытность Путина с визитом в Париже его спросили, как он относится к приднестровскому референдуму о независимости. Тот ответил, что даже не в курсе, что президент Приднестровья Смирнов находится с визитом в Москве.

Еще один вариант «она утонула», на этот раз — в отношении непризнанного государства.

Итак, Россия неспособна к внешним конфликтам. Даже если такая небольшая и жалкая страна, как Грузия, подчистую бьет российские интересы (при этом все грузинские чиновники откровенно глумятся над бессильным Кремлем), то нечего даже говорить о том, способна ли Россия всерьез противостоять Украине или Белоруссии. Наглость плюс поддержка Запада равно успех. Эта формула создана Саакашвили, теперь соблазн прибегнуть к ней возникнет у многих.

Бессилие во внешней политике грозит обернуться и бессилием во внутренней. Если мнение Запада значит для нынешнего Кремля столь много, что власть готова стерпеть любое поношение от крохотной Грузии, то теперь каждый мелкий оппозиционный политик «с прямым проводом к Кондолизе Райс» превращается в сверхкрупную фигуру. Иначе говоря, появляется возможность модерирования политического пространства РФ уже не Кремлем, а Западом. Конечно, во внутренних делах власть всегда оказывала Западу большее сопротивление, чем во внешних. Но сама неспособность к конфликту, вопли «нас провоцируют» — дурной знак. Под этими лозунгами был сдан СССР. Будем надеяться, что российское руководство извлечет из кризиса уроки. В противном случае Россия лишится не только статуса региональной державы, но и статуса державы вообще.

 

3.10.06

 

IV

 

Скажу несколько слов о заявленной на прошлой неделе идеологии власти, о новом платье нашего голого короля. Для Бориса Межуева травля грузин и мигрантов есть перехват лозунгов ДПНИ правящим режимом. Борис утверждает, что власть, похитив, как Зевс Европу, этнонационалистические лозунги у этнонационалистов[5], следующим ходом подвергнет последних суровой обструкции, чтобы избавиться от конкурентов на поле популярной в народе идеологии. Я охотно допускаю, что нечто подобное думает по этому и власть. Дескать, «вот как хитро мы обманули всех».

В действительности же смысл действий режима иной. Новая идеология – это не этнонационализм, но порченный, провалившийся внутрь себя интернационализм. Власть не собирается строить в России никакого русского государства даже на уровне лозунгов. Она по-прежнему намерена строить «Интернационал». Но «интернационал», оградивший себя от созданных в последние годы наций СНГ. Ранее официальная идеология утверждала, что России одинаково полезны грузины, азербайджанцы и прочие бывшие народы СССР. Теперь, очевидно, ставка будет сделана исключительно на коренные народы России, среди которых выделяются русские и чеченцы.

Власть поняла опасность, которую таят в себе национальные государства бывшего СССР. Украинцы, грузины, азербайджанцы, даже белорусы, обретшие свою национальную государственность[6], разумеется, будут лояльны сначала своим национальным правительствам, а уже потом бывшему имперскому центру. Будут лояльны даже в том случае, если проживают на территории России. Кремль понял, что в подобных обстоятельствах «мигранты» — опасность, а не опора. Ибо где гарантия, что Грузии и Азербайджаны, медленно, но неуклонно уходящие под контроль США, не используют своё влияние среди многочисленных своих сограждан в России для того, чтобы нанести удар режиму Путина?

Сколько в Москве грузин и азербайджанцев? Несколько миллионов. Они могут обеспечить Майдан похлеще, чем любое ДПНИ. Что любопытно, под абсолютно либеральными и мультикультурными лозунгами.

Как следствие, Кремль пытается отгородиться от национальных государств за пределами России и от зарождающейся русской нации внутри страны. Антииммиграционная риторика позволяет нанести удар именно по тем общинам, которые имеют свои национальные государства за пределами России и которые по определению имеют двойную лояльность – Кремлю и своим национальным столицам, что в условиях тотального ослабления режима накануне предстоящей смены власти, а также усиливающегося недовольства со стороны Запада является дестабилизирующим фактором.

Кремль будет пытаться создать новую, интернационалистическую общность «коренных» жителей России, противопоставленную как «злым, чужим» теперь грузинам, азербайджанцам и прочим жителям СНГ, так и русским националистам. Для интернационалистического Кремля эти последние — такое же злое, чуждое начало, как и Саакашвили. По этой причине ресурс этнонационализма, как и национализма вообще, нельзя считать исчерпанным. Напротив, все только начинается.

 

9.10.06

 

АПН