Журнал «Золотой Лев» № 99-100 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

А. Кошкин

 

Курильский узел

К 50-летию подписания Совместной декларации СССР и Японии[1]

 

'Вечером деньги - утром Курилы'

 

Несмотря на непримиримые позиции сторон по территориальному вопросу, правительство СССР не отказывалось вести переговоры о заключении между двумя странами мирного договора. Позиция Москвы состояла в том, что в советско-японских отношениях отсутствует какая-либо нерешенная территориальная проблема. Поэтому задача-минимум японского правительства заключалась в том, чтобы побудить советское руководство по крайней мере признать существование территориального вопроса и дать согласие на его обсуждение. С целью оказания давления на Советский Союз в Японии был объявлен принцип нераздельности политики и экономики, согласно которому развитие японо-советских экономических отношений ставилось в прямую зависимость от этой главной проблемы.

Приход в марте 1985 года к власти в СССР Михаила Горбачева в Японии (особенно в МИДе) сначала восприняли как событие больше внутреннего, чем международного характера. К тому же считалось, что на международной арене для СССР по-прежнему приоритетными являются отношения с США и Западной Европой.

Налаживанию советско-японских отношений в те годы препятствовало согласие Токио безоговорочно следовать в фарватере военной политики США, что проявилось в поддержке американской программы звездных войн - так называемой стратегической оборонной инициативы (СОИ).

Нельзя не учитывать ту роль, которую объективно сыграла Япония в осуществлении программы экономического изматывания СССР в навязанной ему гонке вооружений. Представление о том, что СССР проиграл в холодной войне Соединенным Штатам, не является верным. В гонке вооружений Советскому Союзу противостояли не только США, но и мощные экономики стран Западной Европы и Японии. Не следует забывать и то, что значительные материальные средства СССР вынужден был использовать также на поддержание баланса сил с КНР, отношения с которой были напряжены. Не приходится говорить, что подобное состояние советско-китайских отношений было выгодно США и Японии и всячески ими стимулировалось.

Для снижения уровня военно-политического противостояния на Дальнем Востоке было решено возобновить прямой политический диалог с Японией. В январе 1986 года новый министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе посетил с официальным визитом Токио. Поначалу горбачевское руководство предпочло придерживаться прежней позиции в отношении претензий японского правительства на южнокурильские острова. Так, принимая японскую парламентскую делегацию, в ответ на выдвижение территориальных претензий к СССР как условие заключения мирного договора, Шеварднадзе заявил:

 

'Что касается так называемого территориального вопроса, то советская сторона считает этот вопрос решенным на соответствующей исторической и международно-правовой базе. У Советского Союза территория большая, но лишней земли у нас нет'.

 

Это было повторение известного высказывания Андрея Громыко.

В Японии подобные заявления вызывали разочарования и раздражение. Однако надежды на 'новое мышление' Горбачева сохранялись. Как писал один из японских советологов профессор Хироси Кимура,

 

'советская сторона, отнюдь не думая уступать Японии северные территории, все же стала считать невозможным для себя препятствовать намерению Японии вести речь об этих территориях'.

 

Будучи еще не готовым решать территориальную проблему, новое руководство СССР предпринимало шаги для улучшения отношений в других областях. Было возобновлено посещение японцами мест захоронения на советской территории японских военнопленных, подписаны договор о налогообложении, соглашение о торговле и платежах, соглашение о культурном сотрудничестве, возобновлена деятельность комиссии по научно-техническому сотрудничеству и др.

Для того чтобы наполнить эти соглашения конкретным содержанием, советская сторона предложила ряд проектов: участие в освоении лесных ресурсов вдоль трассы БАМа, разработку месторождений асбеста и др. Состоялся обмен мнениями о реконструкции предприятий, построенных с участием японских фирм, о заключении четвертого генерального соглашения по лесу. В результате несколько увеличился советско-японский товарооборот. Однако объем торгово-экономического сотрудничества все же нельзя было признать удовлетворительным - в 1986 году он составлял лишь чуть больше 3 миллиардов рублей, что, конечно же, не соответствовало потенциалам таких держав, как СССР и Япония. В Кремле искали возможность изменить ситуацию к лучшему, побудить японское правительство отойти от принципа нераздельности политики и экономики.

Советское руководство стало активно призывать японскую сторону привлечь экономическую дипломатию для вывода советско-японских отношений из состояния застоя. Об этом говорилось в речи Горбачева во Владивостоке в июле 1986 года. Стремясь придать двусторонним отношениям новый импульс, генсек призвал к 'повороту к лучшему', заявив:

 

'Об отношениях с Японией. Здесь также намечаются признаки поворота к лучшему. Было бы хорошо, если бы этот поворот произошел. Объективное положение наших двух стран в мире таково, что требует углубленного сотрудничества на здоровой реалистической основе, в атмосфере спокойствия, необремененной проблемами прошлого. Начало в этом году положено. Состоялся обмен визитами министров иностранных дел. На повестке дня - обмен визитами на высшем уровне'.

 

В Японии уловили примирительные нотки этого 'послания'. Вскоре здесь родилась идея попытаться воспользоваться заинтересованностью Горбачева и его соратников по 'новому мышлению' в получении японской экономической помощи. По мере пробуксовывания перестройки японские советологи стали писать о том, что без финансовой помощи из-за рубежа Горбачеву не удастся оздоровить ситуацию в СССР и он будет вынужден ради получения такой помощи все дальше идти на уступки Западу. Для японцев в качестве главной уступки понималось 'возвращение' Курил. Так, в одной из посвященных политике Горбачева японских книг прямо указывалось:

 

'Для того чтобы поправить экономическое положение, советскому правительству требуется от нескольких миллиардов до десятков миллиардов долларов: Япония, которая вот уже 42 года требует возвращения северных территорий, должна учитывать эту ситуацию. Сколько бы московское правительство ни отвергало японские требования, по мере изменения внутреннего положения в стране оно может изменить свое отношение к проблеме северных территорий'.

 

Однако в Японии не спешили расширять торгово-экономические отношения с СССР, ожидая, когда Горбачев созреет до решения пойти на уступки в территориальном вопросе. Для обоснования такой позиции в апреле 1987 года с участием американцев официальным Токио было инициировано так называемое дело Тосиба вокруг поставок в СССР некоторых видов станочного оборудования, которое было отнесено к подпадающим под запрет КОКОМ. Японские власти развернули кампанию шпиономании, пошли на высылку из Японии советских дипломатов. Правительство СССР, естественно, ответило тем же, что привело к очередному охлаждению двусторонних отношений.

Следует отметить, что в первые годы пребывания у власти Горбачев еще не был готов согласиться на беспринципный торг по поводу Курильских островов. Более того, его раздражала та напористость, с которой зачастившие в Москву японские политики требовали от СССР территориальных уступок как проявления 'нового мышления' на японском направлении. Однажды он даже в сердцах бросил одному из японских гостей:

 

'А почему, собственно, Япония предъявляет ультиматум Советскому Союзу - ведь мы ей войну не проигрывали?'

 

Однако в 1989 - 1990 годах, когда перестройка зашла в тупик и экономическое положение СССР резко ухудшилось, в горбачевском окружении все больше стали соблазняться идеей получения за Курилы 'хорошей цены'. К этому толкали и новые партнеры по 'большой семерке'. Так, в 1988 году во время визита в Москву президент США Рональд Рейган настойчиво 'советовал' Горбачеву пойти навстречу Японии в территориальном споре. Делал это Рейган не бескорыстно - ему было важно привлечь японские капиталы для финансирования слабеющей на глазах власти Горбачева, для спасения его 'реформаторского' курса. Эту позицию всемерно поддерживал Шеварднадзе, который впоследствии на встрече в октябре 1997 года в Тбилиси с бывшим японским министром иностранных дел Таро Накаямой признал, что лично он 'хотел передать острова Японии', но не решился по причине несогласия с этим других советских руководителей.

Подвергаясь обработке из-за рубежа и со стороны своих ближайших сподвижников, Горбачев стал склоняться к уступке Японии южнокурильских островов. В 1990 году, видимо не без согласования с Горбачевым, его помощник по международным вопросам прямо заявил японскому послу в СССР Сумио Эдамуре, что 'в душе Горбачев не исключает возможность передачи островов', но 'нужно создать атмосферу для решения вопроса'. Это был намек на то, что Москва заинтересована в экономической компенсации за острова. В Японии такую компенсацию Горбачеву назвали 'камфорной припаркой, реанимирующей теряющую динамизм перестройку'.

В Токио не преминули воспользоваться ситуацией. Японские политики стали спешно разрабатывать план обмена Курил на финансовую помощь, то есть фактически план выкупа островов. Ориентировочная сумма такого выкупа была определена в 26-28 миллиардов долларов. Согласно японским источникам это предложение было сделано Горбачеву через его ближайших соратников и рассматривалось в ЦК КПСС.

Однако план фактической продажи Курильских островов был разрушен депутатом и предпринимателем Артемом Тарасовым, который, руководствуясь не до конца выясненными мотивами, публично обвинил Горбачева в намерении сдать Японии Южные Курилы в обмен на экономическую поддержку в 200 миллиардов долларов. В обстановке разразившегося скандала Горбачев не осмелился рассматривать соответствующее японское предложение, сделанное в конце марта 1991 года во время беседы в Кремле генеральным секретарем правящей Либерально-демократической партии Японии Итиро Одзавой.

Хотя официальный Токио поспешил отмежеваться от предпринятого Одзавой зондажа, а Горбачев, назвав заявление Тарасова 'ложью', пригрозил подать на него в суд, в действительности идея 'выкупа' Курильских островов рассматривалась всерьез, во всяком случае в Японии. Достаточно напомнить публичное высказывание одного из лидеров ЛДП Син Канэмару в 1990 году о том, что 'Япония в конце концов могла бы и купить острова у Советского Союза'.

В сложившейся неблагоприятной обстановке Горбачев не смог вести торг вокруг Курил и признал существование территориального вопроса, выразив готовность обсуждать его на официальных переговорах. Президент СССР пошел на включение в текст подписанного по итогам его визита в Японию в апреле 1991 года Совместного заявления выгодной для Японии формулировки о том, что стороны

 

'провели обстоятельные и углубленные переговоры по всему комплексу вопросов, касающихся разработки и заключения мирного договора между Японией и СССР, включая проблему территориального размежевания, учитывая позиции обеих сторон о принадлежности островов Хабомаи и Шикотан, Кунашир и Итуруп'.

 

В Японии согласие Горбачева на такую запись расценили как определенный успех. К позитиву было отнесено признание Советским Союзом существования территориальной проблемы, а указание в документе поименно всех четырех островов позволяло японской стороне рассчитывать на продолжение переговорного процесса. Как немаловажные дипломатические достижения были восприняты и обещания советского лидера установить безвизовый режим посещения четырех южнокурильских островов японскими гражданами, а также сократить в ближайшее время численность военного контингента, размещенного на этих островах.

Как отмечалось выше, Горбачев 'в душе' был готов на уступки Японии в территориальном споре. Однако ослабление его политических позиций внутри страны, а также активизация противников линии на ущербные для СССР компромиссы со странами Запада вынуждали его делать хорошую мину при плохой игре. Это проявилось в выступлении Горбачева на сессии Верховного Совета 26 апреля 1991 года, в котором он попытался предстать защитником интересов страны на Дальнем Востоке. По поводу итогов визита в Японию, в частности, было сказано:

 

'Премьер Кайфу настаивал на том, чтобы декларация 1956 года была названа в заявлении. Мы на это не пошли. И вот почему: в ней говорится не только об окончании состояния войны и восстановлении дипломатических отношений, но и о передаче Японии двух островов после заключения мирного договора. Мы считаем, что следует опираться только на ту часть документа, которая стала исторической реальностью, имела международно-правовые и физические последствия. А то, что не состоялось, что последующая история как бы стерла, невозможно спустя 30 лет просто так реанимировать. Шанс тогда был упущен. С тех пор возникли новые реальности. Из них и надо исходить'.

 

В действительности же произошло серьезное отступление от прежней позиции СССР в отношении территориальных претензий Японии. И это явилось результатом осознанного решения Горбачева. Впоследствии, лишившись власти, он сетовал:

 

'Если бы я остался на своем посту, вопрос о северных территориях, вероятно, уже давно был бы разрешен'.

 

Сетуют по этому поводу и в Японии. Профессор Кимура пишет:

 

'Он (Горбачев. - А.К.) должен был заявить: 'Я собираюсь возвратить четыре северных острова Японии и получить взамен долгосрочный кредит под низкие проценты:' Однако четыре дня, проведенные Михаилом Горбачевым в Японии в апреле 1991 года, со всей ясностью показали, что характер его лидерства уже изменился, превратившись из 'новаторского' в 'представительское'. Они показали также, что Горбачев опустился до уровня политика, который думает только о том, как удержаться у власти:'

 

 

Загогулины 'царя Бориса'

 

Одной из причин, по которым Горбачев не смог совершить сделку 'Курилы за кредиты', была позиция Бориса Ельцина. Последний стремился перехватить инициативу в переговорах с японским правительством, не допустить, чтобы разрешение территориального спора было связано с именем Горбачева. Речь шла, конечно, не об отстаивании прав России на Курилы, а о том, чтобы японская финансовая помощь была получена не союзным, а российским руководством.

Другими словами, замыслы Ельцина и его команды в отношении Курил практически не отличались от замыслов Горбачева и его сторонников. И те и другие намеревались превратить Курильские острова в предмет торга с Японией.

Различие состояло лишь в том, что Горбачев стремился получить японскую помощь как можно скорее для спасения перестройки, а Ельцин уговаривал японцев, оказывая финансовую поддержку России, подождать с получением островов. Именно на это был направлен так называемый пятиэтапный план Ельцина, согласно которому территориальный спор должен был найти свое разрешение в пользу Японии по прошествии 15 - 20 лет.

Смысл 'личного плана' Ельцина сводился к следующему. На первом этапе предлагалось отойти от занятой СССР позиции и признать, что территориальная проблема между двумя странами существует. Это должно было способствовать формированию в СССР соответствующего общественного мнения. Затем - через 3 - 5 лет (второй этап) предполагалось объявить острова свободными для японского предпринимательства. Третий этап - демилитаризация островов в течение 5 - 7 лет. На четвертом этапе стороны должны подписать мирный договор. Что же касается судьбы южнокурильских островов, то для ее определения выделялся пятый этап. При этом предлагались три варианта разрешения территориального спора: острова будут находиться под общим протекторатом двух стран; острова получат статус свободных территорий; острова будут переданы Японии. 16 января 1990 года во время пресс-конференции в Токио Ельцин заявил:

 

'В рамках третьего этапа я считал бы возможным подписание мирного договора Японии с Российской Федерацией. Такова моя позиция. И ее я буду излагать и в нашей стране точно так же, как излагаю ее здесь'.

 

После распада Советского Союза[2] российское правительство стало склоняться к тому, чтобы в расчете на японскую помощь достичь соглашения с Токио о Курилах как можно скорее. К этому его активно подталкивали сотрудники японского посольства в Москве сразу после фиаско ГКЧП. Они настойчиво предлагали руководителям вновь образованного МИДа Российской Федерации незамедлительно 'разрубить гордиев узел территориальной проблемы путем коротенького заявления Ельцина' о согласии с японскими требованиями. Как писала газета 'Известия', российскому президенту предлагалось заявить, что-де в

 

'советско-японских отношениях было много наносного, что уходящий режим многое натворил, но что демократическая Россия, отрекаясь от прошлого, готова открыть совершенно новую страницу'.

 

Новые творцы внешней политики России были готовы к подобным действиям. В недрах российского МИДа была принята формула 'два плюс альфа'. Согласно этой формуле Японии безотлагательно передавались острова Малой Курильской гряды - Хабомаи и Шикотан, а по поводу самых крупных островов Курильского архипелага - Кунашира и Итурупа - должны были начаться переговоры. Эту формулу российский МИД предполагал осуществить в ходе намеченного на сентябрь 1992 года официального визита президента РФ в Японию. Однако развернувшееся в России широкое движение протеста против ничем не обоснованных территориальных уступок Японии заставило Ельцина скоропалительно, за три дня до отъезда, отменить этот визит.

Осложнение экономической и политической ситуации в стране заставляло Ельцина учитывать настроения народа. В июле 1993 года он вынужден был объяснять японским журналистам:

 

'Российскому народу сейчас трудно. Добавить ему еще территориальную проблему - он не выдержит и взорвется. Из Японии я уеду под аплодисменты, а в Россию меня не пустят'.

 

Поэтому состоявшийся после трагических событий осени 1993 года визит Ельцина в Японию уже не мог привести к каким-либо незамедлительным радикальным решениям территориального спора. Тем не менее в подписанной в Токио российско-японской декларации фиксировалось:

 

'Президент Российской Федерации и премьер-министр Японии, придерживаясь общего понимания о необходимости преодоления в двусторонних отношениях тяжелого наследия прошлого, провели серьезные переговоры по вопросу о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи. Стороны соглашаются в том, что следует продолжать переговоры с целью скорейшего заключения мирного договора путем решения указанного вопроса исходя из исторических и юридических фактов и на основе выработанных по договоренности между двумя странами документов, а также принципов законности и справедливости и таким образом полностью нормализовать двусторонние отношения'.

 

В японском МИДе 'Токийскую декларацию' расценили как 'шаг вперед в решении территориального вопроса'. Однако хотя ее формулировки были на руку японской дипломатии, в действительности они не выходили за рамки деклараций. Существенное значение имело и то, что российская сторона вопреки настояниям японцев уклонилась от включения в текст документа подтверждения действенности пункта Советско-японской совместной декларации 1956 года, в которой говорилось о возможности передачи Японии островов Хабомаи и Шикотан после подписания мирного договора. По существу, в 'Токийской декларации' содержалось лишь признание российским правительством факта существования территориальной проблемы и заявлялось о намерении сторон искать пути для ее решения.

Хотя в Японии придали тогда и придают до сих пор особое значение этому документу, усматривая в нем чуть ли не согласие Москвы вести дело к 'возвращению' всех южнокурильских островов, легитимность подписанного Ельциным документа подвергается сомнению. Ведь само согласие вести официальные переговоры о принадлежности входящих в состав Российской Федерации территорий противоречит Конституции страны. К тому же визит состоялся в период, когда в России отсутствовали органы представительной власти. Наконец, 'Токийская декларация' не только не была одобрена, но даже не обсуждалась сформированной в декабре 1993 года Государственной Думой. Все это не дает оснований рассматривать подписанный Ельциным в Токио документ как полноценное межгосударственное соглашение. Не случайно впоследствии российская сторона старалась не включать эту декларацию в перечень основополагающих документов, а лишь вынужденно под японским давлением довольно глухо признавала ее действенность. О содержании декларации весьма скупо информировали российские СМИ, она была критически воспринята не только оппозицией, но и представителями властных структур, в том числе военными.

В те годы позиция российского руководства на японском направлении отличалась двойственностью и непоследовательностью. При явном стремлении 'либеральной' верхушки российского МИДа удовлетворить японские требования более здравомыслящие политики считали, что этого делать не следует. Так, например, премьер-министр Виктор Черномырдин заявлял:

 

'Курильские острова Россия никому не собирается отдавать. Чужого нам не надо, но свое останется при нас'.

 

О том, что в Москве совершенно не рассматривают 'Токийскую декларацию' как некую прелюдию сдачи Курил, Черномырдин недвусмысленно заявил в ноябре 1994 года в интервью японской газете 'Ёмиури'. Он тогда прямо сказал, что не собирается превращать наши острова в предмет разговора и у него нет намерений возвращать территории Японии.

В очередной раз обманчивые надежды были порождены так называемыми встречами без галстуков Ельцина и премьер-министра Японии Рютаро Хасимото. Во время такой неформальной встречи в ноябре 1997 года под Красноярском Ельцин в форме экспромта неожиданно даже для своего ближайшего окружения, видимо, под впечатлением момента, заявил вдруг 'другу Рю' о намерении подписать мирный договор с Японией не позднее 2000 года. Это было воспринято как решение уступить японским требованиям о 'возвращении' всех южнокурильских островов, ибо только на таких условиях японцы соглашаются подписывать договор. Однако вскоре в Токио поняли, что данное в неофициальной обстановке обещание российского президента нельзя рассматривать всерьез. Японская газета 'Майнити' писала не без сарказма: 'Похоже, в России только один Ельцин верит, что территориальную проблему можно будет решить до 2000 года'.

Не увенчалась успехом и попытка Ельцина предложить японской стороне без разрешения территориального вопроса подписать 'Договор о мире, дружбе и сотрудничестве'. Это предложение сразу же было отвергнуто. В конце концов под сильным давлением российской общественности, требующей неукоснительного соблюдения положений Конституции РФ о целостности и неприкосновенности территории государства, Ельцин и его окружение вынуждены были оставить попытки форсированного заключения мирного договора с Японией.

Чтобы приглушить протесты по поводу переговоров о судьбе Курил и успокоить общественность, тогдашний министр иностранных дел России Игорь Иванов более внятно, чем это делалось прежде, озвучил официальную позицию России. В частности, было заявлено:

 

'Абсолютно ясно, в каких рамках следует вести поиск возможного решения. Оно должно быть взаимоприемлемым, не наносить ущерба суверенитету и территориальной целостности Российской Федерации, отвечать нашим национальным интересам, базироваться на существующих реалиях, получить широкую поддержку общественности, быть одобренным в соответствии с установленным конституционным порядком высшими законодательными органами обеих стран:

Для нас неприемлемы любые варианты, которые означали бы отказ России от суверенитета над Южными Курилами: В целом хотел бы подчеркнуть: у жителей Южных Курил нет оснований для беспокойства по поводу якобы неопределенности их судьбы в связи с ведущимися нами переговорами с Японией. Земля, на которой они живут, есть и останется неотъемлемой частью России'.

 

Заявление министра свидетельствовало в том числе и о том, что проблема подписания мирного договора с Японией на условиях уступки российских земель превратилась в объект острой внутриполитической борьбы в России.

По этой причине российский президент и его окружение не осмелились выступить против воли большинства народа, предпочли избежать вовлечения в неприглядную сделку вокруг российских дальневосточных земель.

 

Иркутское обещание

 

Выдвижение сначала на пост премьер-министра, а затем избрание президентом РФ ранее малоизвестного Владимира Путина поначалу всерьез озадачило японцев. Особенно обеспокоила их биография нового российского лидера, а именно его прежняя принадлежность к советским спецслужбам. По предыдущему опыту они усвоили, что так называемые силовики, к которым в Японии относят не только военных, офицеров ФСБ, но и сотрудников внешней разведки, менее коррумпированы и в большинстве своем занимают достаточно твердые позиции в отстаивании интересов собственной страны. Наиболее хорошо осведомленные о внутренней ситуации в России японские журналисты и политологи не без основания высказывали предположение о том, что при Путине роль выходцев из силовых структур в управлении государством заметно возрастет, а это, в свою очередь, может негативно сказаться на ходе переговоров о судьбе Курильских островов. Правда, были и такие, которые высказывали надежду на то, что, будучи ставленником Ельцина, новый президент окажется вынужденным продолжать прежнюю внешнюю политику.

В отличие от много чего наобещавшего японцам своего предшественника Путин во время первых контактов с японскими лидерами действовал весьма осмотрительно. Чувствовалось, что он старался до поры до времени избегать прямого обсуждения вопроса об условиях подписания мирного договора. Фактически этот вопрос был обойден и при встрече Путина с японским премьер-министром Ёсиро Мори в апреле 2000 года в Санкт-Петербурге, и во время саммита глав 'большой восьмерки' на Окинаве в июле того же года. Однако бесконечно долго отмалчиваться было невозможно.

Небезынтересно, что впервые новый президент высказался по поводу территориальных претензий Японии, отвечая на вопрос не японцев, а своих сограждан. Накануне первого официального визита в Японию в сентябре 2000 года он посетил Сахалин, где заверил жителей области в том, что 'возвращать острова не собирается'. Хотя это высказывание обескуражило японцев, но ненадолго. Со времен Ельцина токийские политики научились различать заявления российских высокопоставленных лиц, сделанные 'для внутреннего пользования', и подлинные цели и намерения Москвы, проявляемые в ходе переговоров за закрытыми дверями.

Хотя высокий российский гость склонял японскую сторону к обсуждению в первую очередь вопросов развития торгово-экономических отношений, обойти вопрос о границе не получилось. Так как никаких принципиально новых подходов к разрешению территориального спора ни у Токио, ни у Москвы не было, решили ограничиться повторением прежних, 'ельцинских' формулировок. В российско-японское совместное заявление по итогам визита был включен пункт, который гласил:

 

'Стороны согласились продолжать переговоры с тем, чтобы, опираясь на все достигнутые до сих пор договоренности: выработать мирный договор путем решения вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи'.

 

Тем самым, как и при Ельцине, эти входящие по Конституции РФ в состав России земли, по сути дела, признавались спорными.

Соглашаясь на такую запись, Путин в то же время отверг идею японского правительства о так называемой демаркации японо-российской границы, в соответствии с которой граница между обеими странами переносилась бы севернее и проходила бы между островами Итуруп и Уруп, что означало бы переход всех Южных Курил Японии. Вместо этого президент в беседе с японским премьером довольно прозрачно намекнул на возможность иного подхода, упомянув, что российская сторона руководствуется не только подписанными Ельциным совместными заявлениями 1993 и 1998 годов, но и Совместной декларацией СССР и Японии 1956 года.

Намек был понят - японские газеты подчеркивали, что Путин впервые признал действенность Совместной декларации, а значит, предстоит продолжение переговоров по территориальному вопросу. То, что Путина поняли правильно, фактически подтвердили представители российского МИДа, которые в своих разъяснениях японским журналистам обозначали 'фигуру умолчания', предпочитая не подтверждать, но и не отрицать подобное толкование замечания президента. Сам же Путин на пресс-конференции в Токио ограничился лишь констатацией сложности ситуации.

 

'Что нужно сделать для окончательного решения проблемы, которая существует между Россией и Японией? - задал он вопрос и сам ответил на него: - Если бы мы это знали на сто процентов, то, наверное, сейчас отвечали бы на другие вопросы'.

 

Уловив настроение Путина искать пути окончательного разрешения проблемы, японские политики вознамерились помочь в таком поиске. Наибольшую активность в этом направлении проявил занимавший на протяжении последних лет ряд важных постов в правящей партии и правительстве Мунэо Судзуки. Являясь депутатом парламента от расположенного на севере Хоккайдо избирательного округа, этот политик задался целью внести личный вклад в разрешение территориального спора с Россией. Для этого он установил тесные связи с отвечавшими за японо-российские отношения чиновниками японского МИДа, а через них - с российскими дипломатами и политиками. Довольно скоро Судзуки удалось 'приватизировать' территориальную проблему, добившись полного контроля за ходом ее обсуждения внешнеполитическими ведомствами обеих стран.

План Судзуки и его единомышленников состоял в том, чтобы втянуть российское руководство в обсуждение конкретных вопросов о 'возвращении' для начала островов Хабомаи и Шикотан. Во время бесед с российскими политиками и дипломатами в Токио и Москве основное внимание Судзуки уделял именно островам Малой Курильской гряды, намекая на якобы существовавшую возможность при определенных условиях ограничиться передачей лишь этих территорий. В то же время своим японским коллегам он обещал побуждать российскую сторону не отказываться и от поиска решения вопроса о Кунашире и Итурупе. Однако многое говорит за то, что сам Судзуки был согласен на получение лишь Хабомаи и Шикотана, ибо в таком случае эти острова, а главное, богатые морепродуктами омывающие их воды, скорее всего, административно вошли бы в территорию его избирательного округа со всеми вытекающими материальными выгодами. О том, что этот политик при решении государственных вопросов не забывал и про свой карман, свидетельствовал разразившийся впоследствии громкий коррупционный скандал, итогом которого стал арест Судзуки и близких ему лиц из числа высокопоставленных дипломатов. Однако это было потом.

В период же 2000 - 2001 годов замыслы и действия Судзуки оказывали немалое влияние на тогдашнего премьер-министра Мори, который, как и все его предшественники на этом посту, очень желал оставить свое имя в истории, добившись 'возвращения исконно японских территорий'. Это проявилось в его нескрываемой заинтересованности расширить контакты с президентом Путиным, с тем чтобы убедить последнего в большой выгоде для России разрешения территориального спора и подписания между двумя государствами мирного договора. В связи с тем, что популярность Мори в стране падала, премьер-министр рассчитывал поправить свои дела, организовав как можно скорее очередную встречу с Путиным для внесения 'новых' предложений по территориальному вопросу.

Сначала японо-российский саммит в Иркутске был назначен на конец февраля 2001 года, но затем перенесен российской стороной на 25 марта. По всей вероятности, Москве нужно было время для проверки достоверности информации о готовности Токио к компромиссу, которую поставлял 'друг России' Судзуки. Судя по последовавшим событиям, в Кремле было принято решение с большей определенностью дать японцам понять, что территориальную проблему можно было бы разрешить, вернувшись к условиям 1956 года.

Похоже, в Иркутске в конфиденциальном порядке Путин согласился обсуждать вариант передачи Японии Малой Курильской гряды. Если верить тогдашнему премьер-министру Мори, Путин заявил, что в случае переизбрания президентом на второй срок готов вести переговоры о передаче Японии Шикотана и Хабомаи. По утверждению бывшего японского премьера, дословно было сказано следующее:

 

'Передачу Японии Хабомаи и Шикотана сейчас трудно реализовать. А вот если меня переизберут на второй срок, то я приложу все силы для возвращения Японии этих островов'.

 

Впоследствии МИД РФ отказался подтвердить это высказывание.

Услышав подобное из уст президента, Мори принялся 'ковать железо, пока горячо'. Он всячески убеждал собеседника согласиться на 'возвращение' всех южнокурильских островов, заявляя о готовности Японии получить желаемое не одновременно, а как бы в рассрочку - сначала Хабомаи и Шикотан, а затем, по прошествии некоторого времени, - Кунашир и Итуруп. При этом японская позиция подавалась как якобы проявление нового, более гибкого подхода к решению территориальной проблемы.

Естественно, Путин не мог согласиться с таким расширительным толкованием своего согласия на продолжение переговоров о двух островах, о чем и было прямо сказано японскому премьеру. Более того, он счел необходимым указать на существующие разночтения записанного в Совместной декларации, заявив, что статья 9-я 'нуждается в дополнительной работе экспертов для выработки единообразного понимания' ее положений. Суть же разночтений заключалась в том, что японская сторона почему-то считала, что эта статья якобы предполагает передачу Японии островов Хабомаи и Шикотан вне зависимости от подписания мирного договора. Договор же, по японской версии, может быть заключен лишь после разрешения в пользу Японии вопроса о принадлежности островов Кунашир и Итуруп. Между тем в данной статье Совместной декларации со всей определенностью записано:

 

'При этом Союз Советских Социалистических Республик, идя навстречу пожеланиям Японии и учитывая интересы японского государства, соглашается на передачу Японии островов Хабомаи и острова Шикотан с тем, однако, что фактическая передача этих островов Японии будет произведена после заключения мирного договора между Союзом Советских Социалистических Республик и Японией'.

 

Можно сказать, что инспирированная Судзуки и его российскими партнерами комбинация с реанимацией условий 1956 года обернулась для российской стороны фиаско. Одна из ведущих газет Японии 'Асахи симбун' отмечала после иркутской встречи:

 

'Россия все еще утверждает, будто бы согласно Декларации территориальные переговоры завершаются с возвращением Японии лишь двух островов. Но если это так и Россия не готова идти дальше возврата Японии двух островов, то это чревато не чем иным, как провалом переговоров. В то же время, если предположить, что Япония, требующая четыре острова, согласилась бы сейчас на получение лишь двух островов, то это все равно приведет в дальнейшем к переговорам о возврате ей двух других оставшихся островов. А поэтому на нынешней встрече руководителей двух стран подобные расхождения в их позициях остались абсолютно непреодоленными'.

 

Ответ из Токио: 'Все или ничего'

 

Конец неприглядной закулисной деятельности вокруг Курил положил пришедший к власти в апреле 2001 года новый премьер-министр Японии Дзюнъитиро Коидзуми. Уже в своем первом выступлении в японском парламенте он особо подчеркнул, что будет неуклонно добиваться возвращения Японии всех четырех южнокурильских островов. Это означало, что сделанное российской стороной предложение о возможности передачи двух островов было отвергнуто. Критике был подвергнут и план ведения переговоров по двум колеям, то есть отдельно о передаче Японии островов Хабомаи и Шикотан и о принадлежности Кунашира и Итурупа.

Тем не менее тесные контакты российских дипломатов с Судзуки и его помощниками продолжались до тех пор, пока в Японии вокруг этого дела не разразился небывалый по масштабам коррупционный скандал, в который оказались вовлеченными предприниматели и чиновники японского МИДа. После этого российское руководство охладело к закулисным контактам с японскими политиками. Более того, было принято решение продемонстрировать твердую позицию в отношении японских притязаний на дальневосточные земли России. С молчаливого согласия, а может быть, и по инициативе Кремля 18 марта 2002 года в Государственной Думе были проведены открытые слушания 'Южные Курилы: проблемы экономики, политики и безопасности'. По итогам слушаний были приняты 'Рекомендации', направленные президенту, правительству и органам государственной власти Российской Федерации. В них, в частности, указывалось:

 

'Исходя из юридического, исторического и морального обоснования принадлежности Южных Курильских островов, а также принимая во внимание их исключительную важность с геополитической, военно-стратегической, морально-политической и экономической точек зрения, участники парламентских слушаний заявляют о том, что так называемый территориальный вопрос нашел свое законное и справедливое решение по итогам Второй мировой войны, закрепленное соответствующими международными соглашениями, и в повестке дня российско-японских отношений стоять не должен'.

 

Участники слушаний выразили убеждение в том, что 'мирный договор с Японией ценой территориальных уступок России неприемлем'. Было предложено, чтобы глава государства ориентировал МИД России на отказ от бесплодных переговоров и на заключение с Японией всеобъемлющего Договора о добрососедстве и сотрудничестве.

Однако какой-либо публичной реакции президента на это обращение не последовало. Более того, высокопоставленный представитель российского МИДа заверил японцев, что Москва 'будет продолжать переговоры с Токио по поводу четырех островов'. Это позволило министру иностранных дел Японии Ёрико Кавагути высказать мнение о том, что 'позиция российского правительства отличается от позиции Думы' и следует 'доверять заявлениям правительства России о его готовности обсуждать все вопросы, связанные с переговорами о мирном договоре двух стран'.

В августе 2002 года, находясь на Дальнем Востоке для встречи с руководителем КНДР Ким Чен Иром, российский президент был вынужден дать прямой ответ на поставленный журналистами вопрос о территориальных претензиях Японии. Тогда Путин ограничился высказыванием о том, что 'Япония считает Южные Курилы своей территорией, в то время как мы считаем их нашей территорией'. Сообщения же средств массовой информации о намерении Москвы 'возвратить' эти территории были названы 'только слухами'.

Тем временем дипломатические ведомства двух стран стали готовить визит в Москву премьер-министра Японии Коидзуми. Озабоченный отношениями с КНДР японский лидер возлагал определенные надежды на посредничество России в разрешении японо-северокорейских проблем. Это побудило его несколько ослабить риторику по территориальному спору. Готовясь к поездке, он позволил себе весьма примечательное высказывание о том, что у Японии и России 'гораздо больше сфер сотрудничества, чем конфронтации'. Затем Коидзуми довольно определенно дал понять, что нерешенность территориальной проблемы не должна быть причиной отказа от сотрудничества с Россией. Такая позиция в известной степени нашла отражение в ходе состоявшихся 10 января 2003 года переговоров руководителей двух стран в Кремле.

Как и ожидалось, никаких прорывов по территориальному вопросу не состоялось. В совместное заявление по итогам визита было внесено положение о

 

'решимости посредством энергичных переговоров по возможности скорее заключить мирный договор путем решения вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи'.

 

Хотя южнокурильские острова вновь фигурировали как объект спора, данная запись не выходила за рамки некоего 'соглашения о намерениях'. И уж, конечно, из нее не следовало, что в результате 'энергичных переговоров' все указанные территории должны перейти к Японии.

В условиях осложнения ситуации на Корейском полуострове и войны на Ближнем Востоке в японских политических и деловых кругах появились настроения в пользу расширения сотрудничества с Россией. Это не на шутку обеспокоило тех японских политиков, для которых главным в отношениях с Россией является дожимание вопроса о Курилах. 25 марта 2003 года была учреждена так называемая Парламентская ассоциация за возвращение северных территорий, целью которой объявлено 'скорейшее возвращение Россией Японии островов Итуруп, Кунашир, Хабомаи и Шикотан'.

Новая провокационная затея части японских парламентариев заставила российское внешнеполитическое ведомство в отличие от прошлых лет занять принципиальную позицию. Российская сторона, заявили тогда в МИДе РФ,

 

'считает этот шаг группы японских законодателей недружественным, контрпродуктивным и идущим вразрез с позитивными тенденциями, доминирующими в настоящее время в российско-японских отношениях'.

 

В период начавшейся в России подготовки к думско-президентскому избирательному циклу Япония воздерживалась от излишнего нагнетания страстей вокруг Курил, понимая, что это может спровоцировать российских политиков на ужесточение позиции. Официальный Токио решил дождаться переизбрания Путина на второй срок, рассчитывая, что после этого он сможет пойти на смелые волевые решения по окончательному разрешению проблемы. Недавно скончавшийся известный российский японовед Игорь Латышев в своей книге 'Путин и Япония. Будут ли уступки?' так описал тогдашнюю ситуацию:

 

'Хотя сам Путин нигде, ни разу в своих официальных заявлениях не подтвердил эту версию (о готовности вести переговоры о передаче Японии островов Хабомаи и Шикотан. - А.К.), тем не менее японские политологи были склонны видеть в его молчании некий скрытый знак согласия, а в самом Путине были склонны видеть тайного друга, лишь ждущего момента, когда его политический вес станет достаточно велик, чтобы пойти наперекор отношению российской общественности к японским притязаниям на Курилы. Именно в лице Путина видели японские аналитики такого политика, который способен был решить территориальный спор на приемлемых для Японии условиях, а именно путем передачи японцам требуемой ими части Курильского архипелага'.

 

Справедливости ради следует заметить, что не все японские специалисты по России были столь оптимистичны. Наиболее искушенные аналитики предупреждали, что максимум, чего можно ожидать от Путина, - это согласия вернуться к условиям 1956 года. Так, например, упоминавшийся выше профессор Кимура, оценивая сделанное Путиным в беседе с премьер-министром Коидзуми в дни празднования 300-летия Санкт-Петербурга замечание о том, что он 'не собирается топить территориальный вопрос в болоте', открыто подверг сомнению искренность российского президента, употребив слова 'риппу сабису', что даже в облегченном варианте можно перевести как 'мягко стелет, да жестко спать'.

Отнюдь не воодушевили Токио и слова нового министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова о том, что российская сторона в вопросе о территориях руководствуется положениями российской Конституции, которые необходимо строго соблюдать.

В ответ в очередную годовщину подписания акта о капитуляции Японии - 2 сентября 2004 года - был организован широко освещавшийся японскими СМИ демонстративный 'инспекционный осмотр' премьер-министром Коидзуми 'японских северных территорий'. Причем в отличие от предшественников 'инспектирование' впервые было осуществлено не с вертолета, а с борта приблизившегося к российским территориальным водам японского сторожевика. На состоявшейся после вояжа в сторону российских земель встрече японского лидера с представителями местного населения он объяснил, что данную акцию предпринял 'для того, чтобы японский народ глубже осознал: северные территории - это не проблема жителей Хоккайдо, это проблема всей страны'. Вместе с тем было подчеркнуто, что 'заключения мирного договора с Россией не будет без решения проблемы северных территорий'.

И все же Путин выполнил данное Мори обещание. В октябре 2004 года было обнародовано российско-китайское соглашение, по которому Россия уступала КНР остров Большой на реке Аргунь, остров Тарабарова на реке Амур и часть Большого Уссурийского острова. Площадь переданных Китаю земель составила 337 квадратных километров[3]. Хотя принятое без согласования с местными властями и населением Хабаровского края решение вызвало удивление и законное недовольство как на Дальнем Востоке, так и в Москве, каких-либо серьезных массовых акций протеста не последовало. Это вселило в российских руководителей надежду на то, что нечто подобное можно осуществить и на японском направлении.

14 ноября 2004 года, участвуя в телепрограмме 'Апельсиновый сок', министр иностранных дел РФ Лавров без какого-либо очевидного повода вдруг заявил на всю страну:

 

'Мы хотим урегулировать отношения с Японией в полной мере. Для этого важно подписать мирный договор, в рамках которого должна быть урегулирована территориальная проблема: Среди обязательств СССР есть и декларация 1956 года: Как государство-продолжатель мы эту декларацию признаем, но ее реализация требует, чтобы разговаривали две стороны'.

 

Конечно же, это был не экспромт Лаврова, а согласованная с высшим руководством страны акция. Не случайно уже на следующий день на заседании правительства президент Путин опять-таки без специального повода похвалил Лаврова за сделанное им накануне телевизионное заявление. В развитие обнародованной министром позиции он сказал:

 

'Мы всегда выполняли и будем выполнять взятые на себя обязательства, тем более ратифицированные документы, но, разумеется, в том объеме, в каком наши партнеры готовы выполнять те же самые договоренности. Пока же, как мы знаем, нам не удалось выйти на понимание этих объемов так, как мы это видим и как это видели в 1956 году'.

 

Как в России, так и в Японии эти заявления министра и президента были восприняты не иначе как предложение подписать мирный договор на условиях передачи Японии островов Хабомаи и Шикотан.

Каковы же были цели столь неожиданных заявлений? Думается, их было несколько. Во-первых, это был зондаж российского общественного мнения, попытка выяснения реакции народа на возможное изъятие части Курильских островов в пользу Японии. Во-вторых, важно было понять, насколько непримирима позиция японского правительства к идее компромисса. Наконец, для Москвы была выгодна ситуация, когда мяч перебрасывался на японскую сторону площадки и в отсутствии прогресса на переговорах по мирному договору можно было винить Токио. Не случайно представители кремлевской администрации сразу заговорили о том, что, дескать, Россия прошла свою часть пути и теперь дело за Японией.

Реакция в России была весьма бурной. Незамедлительно активизировались противники любых территориальных уступок Японии. С резкими заявлениями выступили видные политики из числа депутатов Госдумы, волна демонстраций и митингов протеста прокатилась по Дальнему Востоку, особенно на Сахалине и Курилах. Депутаты Сахалинской думы направили в Москву обращение, в котором указывалось:

 

'Мы полагаем, что без предварительного заявления по вопросу о Курильских островах визит президента РФ в Японию (намеченный на начало 2005 года) является потенциально опасным для России, и просим воздержаться во время этого визита от подписания двусторонних документов, касающихся передачи Курильских островов'.

 

Одновременно было опубликовано 'Заявление Сахалинского совета общественных организаций' о намерении всеми средствами защитить российские земли. В нем, в частности, говорилось:

 

'Мы заявляем, что в случае проведения переговоров с Японией по вопросу передачи ей Южных Курильских островов, а тем более в случае подписания договора об их передаче без согласования с населением Сахалинской области мы оставляем за собой право призвать население к гражданскому неповиновению. Мы заявляем, что в случае передачи Курильских островов Японии мы оставляем за собой право обратиться к Федеральному Собранию РФ с требованием об отрешении от должности президента Путина В.В. по обвинению в государственной измене. Мы призываем политические партии, общественные организации, всех, кто неравнодушен к судьбе России, кто согласен с нами, поддержать нас и проявить свою волю'. Заметим, что в акциях по отстаиванию Курил принимали тогда участие и местные отделения пропрезидентской 'Единой России'.

 

Следует отметить, что телевизионные высказывания российских руководителей по поводу Курильских островов, на наш взгляд, были не до конца продуманны и небезупречны с юридической точки зрения. Они основывались на документе полувековой давности без учета существенных изменений, произошедших за столь продолжительный срок. На это указывалось депутатами Сахалинской областной думы в 'Открытом обращении к министру иностранных дел РФ Сергею Лаврову' (опубликовано 24 мая 2005 года). В обращении говорится:

 

'В 1956 году не существовало международно признанных 200-мильных экономических зон, исходной точкой отсчета которых являются в данном случае побережья Курильских островов. Таким образом, сейчас в случае передачи территорий объектом передачи уже являются не только и не столько острова, сколько неотделимые от них прилегающие экономические зоны, которые только контрабандных морепродуктов дают на сумму до 1 миллиарда долларов США в год. Разве появление в мире после 1956 года морских экономических зон не является существенным изменением обстановки?'

 

В связи с этим заявление Путина о готовности 'выполнять взятые на себя обязательства, тем более ратифицированные документы' выглядит в ином свете. Что касается зафиксированного в Совместной декларации 1956 года обещания передачи на определенных условиях Хабомаи и Шикотана, то здесь, по мнению юристов, могут быть применимы положения Венской конвенции ООН о праве международных договоров (1969 год). В ней, в частности, предусмотрено, что

 

'основанием для прекращения договора или выхода из него' может стать ситуация, когда 'последствие изменения обстоятельств коренным образом изменяет сферу действия обязательств, все еще подлежащих выполнению по договору' (статья 62, пункт 1 'б').

 

Используя это и другие обстоятельства, депутаты Сахалинской думы поставили вопрос об 'отказе от обязательств, данных российской стороной в части 2-й статьи 9-й Совместной декларации'. Если ссылки на изменившиеся обстоятельства признать правомерными, поддержанное президентом Путиным предложение министра иностранных дел Лаврова будет выглядеть уже не как 'выполнение обязательств', а как жест доброй воли, причем весьма щедрый.

Однако в Японии этот жест не был оценен. 16 ноября 2004 года премьер-министр Коидзуми высокомерно заявил:

 

'До тех пор, пока ясно не определится принадлежность Японии всех четырех островов, мирный договор заключен не будет... Этот курс правительства останется неизменным'.

 

Такой бескомпромиссный курс совпадает с позицией японских правых сил, которые открыто объявляют:

 

'В настоящее время вопрос с японской стороны стоит принципиально: возврат всех северных островов Хабомаи, Шикотан, Кунашир и Итуруп или - ни одного'.

 

И это при том, что по опросам общественного мнения около трети японцев заявляют об 'отсутствии необходимости упорно цепляться за возвращение территорий'. Даже в центре движения за возвращение северных территорий, хоккайдском городе Нэмуро, где проживают большинство выходцев с Южных Курил, 42 процента населения соглашаются на частичную передачу островов или на совместное владение ими.

 

Нулевой ответ

 

Свой ответ на объявленную непримиримую позицию японского правительства Путин дал 23 декабря 2004 года во время большой пресс-конференции в Кремле. Тогда, отвечая на вопрос японского журналиста, он, в частности, сказал:

 

'Когда вы мне сегодня говорите: мы два острова не хотим, мы хотим четыре - для меня это несколько странно. Зачем было ратифицировать тогда?.. Если Япония ратифицировала эту Декларацию, почему сейчас японская сторона поднимает снова вопрос о четырех островах?'

 

Несмотря на отказ российского президента выходить за рамки Совместной декларации 1956 года, прибывший в середине января 2005 года в Москву министр иностранных дел Японии Нобутака Матимура продолжал упорно настаивать на том, что только 'четкое заявление обеих сторон о принадлежности всех четырех островов Японии' позволит его стране пойти на подписание мирного договора. Хотя на пресс-конференции по итогам переговоров министр иностранных дел Лавров по поводу территориального спора ограничился заявлением о том, что 'наши позиции на этот счет расходятся, они противоположны', как стало известно потом, между руководителями внешнеполитических ведомств двух стран произошел весьма неприятный разговор. Одна из японских центральных газет сообщала: 'В ответ на требование Матимуры министр иностранных дел Лавров ясно сказал, что он намерен в дальнейшем вести переговоры на основе Совместной декларации... Если же Япония не захочет видеть окончательное решение вопроса в возврате ей двух островов, то тогда наш ответ будет нулевым'.

Видимо, осознав бесперспективность дальнейших переговоров с целью нахождения взаимоприемлемого компромисса, президент Путин решил наконец внести ясность в позицию Кремля по поводу принадлежности Курильских островов. Незадолго до официального визита в Японию, 27 сентября 2005 года, он со всей определенностью заявил, что Курильские острова

 

'находятся под суверенитетом России, и в этой части она не намерена ничего обсуждать с Японией: Это закреплено международным правом, это результат Второй мировой войны'.

 

Заявление произвело в Японии эффект разорвавшейся бомбы. Токио был обескуражен тем, что в высказывании Путина на сей раз не был упомянут даже так называемый компромиссный вариант по поводу двух островов. Смоленской площади пришлось объясняться - дипломатам было поручено растолковать японским журналистам существо фактически новой позиции российского руководства. Она, как выяснилось, состоит в том, что правительство Японии сначала должно подписать мирный договор, в котором был бы официально подтвержден суверенитет Российской Федерации над всеми четырьмя южнокурильскими островами, и только после этого российская сторона сможет вступить в переговоры о принадлежности островов Хабомаи и Шикотан. Это и был нулевой ответ, о котором предупреждал своего коллегу министр Лавров.

Хотя горячие головы в Японии стали предлагать в ответ расширить претензии к России, заявив о непризнании правомерности владения ею всем Курильским архипелагом и Южным Сахалином, потребовав выплаты денежных компенсаций переселенным с Южных Курил японцам и их семьям и прочее, руководители страны в обстановке фактического прекращения контактов на высшем уровне с правительствами КНР и Республикой Корея, не говоря уж о КНДР, постарались избежать ухудшения отношений еще и с Россией. Поэтому состоявшийся в ноябре 2005 года непродолжительный визит Путина в Японию внешне был обставлен как дипломатическое мероприятие с целью продолжения обмена мнениями по двусторонним и международным вопросам. Однако в действительности произошло качественное изменение характера обсуждения вопроса о заключении мирного договора. Если при Горбачеве и Ельцине японское правительство позволяло себе наседать на партнеров по переговорам, открыто требовать необоснованных уступок, то теперь, столкнувшись с принципиальной позицией российского руководства, тактику приходилось менять.

Принципиально новым моментом стал и неожиданный для японцев отказ российской стороны подписывать и публиковать совместное заявление по итогам визита. Для японского правительства это явилось существенным дипломатическим поражением - ведь в таких совместных заявлениях из раза в раз Токио добивался фиксации согласия сначала Горбачева, а затем Ельцина вести переговоры о принадлежности Курильских островов. Отказавшись подписываться под выгодными японцам формулировками ельцинского периода, Путин тем самым еще раз подтвердил серьезность своего заявления о нежелании обсуждать вопрос о суверенитете Курильских островов. Вместе с тем в Токио им вновь было заявлено о готовности к совместному поиску взаимоприемлемых условий, на которых можно было бы подписать мирный договор.

Судя по последним высказываниям российского президента, он продолжает верить в такую возможность и сейчас. Так, 9 сентября 2006 года во время проходившей в Ново-Огареве встречи с иностранными политологами он говорил:

 

'С Японией нам бы хотелось урегулировать все наши спорные вопросы, в том числе территориального характера. Мы не хотим их консервировать - мы искренне хотим решать, но на приемлемых условиях и для России, и для Японии'.

 

Хотя, похоже, президент Путин продолжает оставаться сторонником разрешения территориального спора путем возврата к положениям Совместной декларации 1956 года, на сегодняшний день как в Японии, так и в России отсутствуют политические и, что еще важнее, психологические условия даже для такого компромисса.

Против передачи Японии как четырех, так и двух островов выступает подавляющее большинство граждан России. По данным проведенного ВЦИОМом в октябре прошлого года опроса, о своем несогласии с уступкой Японии Южных Курил заявляют 73 процента опрошенных, и только 2 процента считают это допустимым. Данные цифры были опубликованы накануне визита президента РФ в Японию и, по всей видимости, были должным образом учтены.

Японские политики уже давно стали заложниками искусственно созданной в годы холодной войны территориальной проблемы и даже если бы захотели, то не смогли бы ни на шаг отойти от занятой позиции. Это подтверждает недавний пример с немедленным дезавуированием и осуждением осторожного допущения министром иностранных дел Японии Таро Асо возможности ограничить требования к России тремя южнокурильскими островами.

Ситуация, когда война давно закончилась, но формального мирного договора нет, к сожалению, будет сохраняться еще неопределенно долго[4]. Однако период вражды и недоверия не может продолжаться вечно. Хотелось бы верить, что при всей сложности выпавшей на долю наших стран истории взаимоотношений рано или поздно будет положен конец непродуктивной и вредной политике различного рода претензий друг к другу и наступивший XXI век явит пример плодотворного сотрудничества двух соседних великих народов.

 

Политический класс 29.11.2006