Журнал «Золотой Лев» № 265-266 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

О.А. Иванов

Идеология «православие, самодержавие, народность» С.С. Уварова

Среди русских государственных деятелей консервативной ориентации второй четверти XIX в. выделяется фигура министра народного просвещения Сергея Семеновича Уварова (1786—1855), который известен не только своей деятельностью на ниве народного образования, но и как создатель знаменитой триады: «православие, самодержавие, народность». За этой доктриной, сыгравшей важную роль в истории русской общественной мысли, оказавшей определенное влияние на развитие русской культуры 30—40-х гг. ХIХ в. и ставшей своеобразным символом русского консерватизма, в историографии прочно закрепился термин «теория официальной народности»[1], введенный в научный оборот А.Н. Пыпиным.

Истоки и генезис этой доктрины пока не стали предметом всестороннего обобщающего исследования. Исследователи, затрагивавшие в своих трудах эту тему, писали о европейских корнях уваровской идеологии[2]. В последнее время появилась обстоятельная статья А. Л. Зорина, посвященная идейному влиянию на Уварова политического учения немецких романтиков, которое автор статьи считает решающим в процессе формирования мировоззрения Уварова[3].

Работ, анализирующих саму доктрину, немного. Наиболее значительной из них является статья А.Л. Зорина «Идеология «православие — самодержавие — народность»: опыт реконструкции»[4]. В ней А.Л. Зорин попытался проанализировать знаменитую формулу, опираясь на документ, вышедший из-под пера Уварова и ранее историками не использовавшийся. Этот документ — письмо Уварова к Николаю I (март 1832 г.) с изложением основных принципов, которые должны лечь в основу будущей государственной идеологии[5]. Среди других работ, посвященных данному вопросу, следует отметить статьи Н.И. Казакова и М.М. Шевченко[6]. Оба автора, разбирая смежные вопросы, лишь кратко характеризуют доктрину Уварова.

Вопрос о времени появления уваровской триады остается открытым до сих пор. Ранее считалось, что впервые Уваров сформулировал ее в отчете о ревизии Московского университета, представленном Николаю I 14 декабря 1832 г. Однако Зорин, ссылаясь на обнаруженный им в личном фонде Уварова меморандум к императору, переносит дату появления формулы на март 1832 г.[7] Вполне возможно, что некий «зародыш» теории появился и раньше, поскольку еще в 1818 г. Уваров в речи, произнесенной на торжественном собрании Главного педагогического института, говорил о любви к отечеству, вере и государю, которую необходимо воспламенять в молодом поколении[8].

В современной западной русистике одним из наиболее значительных исследований по данной проблематике является книга Ц.Х. Виттекер, посвященная биографии Уварова[9]. Изучая жизнь и деятельность Уварова, Виттекер, естественно, не обошла стороной и вопрос об уваровской идеологии[10]. Одна из основных идей Виттекер состоит в том, что Уваров до конца своих дней оставался умеренным либералом, сохраняя верность тем политическим взглядам, которые он высказал в известной речи 1818 г. Справедливо замечая, что в 30—40-е гг. Уваров "не уставал повторять, что "закон поступательного движения" останется непременным условием развития цивилизации и залогом ее здоровья", Виттекер приходит к выводу о сохранении Уваровым либеральных воззрений и после революционных событий 20—30-х гг. Став министром, считает Виттекер, Уваров зачастую вынужден был скрывать свои истинные взгляды, подчиняясь общей линии правительства[11]. В этом вопросе она полностью солидаризируется с известным русским историком С.М. Соловьевым, который также считал Уварова либералом[12]. Отвергая версию о переходе Уварова с позиций умеренного либерализма к консерватизму, Виттекер тем не менее характеризует преобразовательскую политику в области народного просвещения во второй четверти ХIХ в как "консервативное обновление"[13].

Следует назвать причины, которые способствовали переходу Уварова с позиций умеренного либерализма к консерватизму: во-первых, огромное воздействие революционных событий в Европе (революционные выступления 20—30-х гг. ХIХ в.) и России (восстание декабристов); во-вторых, влияние представителей французской консервативной мысли, таких как Ф. Шатобриан и Ж. де Местр; в-третьих, общение с русскими консерваторами, в частности, с Н.М. Карамзиным, идейное влияние которого на Уварова неоспоримо.

В конце 20-х — начале 30-х гг. Уваров окончательно переходит в лагерь консерваторов. Ярким свидетельством этого являются упоминавшееся выше письмо-меморандум Николаю I и отчет о ревизии Московского университета, представленный царю 4 декабря 1832 г. В отчете, подводя итоги своей инспекционной поездки в Москву, Уваров убеждал Николая в том, что России необходимо «образование правильное, основательное, необходимое в нашем веке с глубоким убеждением и теплою верою в истинно русские охранительные начала православия, самодержавия и народности» [14]. Между тем «дух и расположение умов молодых людей» готовы к восприятию правительственной идеологии, следовательно, задача министерства, которую выдвигает Уваров, состоит в том, чтобы создать систему образования, основанную на охранительных началах, составляющих «последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего Отечества»[15]. Подобная система, основанная на прочном фундаменте, позволит уберечь студенчество от влияния европейских революционных идей и воспитать значительное количество достойных «полезных и усердных орудий правительства». Больше Уваров ничего разъяснять не стал, поскольку содержание основных принципов своей доктрины он раскрыл в письме- меморандуме. Видимо, свежих идей  существенных дополнений к уже сказанному у Уварова не было.

В циркулярном предложении управляющего министерством народного просвещения от 21 марта 1833 г. Уваров снова выдвигает в качестве основной задачи воспитание молодого поколения в духе охранительной идеологии. «Общая наша обязанность, — обращается Уваров к попечителям учебных округов, — состоит в том, чтобы народное образование совершалось в соединенном духе православия, самодержавия и народности[16]«. Определив основные направления своей политики в области просвещения, Уваров не стремился в данном случае что-либо разъяснять. Этот документ интересен тем, что в нем впервые в печати прозвучали главные составляющие уваровской доктрины. Помимо попечителей циркулярное предложение адресовалось также преподавателям учебных заведений, которые должны проникнуться, по словам Уварова, «чувством преданности трону и отечеству и употребить все силы, дабы сделаться достойным орудием правительства»[17]. Последняя фраза — сделанное в своеобразной форме указание педагогам на хозяина дома. Это не приглашение к сотрудничеству и не предложение, а директивная установка на подчинение своих идей «видам правительства», пропаганду угодных ему теорий.

Стремление превратить и студентов университетов, и их наставников в «достойные орудия правительства», т. е. в людей, чьи мысли и действия не расходятся с правительственными установками, весьма характерно для Уварова. Будучи твердо уверенным во всесилии государственного аппарата России, Уваров именно на него возлагал свои надежды как на единственную реальную силу, способную не только предотвратить революцию, но и обеспечить благоденствие русского народа. Поэтому и студенты, как будущие государственные чиновники, и преподаватели, как их наставники должны опираться в своей деятельности на государственную идеологию.

Наиболее развернуто Уваров изложил свои идеи в четырех документах: в письме-меморандуме императору датированном мартом 1832 г., в докладе «О некоторых общих началах могущих служить руководством при управлении министерством народного просвещения», представленном царю 19 ноября 1833 г., и двух юбилейных отчетах о деятельности министерства народного просвещения в течение 5 и 10 лет («Обозрение действий правительства за истекшее пятилетие» и «Десятилетие министерства народного просвещения")[18]. Меморандум фактически представляет собой черновой вариант доклада. Это первый из известных на сегодня источников, вышедших из-под пера Уварова и содержащих основные положения его доктрины. По объему он больше, чем доклад, и отличается от последнего рядом нюансов. В «Обозрении...» Уваров мало места отвел обоснованию доктрины в целом, но зато попытался кратко охарактеризовать историческую роль в судьбе России каждого из принципов своей теории. В «Десятилетии...» он кратко повторяет основное содержание доклада, внося в текст существенные дополнения и изменения.

Основные отличия меморандума от доклада и отчетов обусловлены положением, которое занимал их автор в момент написания этих работ. Меморандум Уваров писал, будучи лишь членом Главного правления училищ, а доклад он представлял уже как управляющий министерством народного просвещения. Поэтому меморандум более эмоционален, менее официален (личное письмо императору!), содержит ряд сильных эффектных фраз, поскольку он создавался с целью убедить Николая 1 в истинности и необходимости для России указанных принципов.

Так, характеризуя положение, сложившееся в области просвещения к началу 30-х гг., Уваров рисовал перед царем мрачную картину духовной деградации молодого поколения: «Положение учреждений, состояние умов и в особенности поколение, которое выходит сегодня из наших дурных школ и в нравственной запущенности которого мы, может быть надо признаться, должны упрекнуть себя, поколение потерянное, если не враждебное, поколение низких верований, лишенное просвещения, состарившееся прежде, чем оно успело вступить в жизнь, иссушенное невежеством и модными софизмами, будущее которого не принесет блага Отечеству»[19]. Такие слова не могли не произвести впечатления на Николая I, которое усиливалось предложением Уварова императору: «взять на себя роль поводыря и указывать путь», направляя возможную будущую министерскую деятельность автора письма в нужное русло. Несомненно, используя подобные обороты, такой тонкий дипломат, каким был Уваров, хотел убедить Николая в правоте своих идей, доказать царю, что он не ошибся в своем выборе. Читая декларацию о намерениях кандидата на пост министра, самодержец должен был убедиться в том, что Уваров именно тот человек, который способен превратить дурные школы в хорошие, не потерять будущее поколение образованных русских людей, а наоборот, воспитать патриотов своего Отечества, могущих с полной самоотдачей трудиться на пользу России.

Убеждая императора в своей правоте, Уваров привлекает в союзники знаменитого французского историка и государственного деятеля Ф. Гизо. «У общества, — цитирует Уваров ученого, — нет более политических, нравственных и религиозных убеждений» — и этот вопль отчаяния, — добавляет он уже от себя, — непроизвольно вырывающийся у всех благонамеренных людей Европы, каких бы взглядов они не придерживались, служит единственным символом веры, который еще объединяет их в нынешних условиях»[20]. Эти слова, как и обращение к высказываниям Гизо, в высшей степени не случайны. А.Л. Зорин, анализируя вышеприведенное высказывание, указывает на то, что Уваров «вольно перетолковывает выступление Гизо, менее всего похожее на «вопль отчаяния»[21]. Возникает вопрос: чем руководствовался Уваров, используя вольный перевод изречения Гизо в своем меморандуме? Ответ, как нам представляется, достаточно прост. Характеризуя положение Европы, Уваров заявляет, что «после 1830 года нет мыслящего человека, который хотя бы однажды не спрашивал себя с удивлением, что же такое эта цивилизация». По всей видимости, сам Уваров подразумевал под цивилизацией современное ему государственное и гражданское устройство стран Западной Европы. Поэтому, отвечая на поставленный вопрос, он приходит к выводу, что цивилизация вместо того, чтобы воспрепятствовать развитию революционных процессов, стала «пособницей ходу событий», «превратилась в призрак» и «каждый из нас и как частное лицо и как член общества уже в глубине души сверг ее с трона»[22]. В этих словах звучит скрытая установка на неприемлемость принципов национально-государственного устройства европейских держав для России. Между тем порочность этих принципов осознают и сами европейцы. Тут-то Уваров и вставил цитату из выступления одного из крупнейших современных ему политических деятелей Франции, стремясь убедить в своей правоте царственного читателя. Естественно, что слова Гизо, «одного из творцов Июльской революции, человека наделенного совестию и талантом, выразителя мнения всех благонамеренных людей Европы независимо от их идейных воззрений», пришлись как нельзя кстати. Высказыванием Гизо Уваров подчеркивал не только разрушительность европейских либеральных и радикальных идей, не только признание этого факта самими европейцами, но и выгодное положение России, которая «пока избегла подобного унижения»[23].

Впрочем, будущее России, как считает Уваров, оставляет желать лучшего: «Не забираясь слишком далеко, достаточно бросить взгляд в прошлое, чтобы проникнуться нынешним положением дел в Европе и его отношением к всеобщей цивилизации, ставшей тем очагом, без которого современное общество, такое как оно есть, не может существовать и который в то же время содержит в себе зародыш всеобщего разрушения»[24]. Фактически Уваров вычерчивает перед императором замкнутый круг, в котором оказалась Европа. Характерно, что под «всеобщей цивилизацией» и «современным обществом» подразумеваются все страны и народы, в том числе и Россия не выделяется из общего контекста. Таким образом, она также помещается Уваровым в «очаг, без которого не может существовать», но который рано или поздно уничтожит ее. Есть ли выход из такой ситуации? Уваров не дает прямого ответа на этот вопрос. Но из текста меморандума следует, что современное общество оказалось в кризисной ситуации «таким как оно есть», поэтому можно наметить путь выхода общества из кризиса, который состоит в изменении самого общества.

Уваров считал, что средством спасения для России могут стать ее национально-государственные особенности, поскольку она «невзирая на повсеместное распространение разрушительных начал, сохраняла теплую веру к некоторым религиозным, моральным и политическим понятиям, ей исключительно принадлежащим»[25]. Опираясь в своей деятельности на эти понятия, возрождая их значение, можно избегнуть «всеобщего разрушения», спасти общество от кризиса. Эти понятия, по мысли Уварова, должны быть положены в основу будущей государственной идеологии, сформулировать которую должно министерство народного просвещения. Уваров предлагает императору план создания идеологии, состоящий из трех этапов. На первом этапе нужно "найти начала, составляющие отличительный характер России и ей исключительно принадлежащие», затем собрать эти начала в единое целое и «на них укрепить якорь нашего спасения» и, наконец, используя эти принципы, укрепить Отечество на твердых основаниях, «на коих зиждется благоденствие, сила и жизнь народная»[26].

Создание подобной идеологии и ее внедрение в систему народного образования — задача трудновыполнимая. Поэтому Уваров поставил перед министерством четыре менее объемные задачи, решение которых в конечном итоге приведет к выполнению главной цели. Во-первых, Уваров предполагал не только собрать разрозненные принципы в единую стройную теорию, но и «согласить их с настоящим расположением умов». Во-вторых, Уваров считал необходимым создать такую систему образования, которая, опираясь на национальные корни, одновременно находилась бы в органической связи с европейскими системами образования. В-третьих, поскольку Россия уже не может обойтись без европейского влияния, Уваров предлагал разработать систему мер, направленных на его ограничение. В-четвертых, Уваров полагал необходимым создать действенную систему надзора, цель которой «удержать стремление умов в границах порядка и тишины».

Анализируя уваровские работы, Ц.Х. Виттекер приходит к выводу, что Уваров имел целую программу политических, экономических, культурных преобразований. На наш взгляд, уместнее говорить не о программе, а о взглядах Уварова, так и не оформившихся в целостную и развернутую систему.

Эти частные цели в своей совокупности представляют общегосударственную задачу, от решения которой зависит судьба России. И первый шаг на пути претворения поставленной задачи в жизнь — разработка государственной доктрины, основанной на исконных национальных особенностях, отличающих Россию от других стран. Таких особенностей, таких начал, без коих Россия, по мысли Уварова, «не может усиливаться, благоденствовать, жить», всего три: «православие, самодержавие, народность».

Православие, полагал Уваров, составляет основу жизни народа. Русский человек не мыслит своей жизни без православной веры, которая охватывает все стороны его деятельности и быта. С давних пор он привык видеть в ней «залог счастия общественного и семейственного". Уваров отмечал, что вера обеспечивает кровную связь между поколениями, преемственность традиций, поскольку «без любви к Вере предков народ как частный человек должен погибнуть». Подчеркивая искренность и глубину религиозных чувств русских людей, Уваров предупреждал императора об опасности ослабления народной веры: «ослабить в них Веру то же самое, что лишить их крови и вырвать сердце. ... Это было бы измена в пространном смысле»[27]. Не случайно Виттекер, анализируя первый символ доктрины, отметила, что "принципы православия больше отвечали своей провиденциальной роли и составляли лучшую основу для национального развития, чем любая религия Запада"[28].

Примечательно, что в меморандуме Уваров заменяет православие терминами «национальная религия», «господствующая церковь». Использование этих определений Уваровым приводит А.Л. Зорина к выводу об «очевидном конфессиональном индифферентизме» их автора, которому «безразлично, о какой церкви идет речь, если она укоренена в истории народа и политической структуре государства»[29].

Как нам представляется, говорить о равнодушном отношении Уварова к религии и церкви большое преувеличение. В более ранних и более поздних своих работах Уваров подчеркивал положительную роль христианства в мировой истории и его влияние на всемирную литературу[30]. Уваров знал, что его адресат твердо уверен в Богоизбранности, в Богоосвященности своей власти. Между тем Уваров с завидным постоянством использует понятия общего характера, не раскрывая, какая конкретная религия и церковь подразумевается. В чем же дело? Вероятно, в том, что Уваров, увлекшись еще в молодости идеологией немецкого романтизма продолжал оставаться и в зрелом возрасте под ее непосредственным влиянием. Именно из трудов немецких романтиков и перекочевал термин «национальная религия» в уваровский меморандум. Но в сочинениях Уварова, по справедливому замечанию М.М. Шевченко, фактически «не прослеживается связь со святоотеческой традицией"[31]. В то же время связь с мировоззрением романтиков прослеживается достаточно отчетливо.

Уваров высоко оценивал историческую роль православия в судьбе России. Православная вера выступает у него той силой, которая помогла России «устоять среди бурь и волнений». В прошлом вера русского народа «сохранила бытие России при напоре и полудиких орд языческого Востока, и полупросвещенных полчищ мятежного Запада». Способствуя отражению военной агрессии, сохранению русской государственности и самобытного характера Руси, она помогала выстоять русским людям в годы тяжелейших испытаний. Православная вера выступает у Уварова в роли спасителя русского просвещения. Когда развитие просвещения в древнерусском государстве «остановилось под игом варваров», только «вера не дала ему померкнуть навеки». Уваров подчеркивает, что защитная функция православной веры сохранилась и в настоящее время, но теперь в ХIХ в. перед ней стоят уже другие задачи. Ныне вера, «основанная в нашем Отечестве на незыблемом камени Православия, служит ему вернейшею защитою от того развращения умов, которое гибельнее всех физических зол и иноплеменных нашествий». Таким образом, Уваров рассматривает православие как одно из основных средств защиты России и русского народа от проникновения с Запада мистико-религиозных и политических идей, способных «развратить умы» и тем самым нанести непоправимый ущерб русской нации и русской государственности[32].

Православная вера — основа народного монархизма и патриотизма, считал Уваров. Она оказывает значительное влияние на другие структурные элементы доктрины. Ослабление, а тем более утрата веры в народе нанесет удар и по самодержавию, и по народности, так как приведет русский народ к падению «на низшую степень в моральном и политическом предназначении». Православие, наряду с самодержавием и народностью, выступает у Уварова становым хребтом мировоззрения русского народа. Все три принципа соединены в сознании русских людей в единое нераздельное целое, поэтому «русский, преданный Отечеству, столь же мало согласится на утрату одного из догматов нашего православия, сколь и на похищение одного перла из венца Мономахов». Этому положению своей теории Уваров придавал большое значение — не случайно с небольшими изменениями он трижды повторил его, каждый раз завершая таким образом характеристику первого символа триады[33].

Самодержавие, по Уварову, представляет «главное условие политического существования России», это фундамент, на котором держится все российское государство. «Рука, прикоснувшаяся к подножию, потрясает весь состав государственный» — для Уварова это истина, которая не требует доказательств. Большинство русских людей, независимо от сословной принадлежности, образования, занимаемой должности, идейных воззрений, «отношения к правительству», осознают губительность попыток реформировать институт самодержавия, поскольку монархическим сознанием проникнуто мировоззрение всех слоев и сословий России. А потому как нелепо и смешно выглядят те, кто в конституционном устройстве европейских держав видят свой идеал. Они, пишет Уваров далее, "не знают России, ее положения, ее нужд, ее желаний».

Пристрастием к европейским формам, по мнению Уварова, мы наносим вред прежде всего сами себе, поскольку забываем об исконных русских национальных особенностях. Самодержавие, которое входит в число этих особенностей, может эффективно действовать, только опираясь на народ. Поэтому Уваров считал одним из главных направлений деятельности правительства всемерную заботу о том, чтобы самодержавие в России было «сильным, человеколюбивым, просвещенным». Только в этом случае самодержавная власть может в достаточной мере выполнять свои функции верховной власти в государстве. Важная роль в этом отводится Уваровым министерству народного просвещения, которое должно заботиться о развитии и укреплении монархических воззрений у подрастающего поколения, следуя «духу монархических учреждений» в своей деятельности[34].

Историческую роль самодержавия Уваров видит в том, что оно «соединило расторженные члены Государства и уврачевало язвы его». Создав сильное единое государство, превратившееся впоследствии в империю, которая раскинулась на просторах от Балтийского моря до Тихого океана, самодержавие обеспечивало на протяжении столетий его целостность и политическую самостоятельность. Уваров утверждает, что только самодержавие способно поддерживать «целость в такой огромной массе, которой не было в Истории мира ничего подобного»[35]. Самодержавие в доктрине Уварова оказывает непосредственное влияние на остальные основополагающие принципы, в частности, на народность. Уваров призывает в «монархических учреждениях искать той силы, того единства, той прочности, коих мы слишком часто думали открыть в мечтательных призраках равно для нас чуждых и бесполезных, следуя коим нетрудно было бы наконец утратить все остатки Народности, не достигнувши мнимой цели Европейского образования»[36]. Судя по всему, Уваров видел в самодержавии силу, способную не только обеспечить политическую стабильность в обществе, но и сохранить «остатки народности», т.е. укрепить русскую государственность и консолидировать русскую нацию.

Третий принцип уваровской формулы — народность. Самый сложный и противоречивый, вызывающий и по сей день споры. Несомненно одно — сам Уваров прекрасно понимал всю сложность и многогранность этого понятия. Недаром, характеризуя принцип народности, он писал, что этот вопрос «не имеет того единства, какое представляет вопрос о самодержавии». Суть понятия народности в работах Уварова сводится к двум составляющим: русской нации и русскому государству, которые представляют собой две части единого организма. Единство народа и государства достигается путем совместного многовекового развития. Причем развитие любого государства, которое «подобно человеческому телу, переменяет наружный вид по мере возраста», выступает в трудах Уварова как естественный процесс, бороться с которым бессмысленно. Тем не менее, по Уварову, при всех изменениях черт государственного строя, сущность государства должна оставаться неизменной[37].

Другая особенность принципа народности заключается в его динамичности. «Народность — пишет Уваров, — не состоит в том, чтобы идти назад или останавливаться; она не требует неподвижности в идеях». «Народность» такое же древнее понятие, как православие и самодержавие, но, в отличие от последних, она на протяжении столетий претерпевала значительные изменения, сохраняя старые и приобретая новые черты, поэтому «относительно народности все затруднение заключается в соглашении древних и новых понятий». Россия развивалась и будет развиваться благодаря своей народности, опираясь на православную веру и монархию, без возврата к прошлому, но и без решительного разрушения «существующего порядка вещей». Уваров уверен, что между «обветшалыми предрассудками» (идеи ХVIII в.) и «новейшими предрассудками» (революционные идеи Запада) «находится обширное поле, на котором здание нашего благосостояния укрепиться может». А для того чтобы построить это здание, нам надо, считал Уваров, не только сохранить «святилище наших народных понятий» в неприкосновенности, но и положить их в основу всей государственной политики, и в первую очередь политики в области народного просвещения[38].

Надо признать, что во взглядах самого Уварова понятие «народность» не было статичным. С годами оно расширялось, обогащалось новыми гранями. По прошествии пяти лет со дня назначения на пост министра в юбилейном отчете императору Уваров дал такое определение народности: «Дух русский, здравый, высокий в простоте своей, смиренный в доблести, неколебимый в покорности закону, обожатель царей, готовый все положить за любезное Отечество, искони возвышал нравственные силы его»[39].

Под термином «дух русский» Уваров подразумевал национальный дух русского народа, составным элементом которого является национальный характер. Поэтому характеристика этого понятия сводится у Уварова к перечислению черт характера русского народа, таких как законопослушность, монархизм, патриотизм. Развитие национального духа позволяет судить о степени зрелости всей нации, об уровне развития национальной культуры, национального самосознания. Об этом пишет и Уваров: «Слово «народность» возбуждало в недоброжелателях чувство неприязненное за смелое утверждение, что министерство считало Россию возмужалою и достойною идти не позади, а по, крайней мере, рядом с прочими европейскими национальностями»[40].

 Следует отметить, что важное место отводится Уваровым русскому языку, который выступает в его теоретических построениях как «великий двигатель русской народности»[41]. Эта мысль подтверждается выводами современных этнографов и языковедов, которые видят в языке один из важнейших факторов зрелости нации, становления ее самосознания.

Н.И. Казаков сделал верный вывод о том, что Уваров понимал под народностью «национальную культуру и национальный дух русского народа»[42]. С нашей точки зрения, данное определение имеет довольно узкий характер, поскольку уваровское понимание народности этим не ограничивается. И национальный дух и национальная культура выступают у Уварова составными частями принципа народности.

И.Х. Виттекер, характеризуя принцип народности, пришла к заключению, что Уваров выдвинул идею народности с целью объединить усилия государства, народа и образованного слоя для решения стоящих перед Россией проблем. В отличие от определения Казакова, это слишком широкое понимание термина «народность», поскольку свою доктрину Уваров провозгласил с намерением консолидировать силы государственного аппарата, интеллектуальной элиты и народа для деятельности, направленной на формирование национального самосознания.

Во всех работах Уваров характеризует народность как категорию моральную, нравственную. Так, в докладе от 19 ноября 1833 г. Уваров, обращаясь к императору, писал: «Посреди всеобщего падения религиозных и гражданских учреждений Европы, невзирая на повсеместное распространение разрушительных начал, Россия, к счастью, сохранила доселе теплую веру к некоторым религиозным, моральным и политическим понятиям, ей исключительно принадлежащим»[43]. Несомненно, что здесь под «религиозными понятиями» подразумевается Уваровым православие, под политическими — самодержавие, а под моральными — народность.

Разбирая понятие народности в теории Уварова, можно встретить мысль, что народность связывает церковь и трон. В чем же выражается эта связь? Во-первых, в ХIХ в. и православная церковь, и самодержавие являлись государственными институтами, причем церковь, входившая составной частью в государственный аппарат, подчинялась самодержавной власти. Во-вторых, церковь и власть издавна шли рука об руку. В России власть советовалась с церковью, церковь освящала деяния власти, с ХVI в. все русские цари (позднее императоры) венчались на царство. Современный русский философ, историк и публицист А.В. Гулыга считает, что «самодержавие вытекает из православия», царь, чья власть освящена церковью, выступает в роли носителя высшей благодати[44]. Следовательно, сотрудничество церкви и власти было явлением постоянным и плодотворным. Нельзя сбрасывать со счетов и православно-монархическое мировоззрение русского народа, позволявшее самодержавию в течение веков удерживать власть.

Народность Уваров рассматривает в тесной связи с православием и самодержавием. Он отмечает, что религиозные, моральные, политические понятия, принадлежащие России, есть не что иное, как «священные останки ее народности», в которых «находится и весь залог будущего ее жребия»[45].

Думается, что взаимовлияние всех трех охранительных принципов в доктрине Уварова прослеживается весьма четко. Действительно, трудно отрицать консолидирующее влияние религии на формирование нации, что налагает определенный отпечаток на характер и историческую судьбу народа. С другой стороны, религия, претендующая на роль национальной, как правило, распространяется в этнокультурной среде, которая уже находится на определенной стадии своего развития и соответственно оказывает некоторое влияние на эту религию.

Еще более интересен вопрос о связи между самодержавием и собственно народностью. С одной стороны, Уваров признает, что эти принципы не всегда мирно уживались друг с другом, но «каковы бы ни были столкновения, которые им довелось пережить, оба они живут общей жизнью и могут еще вступить в союз и победить вместе»[46]. С другой стороны, несмотря на все противоречия, оба принципа тесно друг с другом связаны — «и тот и другой проистекают из одного источника и связуются на каждой странице истории русского народа»[47]. Таким образом, несмотря на все противоречия, возникавшие между самодержавием и народностью в прошлом, оба родственных по происхождению принципа еще можно объединить, и только в этом залог будущего процветания.

Уваров в своих работах неоднократно подчеркивал важность и сложность деятельности в области народного просвещения. Он убеждал императора в том, что основная цель деятельности министерства «поставлена так высоко и отдаленно», что добиться ее выполнения в течение нескольких лет невозможно. Для этого потребуется планомерная и методичная работа нескольких поколений администраторов от образования, результаты которой проявятся только в далеком будущем. Остальным, по Уварову, остается лишь ждать и надеяться на лучшее. «Два или три поколения быстро исчезнут с лица земли, но государства долговечны, пока в них сохраняется священная искра Веры, Любви и Надежды»[48]. В деле народного образования недопустимы поспешные и неосмотрительные шаги, поскольку особенность деятельности на ниве народного просвещения состоит в том, что здесь «все начинания и действия созревают медленно и требуют терпеливости неизменной»[49]. Преобразования, по мысли Уварова, необходимо проводить на основе приобретенного опыта, не разрушая ранее созданного и «сообразуя прошедшее с будущим».

Уваров четко и недвусмысленно высказал свою позицию по данному вопросу в юбилейном отчете: «Чем позднее достигаются последние и окончательные результаты, тем необходимее беспристрастным исследованием приобретенных выгод, равно как и встреченных неудач, убеждаться в правильности избранного пути и подкреплять надежды на приближение к мете далекой, почти невидимой»[50]. Такая программа свидетельствует об основательности намерений ее создателя, не приемлющего поспешности и непродуманности действий на поприще народного воспитания. Однако медлительность Уварова и явное стремление к затягиванию преобразований неизбежно вызывают вопрос: а не выступает ли министр вообще против реформ? Ответ на этот вопрос можно найти в работах самого Уварова. В докладе, характеризуя русских либералов и радикалов, чьи неумеренные реформаторские устремления были хорошо известны, Уваров писал: «Страсть к нововведениям расстраивает естественные сношения всех членов Государства между собою и препятствует мирному, постепенному развитию его сил» [51].

Несомненно, что Уваров выступал за реформы, но реформы умеренные, не нарушающие существующего порядка. Понимая, что перемены неизбежны, Уваров призывал отказаться от крутых резких мер, способных нанести ощутимый вред стране. Причем роль реформатора, считал он, состоит не в мощном влиянии на происходящее, не в бесцеремонном вторжении в существующую систему, а в помощи, которую оказывает опытный администратор, направляя в нужное русло естественные процессы, происходящие в государстве. Тогда государство, изменяясь без сильных общественных потрясений, сохранит внутренний порядок и стабильность.

Уваров понимал, что созданная им новая идеология неизбежно встретит неприятие в определенных кругах. Противников идеологии он видел в приверженцах «либеральных и мистических идей». Либералов, вполне справедливо полагал Уваров, в формуле не устроит принцип самодержавия, провозглашая который министерство «заявило твердое намерение возвращаться прямым путем к русскому монархическому началу во всем его объеме», поставив, таким образом, крест на мыслях о введении в России европейских политических институтов и представительского правления[52]. Уваров не уставал обращать внимание на пагубность для России либеральных политических идей. Такие либеральные принципы, как ограничение монархии, парламентаризм, введение конституционализм, равенство сословий, для Уварова прежде всего «разрушительные понятия». Попытка реализации их в Российском государстве, считал он, приведет к гибели империи: «колосс не протянет и двух недель, более того, он рухнет прежде, чем эти ложные преобразования будут завершены»[53]. Поэтому только самодержавие, по мнению Уварова, способно выступить гарантом сохранения политической стабильности общества.

Если с либералами все более или менее ясно, то с носителями мистических идей дело обстоит куда сложнее. Еще Г. Шпет отмечал широту толкования термина «мистицизм» в русском образованном обществе в первой половине ХIX в.[54] Вероятно, Уваров подразумевал под этим собирательным термином масонов и представителей различных сект, процветавших в то время в России. У мистиков, полагал Уваров, вызовет неприятие первый символ доктрины. Обращение к православию связано со «стремлением министерства ко всему положительному в отношениях к предметам христианского верования и удаление от всех мечтательных призраков»[55]. Забота о чистоте учения православной церкви, о развитии религиозных чувств у подрастающего поколения и поддержании веры в народе свидетельствовала о взятом Уваровым курсе на сохранение и развитие духовных традиций русской нации и отрицание новомодных псевдорелигиозных течений, претендовавших на гегемонию в духовной сфере.

Принимая портфель министра Уваров прекрасно понимал сложность тех задач, которые он сам себе поставил. Тем не менее ни в одном из основополагающих документов, написанных им, мы не найдем каких-то практических рекомендаций — одни теоретические установки. Вероятно, Уваров стремился создать теоретический фундамент и только после его завершения возводить здание народного просвещения. Здания, строительство которого требовало многих лет напряженного труда. Недаром, определяя свою будущую деятельность на посту министра просвещения, Уваров говорил, что «не тому, кто посеет семена, определено промыслом пожинать плоды оных». Уваров собирался создать такую систему образования, которая, будучи основана на совмещении «европейского духа» и национальных основ, позволила бы воспитывать европейски образованных и одновременно патриотически настроенных граждан России. Этим надеждам не суждено было сбыться.

http://conservatism.narod.ru/sb_cons1/ivanov.doc

© Иванов О. А., 2001