С.В. Городников

 

Экономические интересы в борьбе за восточно-славянскую интеграцию

 

Когда мы, русские националисты, говорим о геополитически целесообразных границах, мы неизбежно должны затрагивать важнейшую тему стратегического целеполагания государственному развитию. Ибо то, какое стратегическое целепологание государственному развитию на обозримую историческую перспективу будет заложено в программу русского национализма, самым непосредственным образом определит понимание национализмом геополитической целесообразности границ государства. А ключевым обязательно окажется отношение к Украине и Белоруссии.

Вопрос стоит следующим образом.

1) Русский национализм отступает к позициям российско-великорусского народного патриотизма, и тем самым de facto, а затем и de jure признает отказ от унаследованной от Византии традиции державной политики в Евразии, происходит полный разрыв с этой традицией. В таком случае государство теряет средства для сколь-нибудь серьезного влияния на европейскую политику, что уже сейчас яснее ясного показывается открытым, почти презрительным пренебрежением лидеров Запада мнением всех официозных политических сил нынешней России в связи с решением США и НАТО о расширении структур этой военно-политической организации на Центральную и отчасти Восточную Европу. Тогда, как следствие, византийская имперская традиция в реальной международной политике возвращается в Константинополь, в Турцию.

2) Русский национализм осознает себя собственно русским, то есть нацеленным на борьбу за экономическую и политическую интеграцию России, Украины и Белоруссии в единый государственный организм под лозунгом “одна страна, одно государство, одна нация”. Тогда у нового Русского государства появляется возможность осуществлять планирование наступательной политической активности в Европе, ккреплять позиции законного политического наследования традиции византийской державности, без чего рассуждать о евразийской державности, о глобальной державности не имеет никакого практического смысла.

Третьего не дано!

Русский национализм позволит добиться наивысшей корпоративности общественного сознания и осуществить прорыв к самым высокоразвитым производственным отношеним, к самой высокой культуре современного цивилизационного поведения подавляющего большинства населения страны только в том случае, если это будет радикальный, архетипический, а потому расовый национализм. Никакая иная форма национализма не сможет изменять мировозрение людей. Только расовый национализм вызовет консолидацию сил, связанных с промышленным политическим интересом, и сможетбороться с могучими и объединёнными силами мировой реакции, мировым коммерческим космополитизмом.

Для политического выживания и победы национализму нужна материальная опора на могущество крупной державы, способной вести наступательную межгосударственную политику, мировую политику. Такой державой собственно Российская Федерация в нынешнем ее виде стать не сможет. Поэтому вне отчётливо заявленной программной цели всеохватного единения с Белоруссией и Украиной, создания из великорусского, белорусского и украинского народов, а так же ряда расово, культурно и духовно родственных народностей единой русской нации, русский национализм не имеет шансов стать серьёзной, властной политической силой. 

Национализм, который понимает, что нация есть этнически сплоченное общество, что такого общества не было создано ни в Российской Федерации, ни на Украине, ни в Белоруссии, что такое общество ещё только предстоит создать

ради спасения производительных сил России (включающей РФ, Украину и Белоруссию) от удушающих объятий подступающего общегосударст­венного кризиса, от экономической и политической катастрофы;

ради спасения общерусской традиции государственности от гибели;

ради достижения русским государством в ХХI столетии статуса промышленно развитой державы.

Такой национализм отдаёт себе отчёт в единственности предлагаемого историческими закономерностями для нынешней России политического выбора целеполагания. Это целеполагание безусловно объединительное, и оно имеет прочную опору в традиции изначальной древнерусской государственности, необходимой и достаточной для такового объединения на прочнейшем основании единого этнического архетипа, который заявил о себе при зарождении единого древнерусского государства.

В настоящем положении дел тактические шаги в направлении действительного объединения затрудняются серьёзными препятствиями политического характера, обусловленными распадом советского политического пространства. Собственно буржуазно-демократическая революция происходит только в России. Приватизация нефтегазового комплекса, бесконтрольный доступ частных лиц к нефтедолларам обеспечили в России быстрое становление больших частных капиталов и организованных общими интересами влиятельных кланов крупных собственников, которые стали ударным отрядом, внедряющим либерально-капиталистические отношения. Эти кланы прочно утвердились во всех ветвях власти, установили частный контроль за крупнейшими средствами массовой информации, повернув их на службу своим эгоистическим целям и установили диктатуру коммерческого космополитизма в РФ (с октября 1993 года), которая проявилась в своих характерных чертах политически резче и решительнее, беспощаднее, чем этого можно ожидать лишь в ближайшее время на Украине и в Белоруссии. Характер политического господства принял гораздо более откровенные и циничные формы в отношении населения РФ. Как на Украине, так и в Белоруссии частные капиталы значительно мельче и слабее в политической организованности, в политическом влиянии. Поэтому там достаточно сильны пережитки коммунистических отношений, а буржуазно-рыночные преобразования замедленны и полностью зависят от внешней поддержки, от вливаний иностранной валюты.

Российская Федерация вползает в общегосударственный кризис, характерный исчерпанием кредита доверия ставленниками диктатуры коммерческого космополитизма, превращением из исторически оправданного режима в определенно реакционный режим, сокращением социальной базы поддержки этого режима. В такой ситуации, с точки зрения правящего клана, очень опасно осложнять экономическую и внутриполитическую ситуацию союзной интеграцией даже с Белоруссией. Такой вывод подтверждается самим политическим развитием событий. Ожесточённая кампания российских частных СМИ против подписания союзно-интеграционного Устава между Белоруссией и Россией показала сколь велики у режима диктатуры коммерческого космополитизма опасения по поводу политических последствий такого шага. В то же время, метания Президента, позиция которого была неясной до последнего дня, бесконечные хаотические правки принципиальных положений то устава, то договора, то опять устава, тоже говорят о том, насколько вынуждено он действовал, насколько ощущал на себе давление явного роста русского государствен­нического самосознания, встревоженного приближением военных структур НАТО к границам страны. Властвующая клика пошла на подписание Договора вопреки себе!

Режим диктатуры коммерческого космополитизма полностью запутался во взаимоотношениях с Белоруссией, показывая, что не имеет какой-либо осмысленной концепции государственных интересов. Политическая борьба с парламентским коммунизмом, с коммунистическим реваншизмом подсказывает ему только один приемлемый путь интеграции - полная интеграция, как политическая, так и экономическая, при которой возможным станет быстрая скупка российскими банками лакомых кусков экономической системы Белоруссии, форсированное реформирование остальных экономических структур под стать тому, как это имеет место в России.

Умозрительно такая интеграция политически возможна, однако лишь в результате дорогостоящего и требующего времени для подготовки референдума. Но как раз поэтому референдум невыгоден коммунистам, и они борются с такой идеей, борются успешно вследствие распада производительных сил и промышленного производства в самой России и порождённого этим разрастающегося морального, политического паралича верховной исполнительной власти, сужением социальной базы поддержки этой власти.

Верхи исполнительной власти режима больше не в состоянии опираться в схватке с коммунистами на идеологию либерализма, на либеральных демократов, что было возможным в России осенью 1993-го года. Падение доверия к либеральной демократии и к проводимым в угоду требованиям коммерческого политического интереса рыночным реформам, - падение доверия со стороны подавляющего большинства населения заставляет российскую клику власти лавировать ради собственного политического выживания. И она вынуждена растягивать интеграционные процессы на этапы, не в силах больше забалтывать и тормозить их. Она вынуждена сначала пойти на подписание устава выгодной коммунистам конфедерации, в которой небольшая Белоруссия будет иметь равные политические права с Россией, что позволило бы коммунистам, завоевав подступы к власти в Белоруссии, взять реванш за поражение в 1993 году, влияя на внутреннюю политику России в обход Президента и Конституции; а затем уже, по просшествии времени, намереваясь, - во всяком случае декларативно, -  провести осуществление трансформации конфедерации в федерацию.

Но именно такая поэтапность объединительных процессов чрезвычайно пугает влиятельные финансовые круги банковского частного капитала, отстраненные правящей кликой от рычагов управления на высшем государственном уровне. Слишком неустойчивым становится режим, чтобы быть способным хоть как-то проводить дальнейшее реформирование страны, а стагнация в проведении реформ делает режим обречённым. Он нынче подобен старому локомотиву, который из последних сил тащит эшелон в гору, ему нужна помощь другого локомотива, а вместо этого к нему сзади прицепляют ещё один тяжёлый вагон, способный надорвать двигатель, потащить эшелон назад и опрокинуть.

Против глубокого союзного договора между Россией и Белоруссией дружно стояли все "демократы", вкупе с наиболее одиозными фигурами власти, вроде "гражданина Израиля" Березовского. Явлинский и Гайдар яснее прочих объясняли и выражали их мнение в средствах массовой информации. Но проиграв по всем статьям, "демократы" вдруг зашумели о необходимости референдума о полной интеграции, при которой Белоруссия должна превратиться "в шесть областей России", прекрасно понимая, что ни экономически, ни политически сейчас такое сделать невозможно. Президент Ельцын, тем времене, стал выбалтывать чаяния подлинных дельцов власти о едином государстве с Белоруссией, которую они смогут быстро вырвать у прокоммунистов и подмять под себя, в то время когда олицетворяемый им режим не в состоянии сохраниь единое государство даже внутри собственно Российской Федерации. Что это, как не провокации? Реакция в Белоруссии последовала однозначная и очевидная. Из горячих сторонников широкой интеграции многие политики становятся её осторожными противниками.

Не мытьём, так катанием "демократы" утёрли нос коммунистам, воспользовавшись старым, как мир, правилом: если хочешь опорочить идею соперника, перехвати её и доведи до абсурда. Но давление промышленных регионов России всё равно заставит идти российские власти на интеграционное сближение с Белоруссией, потому что иначе ситуация с развалом производства и, следовательно, с социальной нестабильностью будет хуже и опаснее, чем без такой интеграции.

Если проблемы интеграции столь сложны в отношениях с Белоруссией, то ещё запутаннее они в отношениях с Украиной. Вместе с тме, не стоит бояться конфедерации России, Украины и Белоруссии. Наоборот, ее необходимо всячески пропагандировать и поддерживать. Ведь целью конфедерации является спасение промышленных производительных сил находящихся в настоящее время в отчаянном положении во всех трех регионах. В этой позиции состоит принципиальное различие между националистами и коммунистами.

Думские деятели коммунистической оппозиции, которые боятся союзной конфедерации снизу, требуют такой конфедерации сверху, чтобы таким путём вернуть себе привилегии власти. Состояние производительных сил для них - дело второстепенное. Это и понятно, ибо воздействие коммунистической идеологии на прогрессивное развитие производственных отношений полностью исчерпалось уже в семидесятые годы, и коммунистическая идеология стала исторически реакционной.

Для коммунистов интеграция с Белоруссией есть лишь некий этап в цели осуществления интеграции со всеми государственными образованиями СНГ. В большинстве из бывших советских республик мы видим пережитки социал-феодализма, а то и откровенно полуфеодального народнического патриотизма, расово и этнически чуждого идее русской национально-общественной организации, промышленной европейской цивилизованности.

При общих с коммунистами требованиях союзной конфедерации, русский национализм политически неизбежно столкнётся с коммуно-патрио­тическим большевизмом, то есть со своим главным политическим врагом, беспощадно безжалостным как по отношению к России, так и по отношению к созревшему для выхода в новое, национально-общественное историческое качество самосознания русскому народу.