С.П. Пыхтин  

 

 

СНОВА В РОССИИ РОЖДАЕТСЯ НОВЫЙ ПОРЯДОК

 

 

Оценка ситуации

 

Состояние, в котором находится Россия после августовского государственного переворота 1991 года, вряд ли является менее катастрофическим, нежели то, в которое она попала осенью 1941 или летом 1942, или же, если вспоминать более отдаленную историю, осенью 1917.

Как восемьдесят и пятьдесят лет назад, вопрос сейчас стоит предельно остро — быть или не быть русской цивилизации, окажутся ли русские в состоянии защитить свое отечество, сможет ли Государство Российское одержать победу над очередным  смутным временем и восстановить в своих пределах порядок и закон, в конце концов — окажется ли она в числе лидеров XXI века или суждено ей очутиться на периферии мировой истории?

Конечно, когда приходится говорить о России вообще и Государстве Российском в частности, возникает необходимость пояснять, что речь вовсе не идет о некой государственной фантазии с абсурдным наименованием “Российская Федерация” и что подразумевается Россия в ее естественных геополитических границах, совпадающих с границами советской России, которая тоже обладала нелепым юридическим псевдонимом — СССР. Режим традиционно предпочитал клички.

И когда речь заходит о русских, то имеются в виду два взаимосвязанных понятия — русские как народ и русские как нация. В качестве народа русскими является этническая общность, состоящая из великороссов, малороссов, белорусов и русинов. Слово народ потому и имеет своим корнем “род”, что подразумевает природную, естественноисторическую общность, происхо­дящую из одного родового начала.

Когда же употребляется термин “нация”, то  имеется в виду не природная, а политическая общность, в которую помимо русских как народа, ее основного ядра, входят и другие коренные народы России (общим число 79). В этом качестве русские создавали, развивали и защищали единое государство с никогда не прекращавшейся 1100-летней историей. Отсюда следует историческое и практическое содержание таких определений, как национальный суверенитет, национальная территория, национальные интересы, национальная идея и т.д.

В настоящее время практически невозможно найти серьезного исследователя или политика, который бы отрицал системный характер кризиса в стране. Разумеется, мы не имеем в виду известного рода деятелей, для которых вызывающая пошлость превратилась в органично присущее им качество, в связи с чем для них естественным образом действия является непрерывный эпатаж и глумление. Не о них речь.

Серьезные политические силы, в зависимости от их принадлежности к одной из трех идеологических партий (не путать с политическими партиями) — социалистической, либеральной или национальной — дают принципиально различный диагноз кризису и методам его преодоления.

Для социалистов корень зла, поразивший русское (в их терминологии — советское) общество, состоит в разрушении “социалистического проекта”, ликвидации социальных завоеваний для “трудящихся”, проистекающих из событий октября 1917 года. Они искренно верят в то, что в СССР был социалистический тип социально-экономических отношений и именно их “отмене” Россия обязана своим теперешним состоянием. Революция 1917 г. побеждена контрреволюцией 1991 г. и, следовательно, преодолеть кризис можно лишь восстановлением того состояния, в котором пребывала страна до начала “контрреволюции”.

Недаром г-н Зюганов, наиболее последовательный политик социалистической ориентации, заявил о том, что Россия свой лимит на революции исчерпала. Социалисты, таким образом, за последние сто лет совершили политический кругооборот, превратившись из радикальных революционеров в консерваторов, из политиков, подвергавших всех и вся отрицанию, в политиков, опирающихся на наиболее косные социальные слои. Они, смешно сказать, грезят реставрацией.

Либералы видят первопричину кризиса как раз в противоположном, в том, что “не идут реформы”. Они настаивают на дальнейшей радикализации экономического и политического курса, на поглощении русского пространства  ценностями так называемого западного образа жизни, которые для них являются “общечеловеческими”.

Приняв от допотопных социалистов, раздувавших “искры”, чтобы занялось “пламя”, практически все их первоначальные идеи и доктрины, либералы и теперь страстно настаивают на их реализации. Например, чтобы все народы России осуществили право на самоопределение вплоть до отделения. Для них, как и для социалистов начала века, Россия остается “тюрьмой народов” и они мечтают о том, чтобы эта тюрьма была разрушена до основания. Либералы, подобно большевикам, обрушивают на русский народ обвинения в шовинизме, в эксплуатации других народов России, в приверженнности тоталитаризму и т.д. и т.п. Единственным их вкладом в развитие этой некрофильской темы являются термины “империя зла” применительно к России, “красно-коричневые” в отношении своих политических противников и ярлык “фашисты”, который они вот уже несколько лет безуспешно пытаются приклеить ко всему, что имеет отношение к России, русским и русскому.

Но в отличие от социалистов, строивших свои воздушные замки на фундаменте теоретического коллективизма, для либералов нет ничего важнее прав абстрактной, независимой, лишенной каких-либо культурных корней личности. Личность для них все, остальное — ничто. Они готовы во имя “прав личности” разрушить любую материальную или духовную ценность, разумеется, если она принадлежит “этой” варварской, еще нецивилизованной ими стране. Либералы — естественные космополиты, для которых такие понятия, как родина, отечество, нация, Россия — пустые звуки, ничего им не говорящие. Либералы живут “реформами”, в которых себе они отводят роль экспериментаторов, а “этой стране” — участь подопытного животного, который, быть может, останется в живых, но такой результат вовсе не очевиден.

По сути дела как социализм, так и либерализм в их “российской” интерпретации представляют собой чуждый отечественному духовному миру импортный товар, завезенный в “страну неверных” миссионерами Запада, подобно тому, как для аборигенов Африки или Америки тот же Запад изготавливал импортную духовную отраву под католической или протестантской религиозными упаковками. В странах-изготовителях “социализма” и “либерализма” эти доктрины находят применение в медикаментозных, чисто профилактических дозах, и лишь постольку, поскольку они не противоречат собственным, то есть национальным ценностям.

Перейдем теперь к третьей, национальной идеологии. Происходящий в России процесс националисты рассматривают в его истинном свете — как очередную русскую революцию, результатом которой может быть создание принципиально нового для нее социально-экономического строя (капитализма) и новой общественно-политической (буржуазно-демократической) системы отношений.

 Здесь необходимы некоторые пояснения. Те виды отношений, которые режим после 1917 года назвал “социализмом”, если и имели право на такую квалификацию, то лишь как завершающую фазу феодального периода, — “феодальный социализм”, — с которым Европа, сводившая в XVII-XVIII-XIX вв. счеты с феодализмом, даже не была знакома. Никакого социализма в России не было и объективно не могло быть. После 1917 г. она продолжала оставаться страной развитых феодальных отношений, взяв на вооружение популярную коммунистическую риторику. Однако этих отношений было вполне достаточно для того, чтобы и дальше развивать производительные силы общества, превратившие Россию в одну из двух сверхдержав мира.

Следовательно, Россия вовсе не отстала от других великих наций. Ее мнимая отсталость в действительности представляет собой историческую молодость, поскольку русские — самая молодая среди великих наций мира. Поэтому ей еще предстоит пройти все фазы развития, которые другие, более зрелые нации уже преодолели. На русской почве, разумеется в совершенно специфических условиях, еще предстоит увидеть и капиталистически организованное национальное хозяйство, и буржуазное общество, возникающие из пламени современной революции. Но это будут не бестелесные, схоластические абстракции, не заимствованные копии, не смесь французского с нижегородским, а настоящий русский капитализм и настоящая русская буржуазность. Они должны неизбежно утвердиться в стране, если социально-экономическая революция обретет принципиально новое качество — превратится в русскую национальную революцию.

Причины, объективно вызвавшие вторую в XX веке революцию,  коренятся в закономерностях предыдущего этапа русской истории, в том, что политическая система, точно так же, как и правившая страной “номенклатура”, созданные после Первой русской революции (1905-1935), вместо того чтобы развиваться одновременно со страной, окончательно разложились, а прежние экономические отношения, опиравшиеся на тотально огосударствленную, обобществленную собственность, из “форм развития превратились в их оковы”.

Зревшие в недрах экономики, общества и власти противоречия в конце концов вылились в открытый, системный кризис. Но поскольку начало революция совпало с общим разложением  общественного сознания, практической неготовностью ведущих сил общества к революционному действию, теоретической неразработанностью целей революции, ход событий постепенно приобрел весьма опасное, катастрофическое направление. Прогрессивный на первых порах характер революции сменился регрессом, очевидным движением вспять. Не имея осознанного стратегического курса, революция сбилась с пути, погрязла в частностях, утратила ориентиры в своем движении, попала в руки негодяев, мошенников и предателей, реализующих либеральный план, принципиально губительный для России.

Если говорить о современном состоянии страны с предельной откровенностью, а лишь так можно помочь делу, то ее критическое положение обусловлено, в сущности, тремя факторами. Речь идет о национальной катастрофе, которая уже реализуется, поэтому назовем вещи своими именами. Недееспособность государственной власти, неэффективность экономического механизма и равнодушие русского населения к судьбе страны — вот главные враги России. Оставим пока в стороне последний из перечисленных факторов. Мы еще к нему вернемся. Разберем сначала первые два.

 

Машина антинациональной власти

 

Власть, которая реально существует в РФ, обязанная своим происхождение павшему партийному режиму и нескольким государственным переворотам (1989, 1991, 1993), представляет собой противоречивую и неработоспособную систему, закрепленную, кстати, в Конституции 1993 года.

Вот главные принципы ее конструктивной схемы, которые не выдерживают никакой критики. Это — децентрализация полномочий между так называемыми федеральным и региональными политическими  структурами; множественность властных институтов на федеральном уровне под видом реализации “теории разделения властей”; наделение низшей палаты парламента — Государственной Думы — только законоделательными, чисто формальными функциями по принятию законов, которые не считаются принятыми, если их не одобрит верхняя палата и не примет президент; превращение верхней палаты парламента  — Совета Федерации — из общенационального сената  в собрание удельных князей; отсутствие ответственного перед представительной властью правительства, структура и состав которого определяется не потребностями государства, а волей президента; наделение президента РФ полномочиями некоронованного монарха, все отличие которого от самодержца состоит в его избираемости населением, и которого невозможно легальным образом отрешить от должности даже за государственную измену; распыление судебной системы на автономные функциональные образования, целиком зависимые от местных или центральных органов исполнительной власти; ведомственное дробление вооруженных сил страны.

Добавим к этому еще некоторые важные моменты. Административно-территориальное устройство, создававшееся прежде всего для организации управления большими территориями, расположенными в 11 часовых поясах, превращено в федеративное деление. Великороссия, никогда не создававшаяся как союз нескольких прежде самостоятельных государств, никогда, к тому же, не являвшаяся федерацией, превращена в федерацию неких 89 “субъектов”. Их территория определялась административными актами в 30-е, 40-е, 50-е и 60—е годы и неоднократно изменялась под влиянием экономических, хозяйственных, оборонных, политических и волюнтаристских факторов. Если сравнить территориальные устройство этой части России в начале века и теперь, то между ними невозможно обнаружить ничего общего.

Сами по себе “субъекты федерации” неравноценны и каждый из них обладает различным правовым статусом внутри федерации, вплоть до ассоциированного членства, как, например, Татария или Якутия. Отношения внутри РФ регулируются вовсе не Конституцией или законами, а особыми соглашениями между федеральной и региональными властями, что является видоизмененной формой чисто средневековых, по существу феодальных отношений сюзерена-короля с вассалами-князьями.

 Фарсовый характер, который приняли события в так называемой Чечне после того, как Кремль оформил сделку с лидерами вооруженных чеченских мятежников, придав им вызывающе-респектабельный вид государственных деятелей, как нельзя лучше демонстрирует содержащиеся в Конституции механизм политического разрушения страны и деградации власти. Отношения сюзерена Ельцина с поднявшим бунт вассалом Дудаевым (фамилии здесь не имеют значения) напоминают, но как карикатуру, сюжет из романа В. Скотта “Квентин Дорвард”, где описываются перипетии сложных интриг  французского короля Людовика XI, герцога Бургундского Карла Смелого и вожака шайки негодяев Гильома де ла Марка по прозвищу “Арденнский Вепрь”.

Но если Франция XV века преодолевала феодальную раздробленность и становилась единым, централизованным государством, РФ конца XX столетия, наоборот, борется с централизацией, утверждая раздробленность как форму своего будущего, воплощая в различных институтах неофеодальные отношения.

Может ли государственная машина РФ, сконструированная для подобных целей, обеспечить защиту русских национальных стратегических интересов? По-видимому нет. И не потому, что за ее рычагами оказались продажные, некомпетентные, хладнокровно-жестокие и подлые деятели. Напротив, именно политики с подобными личными качествами и могут управлять такой машиной власти. Потому что она предполагает в чиновниках не государственный образ мыслей, а страсть хищников, набрасывающихся на государство точно так же, как стервятники набрасываются на падаль.

Итак, Конституция, переполненная пустопорожними юридическими россказнями о правах и свободах отдельного, абстрактного, не имеющего национальных признаков человека, знает лишь один главный интерес, с которыми власть желает иметь дело — это частный, своекорыстный интерес бюрократии, которому она покровительствует и который поощряет.

 

Экономика тотального простоя и распада

 

Необходимо различать национальное хозяйство и экономические отношения. Первое представляет собой совокупность производительных сил общества, ее естественные, производственные, интеллектуальные и трудовые ресурсы, соответствующим образом организованные и вовлеченные в целесообразную деятельность. Второе — реально существующий механизм, приводящий национальное хозяйство в движение, придающее ему динамизм, развивающий его в соответствии с объективными интересами и потребностями нации и государства.

Российской Федерации, провозгласившей свой “выход” из России, досталась мощная часть общенационального хозяйства, созданного главным образом за послевоенные годы. Но так как после 1917 года национальное хозяйство страны создавалось по принципу единого концерна, работающего в режиме общегосударственного плана, функционирование такого хозяйства заведомо не предполагалось в  самостоятельном, изолированном, обособленном режиме.

Отделившись от единого комплекса, его большая часть должна была утратить жизнеспособность, поскольку ее полноценное, технологическое функционирование обусловлено производствами, оставшимися за границами РФ. Хозяйственный комплекс в Белоруссии и Прибалтийском крае, к примеру, представлял собой сборочные производства, финальные стадии длительного производственного цикла, приближенного территориально к местам производственного или личного потребления, а также границам государства, если соответствующие продукты предназначались для экспорта. Одно это, сугубо политическое обстоятельство, то есть расчленение единого государства на 15 частей, превратило дееспособное национальное хозяйство советской России, потенциал которого составлял до 80 процентов совокупного потенциала США, в искалеченный, деформированный, дезорганизованный организм.

Политические границы, перекроившие единый хозяйствующий комплекс, снизили оказавшийся в РФ потенциал не на величину, пропорциональную оставшимся основным фондам, а существенно больше. Ситуацию должны были усилить распавшиеся экономические связи, несуразные границы, валютные, таможенные и политические факторы. Хозяйственный потенциал РФ уже теперь на порядок слабее американского.

Но это лишь одна, так сказать объективная по отношению к производительным силам, сторона дела. И без того кризисное состояние усилилось после того, как за дело взялся либеральный политический режим, пришедший к власти в “новой России”. Несколько стратегических решений, принятые им еще осенью 1991 года, в состоянии окончательно похоронить будущее русского производственного потенциала.

Денационализация собственности, практика свободного ценообразования и отказ от монополии государства на внешнюю торговлю должны были обескровить и без того ослабленный, в сущности многократно ампутированный производственный комплекс, который к таким экономическим правилам деятельности не был ни приспособлен, ни готов. Кроме того, национальное хозяйство таким образом подставляли под внезапный удар враждебных в экономическом и в политическом отношении  сил стран “золотого миллиарда”, прежде всего из блока НАТО.

За пять лет существования в таких условиях, созданных самой властью, по отношению к 1990 году объем валового внутреннего продукта в РФ упал до уровня 60 процентов, объем промышленной продукции — до 48, производственных капитальных вложений — до 20. Стремительная замена плановых экономических условий на рыночные, а также открытие границ для иностранных товаров до такой степени трансформировали приоритеты, что более 30 процентов мощностей обрабатывающей промышленности, а следовательно и занятая в них рабочая сила оказались ненужными, излишними. Неизбежная инфляция, последовавшая за либерализацией цен, лишила не только отдельных граждан их накоплений. С этим можно было бы как-то смириться. Главный удар пришелся по производственным предприятиям.

Без оборотного капитала любое производство — не более чем груда безжизненного, мертвого, неработающего металла. Деньги — кровь производства. Их отсутствие означает полную утрату им самостоятельности и дееспособности и в конечном счете гибели. Промышленность, лишившаяся одновременно и средств существования и, благодаря ваучерной приватизации, собственника в лице государства, должна была оказаться во власти “денежных мешков”, международного космополитического и ростовщического капитала.

Открыв границы для его деятельности, режим предопределил, в чью пользу будет осуществлен процесс перераспределения собственности.  Российские банки, которые постоянно мелькают в московской прессе, демонстрируя свое величие, в действительности выполняют роль маклеров международных финансовых корпораций, прибирающих к рукам наиболее выгодные предприятия. До 90 процентов операций на фондовом рынке с ценными бумагами отечественных производств, совершается в пользу иностранцев. Контроль над собственностью переходит к ним. На очереди, без всякого сомнения, установление иностранного контроля за главным для внешнего мира богатством РФ — ее недрами.

Страна, еще совсем недавно являвшаяся второй сверхдержавой планеты, на паритетных условиях взаимодействовавшая с другими великими державами и возглавлявшая так называемый “второй мир”, обрекла себя на медленное, но неотвратимое умирание, добровольно отказавшись от самого главного: экономических условий своего собственного воспроизводства, развития и обороны.

 

Население равнодушно

 

Безразличие, с каким русские воспринимают действительность, охватившая население апатия, не имеющая по масштабу своего распространения, по-видимому, прецедентов в современной истории, пренебрежительное отношение к судьбе национального богатства, собственного государства, да и к своему собственному будущему — такова первопричина, благодаря которой созданная таким “электоратом” государственная машина, вместо того, чтобы защищать страну, планомерно ее истребляет, а экономика оказывается в роли азартного, аморального и безнравственного игрока, способного лишь направо и налево расточить все, что унаследовано, приумножено и нажито.

Все остальные поступки, которые можно записать в своеобразный мартиролог ныне живущим поколениям взрослых русских людей, состоят в том, что они собственными руками, ногами и головой превращали самих себя из людей, защищенных всей мощью великого государства, в ничем не защищенных, живущих в состоянии постоянного страха индивидуумов, из граждан-собственников, совладельцев самого мощного в мире предприятия, в скопище полунищих и нищих, просящих подаяние, из наследников великой русской культуры в потребителей суррогатов американской эрзац-культуры, пригодной разве что для плебеев и черни, если говорить по-русски — для быдла и босяков.

Все интересы и потребности, которые могут быть у современного, развитого, обладающего опытом и знаниями общества, свелись к набору примитивных, элементарно-пошлых инстинктов. Подобно жителям античного Рима времен упадка, жители России возжелали лишь panem et circenses (хлеба и зрелищ), им захотелось есть, пить и танцевать. Трудовая, сама по себе творческая деятельность потеряла в массовом сознании какую-либо ценность, превратившись в тяжкую, обременительную необходимость, повинность. Философия рантье, живущего на процент, оказалась более убедительной, чем мировоззрение труженика и творца. 

Чем сильнее развращалось общество или его отдельные элементы, тем невероятнее оказывались результаты его публичной деятельности. Крупные мегаполисы, городские агломерации с многомиллионным населением из центров науки, культуры и промышленности превратились на какое-то время в центры массового общественного разложения, выбрасывая во внешний мир духовные метастазы и общественных деятелей с комплексом Герострата. Социальная лимита передавала власть политическим лимитчикам.

Население именно этих центров в своей основной массе взяло на себя главные разрушительные функции, голосуя всякий раз за наиболее оголтелые, извращенные, беспощадные в отношении России идеи, избирая во власть наиболее одиозных, скандально известных, патологически-русофобствующих политических деятелей. Чтобы у читателя не сложилось впечатления, что автора посетила личная мизантропия, перечислим наиболее “выдающиеся” проявления общественной мизантропии со стороны наших соотечественников. Вот они.

Выборы состава Съезда народных депутатов СССР в 1989 году, который через два года постыдно предал, не пошевелив пальцем, великое государство, повторив в коллективной форме то, что Николай II совершил персонально, отрекаясь противозаконно от престола. Без просьбы, без подкупа, без попойки.

Весной 1990 г. выборы законодательных органов власти союзных республик, краев и областей и местных Советов, большую часть которых поразила маниакальная страсть к суверенизации. Stuitorum infinitus est numerus — число глупцов бесконечно.

Референдум в марте 1991 года, на котором население РСФСР проголосовало за установление президентского режима, тем самым предопределив состояние войны между властями Российской Республики и советской России (СССР). Настоящий casus belli. После этого избрание г-на Ельцина президентом РСФСР в июне 1991 года, сделавшее лобовое столкновение “союзной” и всех “республиканских” властных номенклатур неизбежным, а затем бездумная массовая эйфория от совершенного в Москве в августе 91-го государственного переворота, окончательно свалившего режим г-на Горбачева.

Декабрьский референдум  в Украинской Республике в том же году, на котором ее русское население (малороссы, великороссы, русины и белорусы) согласилось на отделение от советской России (СССР) и вслед за этим повсеместное молчаливо-равнодушное одобрение Беловежского пакта. У всех окраин оказалась настоящая пунийская верность (Punica fides).

Поддержка на референдуме в апреле 1993 г. экономических мероприятий, проводившихся с января 1992 правительством Ельцина-Бурбулиса-Гайдара, сущность и неизбежные последствия которых описана выше. Но тогда большинством овладел нагло-отвратительный девиз — Salve lukrum — привет барышу.

Безразличие великорусской провинции к сентябрьско-октябрьскому государственному перевороту в Москве и одобрение на состоявшемся в декабре 1993 г. референдуме ельцинского проекта Конституции. Она установила такую систему органов государственной власти и такое государственного устройства, которые обязательно должны привести остатки России к окончательному разложению и краху.

Пассивно-неодобрительное отношение общества к робким, противоречивым, зачастую преступно-халатнымным попыткам режима подавить чеченский вооруженный мятеж в 1995-1996 гг., создавшее морально-психологические предпосылки к дальнейшему развитию процессов этнического и территориального сепаратизма, замешенного на откровенной русофобии.

И в качестве своеобразного эпилога — переизбрание г-на Ельцина президентом РФ на второй срок в июле 1996 г. Plaudite, cives — рукоплещите, граждане.

Можно вспомнить еще десятки и сотни примеров противоестественного, не укладывающегося в разумные рамки поведения населения, но и этих, по-видимому, достаточно для того, чтобы исчезли любые сомнения в том, кому Россия обязана своим настоящим положением. О тебе идет речь — великий, мудрый, трудолюбивый, терпеливый — и какой еще там — русский народ.

Не коварные американцы, не алчно-хитроумные евреи, не фанатичные тюрки-мусульмане и конечно же не наглые инородцы, а именно русские, составляющие  абсолютное большинство граждан, довели Россию до величайшей национальной катастрофы, государственного распала и экономического коллапса. Их неожиданно проснувшиеся фантастическая гражданская лень, предельное политическое равнодушие и патологическая жадность. Они исполнители, все остальные — в лучшем случае — только соучастники.

 

 Алгоритм русских революций

 

Ни одна нация и ни одно государство, представляющее собой несущую мировую конструкцию, благодаря которой развивается само человечество в целом, не может быть гарантировано от периодов, когда под вопрос ставится их дальнейшее существование. Каждый взлет завершается падением и каждая победа — расплатой за нее. Omnia orta cadunt (все, что возникло, гибнет).

 Трудно найти более или менее продолжительные отрезки в существовании крупных, действительно великих государств, которым ни приходилось бы оказываться на грани распада, завоевания или полного исчезновения. Если взять последнее тысячелетие, то история ни одного из и поныне существующих держав, не говоря о тех, которым пришлось покинуть политическую и обосноваться на исторической карте мира, не обошлась без кризисов, катастроф, депрессий, смут и тому подобных событий.

Если бы речь не шла о России, то все предыдущее объяснение могло бы завершится общим некрологом или эпитафией, в которых было бы уместно написать: fuimus Troes (здесь была Троя). Для тех, кто исследует русскую цивилизацию со стороны, ее современное состояние может показаться безнадежным. Любой объективный консилиум специалистов бесстрастно определит — больной неизлечим. На протяжении всего лишь последней сотни лет в отношении России выдающиеся специалисты, светила науки обрекали ее на смерть трижды, всякий раз попадая пальцем в небо. Она, словно Феникс из пепла, возрождалась в еще более мощном, величественном, несокрушаемом состоянии, посрамляя всех своих могильщиков.

Не чувствуя, не зная русского мира, невозможно обнаружить его действительного потенциала. Не понимая закономерностей, согласно которым развивается Россия, нельзя даже приблизительно предугадать дальнейший ход событий.

Еще раз подчеркнем. Описанное выше состояние государства, экономики и общества относится не к фазам их благополучия, развития в условиях относительного покоя, а к “истории болезни”, к тому многофакторному процессу, который мы называем Второй русской революцией XX века. А у русских революций есть собственные траектории и тенденции, которые и теперь позволяют смотреть в русское будущее с оптимизмом, разумеется, с той оговоркой, что в реальном мире ничто не совершается само собой, без человеческих усилий, так сказать лишь по воле Провидения. Речь идет о предпосылках, которые можно реализовать, а не об паразитирующей на невежестве астральной галиматье.

Итак, чтобы понять Вторую русскую революцию, необходимо вернуться к этапам Первой. Причины, породившие ее, заключались, с одной стороны, в невероятно высоких темпах хозяйственного развития, с другой — в неспособности существовавшего  порядка вещей справиться с управлением в параметрах такого развития. Известная формула — “верхи не могут, низы не хотят”, — правильно, хотя и примитивно, описывает состояние общества, сделавшее революцию неизбежной. Вторая русская революция также оказалась неизбежной. Она была обусловлена такими же точно причинами, как и Первая, разумеется, на новом, гораздо более высоком, более сложном уровне развития[1]. Никогда русские революции не происходили вследствие отчаяния, невыносимости существовавших жизненных обстоятельств, безрассудности, обусловленной отсутствием опасности что-либо потерять, кроме своих цепей. Слава Богу, Россия не знала, в отличие от Европы, пролетаризации, босячества. Русские революции всегда — проявление невероятного и всестороннего подъема, взрыва духовной энергии и вместе с тем они же — по крайней мере на первоначальных этапах — очевидный общественный, организационный и идейный хаос.

Обозначим этапы, через которые прошла революция начала века. Сначала это был кризис управления, утрата властью способности руководить стремительно развивавшимся обществом, потеря авторитета низших слоев населения по отношению в “верхам”, постепенное развитие массового недовольства, переходящего в протест (1905-1917). Затем период открытого кризиса, падение режима и состояние всеобщего развала, вылившегося тогда (благодаря участию России в мировой войне) в открытое столкновение противоборствующих сил — гражданскую войну, в которой определился формальный победитель, а значит и новые условий общественного развития(1917-1922). Наконец, консолидация и кристаллизация общественного организма, окончательное утверждение экономических, а вслед за ними и идеологических форм его существования (1923-1935).

Что же мы наблюдаем теперь? В сущности, кроме современных материальных условий, в которых развивается революционный процесс, нет ничего нового, необычного. Как и тогда, сначала кризис управления, разложение “партийного нобилетета”, его постыдное бегство из власти — 1985-1991 гг. И теперь — многолетнее состояние всеобщего развала, сначала двоевластие, затем многовластие, наконец —  фактическое безвластие. 

Если и дальше применять аналогии, то вот уже в течении пяти лет на исторических часах России значится новый 1917 год. Г-н Ельцин пытается воплощать в своем лице одновременно два начала, инкарнацию демагога Керенского и авантюриста Корнилова. А спустившись на столичную почву, мы обнаружим воскресших обитателей кладбища политических животных —  полковника Рябцева и городского голову Марона, двух известных московских политиканов той поры, память о которых навсегда исчезла, но дело которых воплощается “демократической” властью Москвы.

В отличии от фундаментальных общественных течений, ясных для простого понимания, в верхних слоях и на поверхности бушуют страсти и кипят водовороты, в мутных потоках которых трудно уловить мерную поступь исторических законов. Но они присутствуют и здесь. Несмотря на всю множественность действующих лиц, толкающихся на политической арене, они являются не более чем олицетворением трех идеологических начал общественного сознания, сменяющихся во власти. Вкратце они уже обозначены — это социализм, либерализм и национализм, представляющие собой квинтэссенцию длительного процесса развития и дифференциации идей.

Все их многотысячелетнее многообразие является, в действительности, отражением развития самого человечества, точнее говоря, его сменяющихся видов. Пока оно находилось в родо-племенном состоянии, господствовало интуитивное сознание, опиравшееся на обобщение непосредственного, чувственного наблюдения. Когда эта фаза сменилась длительным периодом создания народов (этногенеза), возникло сверхчувственное религиозное сознания, предопределившее, кстати, формирование цивилизаций, совпадающих с границами распространения мировых религий.

После того, как процесс постепенно достиг более высокого уровня, связанного с появлением наций как нового, политического вида общностей, обладающих более развитым естествознанием, возникло и соответствующее им идеалистическое отражение — цивилизационное или, в более узком смысле, национальное сознание. Что касается наиболее агрессивной, европейской разновидности религиозного сознания, оно, сосредоточившись на области духовной жизни, оставило в мирской жизни свои карикатурные, атеистические противоположности — социалистическую (коллективистскую) и либеральную (эгоистическую) доктрины, превратившиеся в самостоятельные сущности примерно в XIX столетии.  

На современном историческим этапе развития взаимная борьба национализма (Н), социализма (С) и либерализма (Л) и составляет внутреннюю природу политического хаоса, приобретающего под этим углом зрения видимость порядка.  По сути, когда дело касается власти, происходит кругооборот идеологий. Каждый режим является его олицетворением.

Первая русская революция может быть описана формулой Н — Л — С, означающей последовательную смену идейных парадигм: национализм — либерализм — социализм. Кризис, в котором очутилось управление обществом, совпало с моментом, когда власть находилась в руках национализма в его зародышевой, закономерно еще неразвитой форме. После этого наступил период хаоса или видимость либерального управления — 1917 год. Первая русская революция завершилась тем, что в стране утвердился режим коллективизма, или социализм.

Новая революция в Россия начиналась с того, чем завершилась Первая революция. Ее формула: С — Л — Н. Первоначальный этап связан с падением режима, следовательно, его неизбежным следствием является поражение доктрины “социализма” (1991).

 Либерализм, паразитирующий на общественном разложении, в состоянии добиться власти лишь в условиях социального и идейного хаоса. Недаром Ф.М. Достоевский вывел предупреждающую русских формулу: “либералы погубят Россию”. Однако, как только общество приобретает внутреннюю способность к преодолению кризиса, либеральной власти придет конец. В нормальных условиях носители либерализма исчезают из власти, словно плесень на солнце. Согласно нашему предположению именно тогда наступает время русского национализма, и государство (Res publika)  становится делом нации. Таков внутренний смысл Второй русской революции, осознание которого дает обоснованную надежду на то, что она завершится утверждением в России нового общественного строя.

Novus ab integro nascitur ordo — новый порядок рождается снова.