Д.О. Рогозин,
председатель Конгресса русских общин
ЛОКАЛЬНЫЕ ВОЙНЫ И ГЛОБАЛЬНЫЕ КОНФЛИКТЫ,
ИЛИ РЕШАЮЩАЯ БИТВА С “ТРЕТЬИМ ЛИШНИМ”
Основным врагом президента и правительства России является сегодня не национал-патриотическая или коммунистическая оппозиция. Главным оппозиционером властей сегодня является... время. Время стремительно уходит, события развиваются одно за другим, а правительство, сидя с этим оппонентом за одной шахматной доской, не успевает делать ходы.
Больше всего задач перед политическим руководством России ставят локальные конфликты — главный источник нестабильности в мире. Все они имеют ряд общих черт, которые необходимо видеть, чтобы успеть за убегающим временем и подступиться к проблеме их преодоления.
Во-первых, всякий локальный конфликт — как вызревающий, так и уже состоявшийся, в качестве повода и основной видимой причины имеет территориальные претензии и спор о справедливости границ, разъединяющих этнос. Этот симптом проявил себя и в бывшей Югославии, и в бывшем Советском Союзе.
Действительно, Южная Осетия, оказавшись в составе суверенной Грузии, вдруг устремилась без оглядки к своей северной сестре, являющейся субъектом Российской Федерации; Абхазия с оружием в руках пыталась вырваться из тех же грузинских объятий и войти в состав России; Нагорный Карабах, выдержав несколько лет голода и изоляции, силой воссоединился с Арменией.
Молдавия как единая республика формировалась в советский период. Ранее она состояла из достаточно разнородных земель, имеющих различную историю и геополитическую ориентацию. Приднестровские молдаване веками имели свои особые, специфические культурные традиции и цивилизационные ориентиры, отличавшие их от остальной части населения Молдовы. Называть гражданскую войну в Приднестровье “этническим конфликтом” бессмысленно. Сорок процентов населения нынешней Приднестровской Молдавской Республики — это такие же этнические молдаване, как и в Молдове, но они наравне со своими великоросскими, украинскими и гагаузскими братьями с оружием в руках отвоевывали приднестровскую государственность, сопротивляясь “аншлюсу” — насильственному присоединению Молдовы к Румынии.
Превращение административных границ в границы межгосударственные послужили поводом и для Боснийского конфликта. Республика Босния и Герцеговина в годы авторитарного правления хорватского коммуниста Броз Тито была разрезана таким образом, что часть исконных сербских территорий оказалась под юрисдикцией хорватов, а также, в меньшей степени, отуреченных сербских мусульман. Когда вдруг все так называемое мировое сообщество, включая одуревшую от псевдодемократических позывов российскую дипломатию, признало суверенитет каждой отдельной административной части недавно еще единой Югославии и де-факто одобрило раздел единого сербского народа, конфликт не мог не вспыхнуть.
За международным признанием Боснии во главе с мусульмано-хорватским правительством немедленно последовало насильственное вытеснение сербов с тех земель, которые они занимали веками. Начавшаяся братоубийственная война пробудила старые геополитические инстинкты, втянув в конфликт и традиционного союзника хорватов — Германию, и традиционного союзника сербов — Россию, и традиционного союзника боснийских мусульман — Турцию, а также нового мирового жандарма — США, посчитавших, что именно они знают единый и безотказный рецепт демократии для всех народов “нецивилизованного, варварского мира”. В конце концов Боснийский конфликт стал серьезнейшей международной проблемой, путь разрешения которой не найден до сих пор.
То же самое можно сказать и о Чечне, которая также является во многом искусственным образованием с синтетической территорией и смешанным населением. Население Чечено-Ингушетии составляло по переписи 1989 года 1 млн. 270 тысяч человек, включая около 400 тысяч русских. Два района — Наурский и Шелковской в 50-х годах были отторгнуты вместе с великорусским населением и станицами Терского казачьего войска от Ставропольского края и переданы Чечне в виде “компенсации морального ущерба депортированному Сталиным народу”. Город Грозный, имеющий 400-летнюю русскую историю, являлся преимущественно русским городом — крупным учебным и научным центром на Северном Кавказе. Вот почему около восьмидесяти процентов потерь погибшими среди мирного населения во время бессмысленного и преступного новогоднего штурма Грозного — это русские. В результате учиненной бойни и обвального потока беженцев во всей Чечне на сегодняшний день осталось в лучшем случае около 30 тысяч коренных русских.
То же может произойти и в Крыму, где подспудно развиваются грозные тенденции. Напомним, в 1948 году с целью скорейшей реставрации разрушенного войной Севастополя этот стратегически важный город был выведен из состава Крымской области РСФСР и преобразован в город прямого российского республиканского подчинения. Вот почему российский статус Севастополя не может быть оспорен сомнительным в юридическом плане актом 1954 года о передаче Крыма Украине.
Таким образом, ключевым возбудителем малых войн является развал единого государства с немедленным признанием внутренних административных границ в качестве межгосударственных и, как следствие, с неизбежным насильственным расчленением проживающих на этих территориях коренных этносов.
Во-вторых, всякий раз когда начинается малый локальный конфликт, у его участников возбуждается активный интерес к фактам как героической, так и трагической истории своих народов. Причем, историческая память проявляется крайне избирательно, вычленяя из прежних эпох только “нужные для войны” свидетельства и аргументы, делая объектом всяческих ностальгических восхвалений некий “золотой век” национальной летописи.
В исторической памяти каждого народа
“золотой век” связан и с конкретными границами, которые у всех соседних
государств неоднократно изменялись то в одну, то в другую сторону, и с
деятельностью конкретных “своих” и “чужих” исторических персонажей. Таким образом,
историческая память активно способствует
мифологизации конфликта, а также обоснованию идеи справедливой, даже священной
войны.
С этой точки зрения надо особо сказать о крайне вредной, даже провокационной роли бывшего союзного закона о репрессированных народах. Фактически этот закон заложил основу большинства конфликтов на территории бывшего Союза ССР, придав им идеологическое обоснование, историческую мотивацию и пропагандистскую мифологизацию. Так, например, для крымских татар, как это ни покажется странным, сталинская депортация является вообще единственным фактором национальной гордости. Иного “золотого века” им не дано, государственность их предков просто сгнила на корню.
Мифологизация конфликта и историческая память сыграла крайне негативную роль и в Чеченском кризисе. “Федералы” вспоминали постоянные набеги чеченцев на русские села и казачьи станицы, их активную роль в организации большевистской атаки на казачество в 20-х — 30-х годах, когда как бы сводились счеты за Кавказскую войну и массу более мелких обид. В памяти всплывали и факты участия бандформирований чеченцев в тылу Советской Армии во время Великой Отечественной войны. В свою очередь чеченцы продолжали помнить и заветы имама Чечни и Дагестана Шамиля, и проклятую сталинскую депортацию.
Не обошла тенденция мифологизации и участников Приднестровского конфликта, проведя межу даже среди одного народа. Так, в Кишиневе молдавских волонтеров согревали сны об “освободительных походах” румынских войск в составе армии Гитлера, а молдаване Приднестровья по прежнему гордятся тем, что прошлое их земли связано со славой Александра Васильевича Суворова.
В-третьих, в локальном конфликте у каждой из сторон моментально появляются геополитические союзники. Во всех четырех упомянутых случаях роковым образом в конфликт вступает Турция.
С учетом развала Черноморского флота можно говорить, что Турция становится не просто южным форпостом НАТО, но играет и самостоятельную, провокационную даже для самого НАТО, роль. НАТО вынужден соглашаться на самостоятельность Турции, распространяющую свое влияние не только на территорию Закавказья, но и на Северный Кавказ, Крым.
На современных картах Великого Турана зеленым цветом заштрихованы значительные пространства России. Поэтому политика Украины, заигрывающей с Турцией и НАТО, в данном контексте выглядит безнравственно и безответственно. Всякого рода попытки уменьшить влияние пророссийских настроений в Крыму за счет сталкивания русских с крымскими татарами рано или поздно обернутся тем, что турецкие военные корабли будут базироваться в Севастополе. Это будет поражением и Украины, и России.
Геополитические союзники возникли и в чеченском конфликте. В горных районах Чечни нашли прибежище и организовали военную подготовку молодых чеченцев профессиональные наемники из Афганистана, Пакистана и Саудовской Аравии, среди них — патологический убийца и террорист некто Хаттаб, которого представители сепаратистов любя называют “большим другом русских танковых колонн”. Как появились там эти люди, через какую границу они пришли? Откуда и когда появятся чеченские боевики в Крыму в случае, если там вдруг произойдет обострение ситуации? Как попали румынские волонтеры в Приднестровскую Молдавию в 1992 году? Как появились моджахеды в Боснии?
Так участники малых войн в поиске союзников среди своих “старших братьев” неизбежно втягивают в конфликт большие геополитические пространства, сталкивают глобальные интересы.
В-четвертых, особую роль в локальных конфликтах играет психологический фактор. Можно сказать, что Чечню и Боснию мы психологически проиграли, а Приднестровье — психологически выиграли.
Россия, а точнее официальная Москва, пропагандистски проиграла чеченский конфликт в самом его начале. Она не смогла убедить даже собственных солдат, которые воевали в Чечне, теряя своих товарищей, в том, что это война справедливая, закономерная, что люди выполняют там свой воинский и гражданский долг.
В Чечне федеральные силы не пускали журналистов в зону боев, но зато их радушно принимали чеченцы. Чеченские лидеры при помощи российских журналистов умело собрали свой народ в одну мобилизованную силу. Даже когда вы разговариваете в Чечне с женщинами и детьми, вы видите, что и они, умножая слухи и домыслы о зверствах федеральных войск и ОМОНа, выступают в роли добровольных сотрудников официальной дудаевской пропаганды. Каждый из них убежден в собственной правоте и транслирует ту ложь, которая скрывается за разного рода пропагандистскими заявлениями.
Конечно, война — это страшная “тетка”. “Отморозков” и мерзавцев хватало и среди чеченских партизан, и среди наших военнослужащих и контрактников. Но факты ужасов многократно преувеличены и превращены в мощнейший фактор психологической войны, сплотивший разрозненные чеченские племена перед лицом “русской агрессии”.
Вам это ничего не напоминает? Вспомним, все карательные налеты американской авиации на позиции сербов начинались с того, что с молчаливого и сверхциничного согласия Запада спецслужбы боснийских мусульман готовили и осуществляли взрывы на городских площадях и базарах мусульманской части Сараево, уничтожая собственных же граждан. Потом эти жертвы списывались на сербские артобстрелы, и в воздух поднималась американская авиация.
То же самое мы видели и в Чечне. Во всяком случае, мы можем только предполагать, кто и почему устранил генерала Романова в момент, когда там начиналось перемирие.
В-пятых, важнейший фактор локальных конфликтов — участие в них криминальных структур. За чеченским конфликтом стоят большие, даже очень большие деньги, которые “намывались” Дудаевым контрабандой наркотиков, изготовлением фальшивых авизо, расхищением федеральных средств, выделяемых на восстановительные работы и т.д.
Поскольку Дудаев укрывал уголовников, находящихся в общероссийском розыске, чеченские криминальные структуры стали настоящими хозяевами Северного Кавказа, составляя до двадцати процентов формирований боевиков. Они не контролировались ни Масхадовым, ни Басаевым, ни другими лидерами сепаратистов.
То же самое было в Приднестровье. Абсолютно непонятный статус Приднестровской Молдавской республики до сих пор создает условия для хозяйничанья в этом огромном регионе криминальных структур. Это и хищения на крупных заводах (в частности, на Рыбницком металлургическом комбинате), это и безнаказанные действия многих преступных группировок, обстрелы и расстрелы конкурентов по криминальному бизнесу.
Фактически весь Крым, вся его политическая палитра в лице нескольких десятков карликовых партий сегодня “расписана” между двумя крупнейшими мафиозными группировками — преступной группой “Селем” и бандой “Башмаков”. Кстати говоря, погромы в Феодосии, организованные крымскими татарами год назад, были остановлены боевиками банды “Башмаков”, которые привезли с собой автоматы, вырыли окопы и не подпустили на расстояние ближе ста метров надвигающихся крымских татар.
То же самое можно сказать и о Боснии. Там орудовала бригада так называемого Аркана под названием “Динарская дивизия”, которая имеет свое представительство в Белграде. Аркан бесчинствовал на территории Боснии, зарабатывал на этом круглые суммы, а затем безнаказанно возвращался в свою штаб-квартиру. Любопытно, что ответственность за его преступления перекладывалась Гаагским международным трибуналом на лидера боснийских сербов профессора Караджича.
В-шестых, опаснейшая тенденция для любого военно-политического столкновения — стирание грани между малым и глобальным конфликтами.
Малые войны происходят в условиях густосплетенной инфраструктуры индустриальных государств — энергетической, ядерной, химической. Никто не гарантирован в условиях локальной войны от террористических актов и диверсий вроде отравления крупных водохранилищ ядохимикатами, взрывов на ядерных электростанциях...
Если конфликт развивается на территории государства, обладающего ядерными гражданскими и военными объектами, мощным химическим производством или сложной транспортной системой, то любой малый вооруженный конфликт может привести к непоправимой глобальной катастрофе, а значит — и к глобальному противостоянию.
В-седьмых, малые войны - это войны без моральных ограничений и территориальных границ. Вам кажется, что враг перед вами, а он уже за спиной, он среди вас. Он может прийти отовсюду, но обязательно ударит в спину. Никто не несет ответственности за данную войну, ответственны все, а значит — никто.
В-восьмых, конфликты на территории бывшего Союза связаны с еще одним чрезвычайно важным фактором — с “русским вопросом”. “Русский вопрос” присутствовал в Приднестровье, продемонстрировал себя в Чечне, а сегодня ярко высвечен при зарождении Крымского конфликта.
Нерешенность “русского вопроса”, связанного с разделенностью русской нации, с необеспеченностью ее достойного существования, с необходимостью восстановления национального и территориального единства русского народа — станового хребта российской государственности, может привести любой малый конфликт к существенному нарушению национальной безопасности, а от такого нарушения рукой подать до международного конфликта. Грань здесь более чем зыбка.
Что касается самого больного для России конфликта — войны в Чечне, трагической ошибкой российской политики стал ввод войск в Грозный в тот момент, когда Дудаев контролировал только сам город, а практически вся горная Чечня находилась в состоянии нейтралитета или даже оппозиции к дудаевскому режиму.
В дальнейшем крайне негативную роль в этом конфликте сыграли и безумные бомбардировки, может быть специально спланированные теми, кто рассчитывал этим добиться предельной дестабилизации политической обстановки в России. По ошибке или намеренно бомбились не укрепрайоны, не убежища Масхадова или Дудаева, а дома мирных жителей. Я сам видел последствия этих бомбежек в селе Махкеты.
Авиация и артиллерия во многих случаях наносили удары по наводке радиомаяков, которые подбрасывались в те дома, в которых по предположению должны были проходить совещания чеченских сепаратистов. Но “странная” случайность — маячки чаще всего оказывались там, где находились только женщины и дети. Самонаводящиеся ракеты попадали именно в такие дома, после чего масса телекамер снимала оставшиеся на их месте воронки, а в прессе разворачивалась истерическая кампания о зверствах российских войск.
Речь может идти о провокации, разработчиков которой еще предстоит найти. Тем не менее ясно, что цель провокаций была одна — втянуть на сторону Дудаева те крупные горские тейпы, которые не участвовали в войне и не хотели в ней участвовать.
Штурм Грозного в августе 1996 года силами нескольких тысяч боевиков — прекрасно обученных и вооруженных, состоялся в основном силами горских тейпов, члены которых потеряли своих родных в результате бомбежек. Это был результат присутствия в конфликте некоей третьей заинтересованной стороны, использовавшей специалистов по организации диверсий, криминальные группировки и заинтересованной в разрастании локального конфликта в глобальный.
Сегодняшняя обстановка в Чечне такова, что у России, несмотря на тяжелую моральную травму от осознания своего поражения в войне, есть все условия для проведения эффективной политики, направленной на укрепление своего контроля над территориями Северо-восточного Кавказа.
Несмотря на подписанные соглашения и требования сепаратистов говорить о независимости Чечни невозможно. Это небольшой кусочек земли, по типу одного района Московской области, который в случае независимости будет зажат как анклав грузинскими и российскими границами. К тому же в нем абсолютно разрушена вся инфраструктура. Поэтому полная независимость от России невозможна.
Но нужна ли сегодня нам Чечня с обычным статусом российского субъекта? Если она останется в составе России, после всего того что произошло, как быть с массой оружия у чеченского населения и с выросшим в Чечне поколением юношей, не умеющих ничего, кроме ведения войны? Кроме того, статус субъекта Федерации требует восстановления хозяйства Чечни, то есть огромных дополнительных затрат. На языке капитуляции это называется “репарации и контрибуции” — будем откровенны хотя бы меж собой!
У российского руководства есть возможность выдержать длительную паузу в отношениях с чеченскими мятежниками, отложить как вопрос о независимости, так и вопрос о “репарациях и контрибуциях”. К сожалению, этого не делается, и в результате вся Россия должна поднимать хозяйство, захваченное незаконными вооруженными формированиями, убившими тысячи российских солдат и мирных жителей, согнавшими со своей земли сотни тысяч людей. Ясно, какое воздействие на авторитет российского правительства оказывает подобного рода политика.
Очевидный ущерб для авторитета и бюджета России при попытке вести восстановительные работы в Чечне, по всей видимости, сочетается с выгодой закулисных группировок, преследующих свои корыстные интересы в Чечне в ущерб интересам России.
Трудно представить себе, чтобы криминальный мир России отказал себе в попытках восстановить заповедник для уголовников всех мастей, да еще использовать для этого государственный карман. Система хищений казенных средств, отработанная в прежние времена, может быть восстановлена быстро (да она никогда и не разрушалась).
В этой связи возникает вопрос о миссии в Чечне заместителя секретаря Совета безопасности РФ Бориса Березовского, известного как автора разного рода сомнительных коммерческих проектов, политического лоббиста и человека, весьма далекого от решения проблем, связанных с национальными интересами России. Кроме того, Березовский контролирует ОРТ, немало сделавшее для разжигания конфликта в Чечне и раздувания антиармейской истерии.
Более чем странное назначение иностранца на этот пост отражает, по всей видимости, присутствие в конфликте того самого “третьего лишнего”, до сих пор находившегося в тени, а теперь решившего открыто впустить во власть своего человека. Этот “третий лишний”, вполне понятно, не собирается ни способствовать сепаратистам, ни учитывать интересы России. Он паразитирует на конфликте и использует его для достижения своих целей. Подоплекой его замыслов может быть и каспийская нефть, и геополитический передел на Северном Кавказе и торговля оружием, и многое другое.
К российскому Президенту, правительству и спецслужбам России может быть обращен вопрос о действиях “третьего лишнего” в тех локальных конфликтах, в которые втянута Россия. Не пора ли задуматься о роли этих конфликтов в крупномасштабных геополитических сценариях? Когда, наконец, власть прекратит заниматься бесконечным умиротворением принципиально враждебных России сил и начнет всерьез решать проблемы, связанные с национальной безопасностью?
Извините, я забыл, что такие вопросы задавать уже некому. Российская власть сгнила на корню. Нам же остается проводить взглядом ее уход в историческое небытие, объединиться против войны и экономического хаоса и выиграть решающее сражение на два фронта — битву с “третьим лишним” и безвозвратно уходящим от России временем.