А.К. Злобин
Сор Истории, без которого не обойтись
Те сведения, которыми мы
располагаем о той или иной стране, даже если они касаются далекого, чуть ли не
допотопного прошлого, связано не столько с археологическими раскопками или
палеонтологическими реконструкциями, сколько с письменными свидельствами
очевидцев. Путешественники и наблюдательные монахи, неутомимые купцы и коварные
дипломаты, удачливые военачальники и праздные царедворцы, кому только не
приходило в голову вести дневники и обременять свою жизнь писанием многотомных
воспоминаний, чтобы оставить их в назидание потомству. Хроники и летописи,
отчеты и счета, жизнеописания и посмертные записки, без них мы бы никогда
ничего не могли узнать о том, что в действительно происходило в доме Сократа,
во дворце Нерона, в походах Цезаря и Наполеона, во время застольных бесед
Гитлера и так далее и тому подобное на протяжении чуть ли не 10 тысяч лет.
Как правило эти документы не
склонны приукрашивать своих героев, они выводят их на чистую воду. Даже такие
порочные деятели, как известный французский министр Талейран, о котором
Наполеон Бонапарт публично отозвался как о “грязи в шелковых чулках”, и тот
написал воспоминания, не лишенные искренности и острой наблюдательности.
Воспоминания очевидца - не
занятная беллетристика, а показания, которые в руках добросовестного историка
или просто умного человека могут оказаться весьма острым орудием правды.
Правды, которую реально действующие политики практически всегда стараются
скрыть, ибо им свойственно относиться к ней так, словно они имеют дело с ядом
змеи.
Особую остроту приобретают
современные летописи, если их действующие лица, точно так же как и авторы, еще
не покинули этот бренный мир, и они продолжают находиться на политической
арене. Тогда мы становимся свидетелями невероятных разоблачений, жертвами
которых оказываются самые безупречные репутации, а их скандальными участниками
- то удачливые политики, то солидные финансисты, то популярные генералы.
Короли, как правило,
оказываются голыми, герои - несостоятельными, народные трибуны - продажными.
Кумиры, восхищавшие истеричные толпы поклонников, в своей закрытой от посторонних
глаз жизни предстают проходимцами, алкоголиками, извращенцами и казнокрадами. И
это в лучшем, так сказать, случае, поскольку за каждым таким негодяем в мантии
государственного деятеля скрывается либо предательство, либо заговор, либо убийство.
Для тех, кто интересуется
прошлым в большей мере, чем настоящим, наверняка известны многие документы
такого рода. Среди них воспоминания Де-Коммина, описавшего нравы королевских дворов Карла Смелого и Людовика
IX, “Жизнь Бенвенуто, сына маэстро Челлини”,
рассказавшего, среди прочих перепетий своей жизни, о мелких итальянских
деспотах XVI века, здесь же “Дневник Валуева” и “Воспоминания Витте”, известных
русских министров, мемуар Бомарше “Шесть этапов девяти самых тягостных месяцев
моей жизни”, знаменитые многотомные “Мемуары герцога де Сен-Симона”,
опубликованные совсем недавно в России лишь в извлечениях.
Список этот нескончаем. В
совокупности все эти труды составляют истинную, непревзойденную энциклопедию, и
лишь ее невероятные размеры не дают возможности познать мир человеческих
страстей и пороков таким, каков он есть в действительности. Впрочем, чтобы
узнать вкус арбуза, его не обязательно съесть целиком.
После этого пролога,
необходимого для того, чтобы читатель почувствовал, о какой бездне идет речь,
мы переходим к самой свежей, только что испеченной летописи наших дней, которая
появилась на книжных прилавках совсем недавно. Ее автор - отставной генерал
Коржаков, явивший “городу и миру” книгу объемом в 25 печатных листов, имеющую
двусмысленное название “Борис Ельцин: от рассвета до заката”.
И автор, и главный герой, и
большинство других персонажей книги - люди широко известные. Все они так или
иначе принадлежат или в самом недалеком прошлом принадлежали к тому
общественному слою, который оказался на самом верху власти примерно в 1990
году. С одной стороны перед нами хроника, описывающая события, которым автор
был свидетелем (а зачастую и участником), с другой - повседневность придворной
кремлевской жизни “от рассвета до заката”.
Вроде бы все это или
подобное было описано, представлено, изображено - Болдиным, Попцовым,
Костиковым и другими. Благодаря множеству свидетельств, широкой публике хорошо
известно и о купании в Москве-реке возле Николиной горы, и о мертвом часе в
Шинноне, и о дирижерском экстазе в Германии, и о столь естественном (ну
приспичило же!) отправлении малой нужды возле авиационного шасси на глазах
ничему не удивляющихся американцев. Но это все были разрозненные слухи,
полуправда. А тут - свидетельство из первых рук!
Герой книги, подобно Фоме
Опискину, знает Россию и Россия его знает. Русское общество, осведомленное о
своем многолетнем кумире во всех или
почти всех подробностях, демонстрирует ему тем не менее поразительную
преданность, раз за разом давая возможность Ельцину и ельцинистам оставаться в
московских кабинетах власти, что бы они ни делали со страной и в стране.
Несмотря на это почти слепое
обожание, которое демонстрирует публика, книга Коржакова вызвала бурю
негодования как раз там, где, казалось, должны были хранить дипломатическое молчание.
Ведь язык, тем более в политике, предназначен для того, чтобы скрывать свои
мысли. Но молчание в России зачастую еще опаснее, чем слова. И вот то одно, то
другое “демократическое” издание, вроде “Московского комсомольца”, “Новой
газеты”, “Московских новостей” или “Огонька”,
либо публикует гневную отповедь, либо благородно негодует, либо
иронизирует, либо натужно шутит по поводу книги Коржакова. Примечательно, что
главный предмет всех этих критических публикаций - отнюдь не герой книги, а ее
автор, посмевший (каналья этакая!), рассказать некоторые эпизоды из жизни
своего... Нет, их “хозяина”.
Для “демократической” клаки
двухзвездный генерал Коржаков, возглавлявший охранное президентское ведомство,
штатная численность которого по разным оценкам составляла от 20 до 50 тыс.
человек, всего лишь выскочка, лакей, президентский холуй. Но это теперь. Пока
он исправно нес службу, пока был слепым орудием в руках Ельцина, Березовского
или Чубайса, его терпели и даже принимали в своем “демократическом” обществе.
Стоило ему, еще находясь в штате и фаворе, предпринять самостоятельные
действия, показавшиеся опасными для семьи президента и ее ближнего круга, как
он был тут же изгнан ими без какого-либо сожаления. Мавр, сделавший свое дело
(единственная его заслуга, как они полагают - это действия генерала по захвату
Дома Советов России 4 октября 1993 года), должен уходить молча, скромно, незаметно,
навсегда.
Альбом фотографий и подстрочник к нему
Что же такое рассказал и
показал очевидец, чтобы заслужить у своих бывших соратников лютую ненависть?
Прежде всего замечательны
многочисленные фотографии, мало кому известные и никогда у нас не
публиковавшиеся. На них практически нет трезвых людей. Бани и пленэр, пикники и застолья, рыбалка и
пляж, теннис и охота, приемы и похмелье - такова многотрудная жизнь “всенародноизбранной
демократии” с повадками Ельцина и его домочадцев, министров и егерей, обслуги и
дворни.
Десятки обязанностей,
возложенных на президента Конституцией, которые никому нельзя перепоручать,
законодательствование, предполагающее личное изучение президентом сотен и тысяч
страниц текстов ежедневно, служебное общение с министрами, губернаторами, политиками,
дипломатами, главами многочисленных государств мира, банкирами, предпринимателями,
деятелями религии и культуры, наконец все то, что именуется в официальной
прессе “работой с документами” - все это, как следует из труда Коржакова, есть
мираж, фикция, иллюзия.
Мы не видим ни в тексте
книги, на фотографиях Ельцина за исполнением своих должностных обязанностей.
Книга и перо, серьезный собеседник и вдумчивый консультант, “мозговые штурмы” и
рабочие совещания, чтение или размышление - сюжеты, которых нет и не может быть
возле человека, для которого автор был не только самым доверенным помощником,
но и членом Семьи, другом, ставшим в буквальном смысле “кровным братом”. “В
знак верности” Ельцин и Коржаков по-мальчишески “дважды резали руки и смешивали
кровь” (с.223).
Если же внимательно и
неспешно всмотреться в лица и сцены, которые попали в объектив и застыли в
кадрах книги, то обнаруживается нечто объединяющее. Объединяет их постоянное присутствие
алкоголя на столах и следы опьянения на физиономиях. Читателю не найти в них
главного, что должно отличать членов высшей государственной администрации от
большинства так называемых простых граждан, - интеллекта, признака напряженной
умственной работы, общей культуры в конце концов. Все, кто оказался в объективе
фотоаппарата (а позируют они с видимым удовольствием), находятся в
расслабленном состоянии “кайфа”, полученного от уютного времяпрепровождения.
“Кайф” лежит печатью на лицах и фигурах вне зависимости от возраста и
государственного ранга, изобличается в костюмах - майках, шортах, трусах или
пижамах. Хари вместо лиц, телеса вместо тел! Не каждодневный труд во благо
Отечества, а непрерывный отдых, изнурение едой, вином и весельем изо дня в
день, из месяца в месяц, из года в год - вот их образ жизни.
Перед читателем оказываются
не высшие должностные лица страны, вот уже 10 лет находящейся в состоянии все
углубляющегося, изматывающего кризиса, а теплая кампания ни в чем себе не
отказывающих дачников, которым не до чего нет дела, вся страсть которых уходит
на то, чтобы наслаждаться дармовым достатком и казенной роскошью.
Текст книги приобретает,
таким образом, не самостоятельное, а вспомогательное значение, оказывается в
действительности всего лишь подстрочным комментарием к фотографиям, который
завершает общую картину духовно-нравственного и общественно-политического
разложения режима.
Вот несколько наиболее
запоминающихся и ярких примеров.
1987 год. Ельцин выступил на
пленуме ЦК КПСС, чуть позже на пленуме Московского горкома, где неожиданно
“признал прежнее поведение ошибочным, покаялся перед партией”. Оказывается,
Ельцин заболел и в тот день, когда проходил второй пленум, был в больнице.
“Перед отъездом врач влил в Ельцина смертельную дозу баралгина”, после чего он
“перестал реагировать на окружающих и напоминал загипнотизированного лунатика”.
В таком состоянии и выступал. Врач, Д.Д. Нечаев, о котором идет речь, затем
стал личным врачом Черномырдина. Автор книги вскользь замечает, что “вся семья
ненавидела этого человека”, а Ельцин, увидев его раз вместе с Черномырдиным,
“просто остолбенел” (с.65-66). Вот только почему-то автор запамятовал написать
о насильственной смерти Нечаева в 1994 году, тайна которой так и остается за
семью печатями.
1991 г. Назадолго до начала
первых выборов президента в РСФСР Ельцин колеблется - кого избрать
вице-президентом? Первый кандидат - Бурбулис, “выдававший себя за
проницательного психолога, интеллигентного философа”. Но он все сам испортил.
Живя в подмосковном Архангельском, там же, где и семья Ельцина, он однажды,
находясь в кампании с женой и младшей дочерью своего шефа, “во время тоста
начал материться”, а затем “от спиртного ему сделалось дурно, и он, особо не
стесняясь, отошел в угол комнаты и очистил желудок, а затем как ни в чем не
бывало продолжил тост” (с.120-121).
Тайная вечеря в Вискулях,
так называемый “беловежский сговор”. В каком состоянии были три политика,
прозванные зубрами, когда они принимали решение развалить “союз независимых
государств”? Вся “троица”, свидетельствует Коржаков, была разгорячена
“беловежскими” напитками” (с.128). Так вот спьяну и принимали решения.
События августа 1991 года.
Ночь с 20 на 21 в подвале Белого дома. “Там нас ждал накрытый стол”, -
вспоминает автор, - было человек 20, включая Лужкова с женой, мэра Москвы Попова.”
“Горячих блюд не подавали, жевали бутерброды, запивая их либо водой, либо
водкой с коньяком”. Застолье было настолько горячим, что Попов так “захмелел”,
что его “двое дюжих молодцов... еле вынесли под руки..., а уборщицы жаловались,
что с трудом отмыли помещение после визита Гавриила Харитоновича” (с.95-96).
Сразу после “судьбоносного
августа”. Горбачев и Ельцин назначают теперь высших чиновников СССР сообща, так
сказать дуэтом. Кого определить на КГБ? “Единодушно” сошлись на Бакатине.
Коржаков пишет: “Потом многие думали, что именно Бакатин по своей инициативе
разрушил одну из самых мощных спецслужб мира. Но это очередное заблуждение. Он
просто добросовестно выполнил поставленную перед ним “историческую” задачу”
(с.117-118).
Книга Ельцина “Записки президента”
приносит большой доход. Как гонорары оказываются в распоряжении автора
бестселлера? Их черным налом “тысяч по шестнадцать долларов... ежемесячно
приносит литературный обработчик мемуаров” В. Юмашев, теперешний глава президентской
Администрации. Ельцин “складывал деньги в свой сейф” (с.136-137).
Эпопея с московской
квартирой Ельциных в доме на Рублевском шоссе. Соседями президента стали не
работники “кремлевской больницы”, для кого он строился, а самые близкие соратники,
особо нуждавшиеся в улучшении жилищных условий - Шахрай, Сосковец, тот же Юмашев,
Грачев, Черномырдин, Тарпищев, Лужков, Барсуков, Ресин, Гайдар. Баранникову
здесь дали квартиру, но после “сделки с совестью”, якобы совершенной осенью 1993 года, отобрали, и эту квартиру получил
верный Ерин. Сатирику Задорнову отказать не могли, так как у него “был очень
плохой район” и “в подъезде пьяницы туалет устроили”. Казанник “уже мебель на
80 тысяч у.е. привез в одну из квартир”, но в связи с амнистией “для участников
событий 93-года повел себя странно, подвел президента, Ельцин ему в квартире
отказал” (с.140-146).
Нереализованный в марте 1993
года “опус” - особый порядок управления страной. Планировалось арестовать Съезд
народных депутатов РФ, если он проголосует за выражение недоверие Ельцину. Но
как это сделать? Отключить в Кремлевском дворце, где он тогда заседал, “свет, воду
тепло и канализацию”. Выкурить депутатов “из помещений хлорпикритом, расставив
на балконах канистры”, поскольку “противогазов у парламентариев нет”. Вынести
их из зала и на автобусах увезти куда-нибудь подальше. “Борис Николаевич
утвердил план без колебаний” (с.158-159).
Но не пришлось план
реализовывать: нужного количества голосов для “импичмента” не набралось. И
тогда “все собрались в белой столовой, на третьем этаже. Там были Черномырдин,
Грачев, Илюшин, Баранников... Посидели минут сорок, выпили за победу, хорошо
закусили и мирно разошлись” (с.160).
Почему Хасбулатов и Ельцин
стали из друзей врагами, откуда такое противостояние, расстрел здания
парламента, сотни жертв? Да потому что однажды Руслан Имранович совершил “роковую
бестактность”. В сауну, где находился и Ельцин, он пригласил своего массажиста.
Я уже знал, - пишет Коржаков, - Хасбулатова он долго терпеть не станет (с.155).
Подготовка государственного
переворота в начале сентября 1993. Все буднично, спокойно, размеренно -
проблемы решаются на даче с охотой, сауной, ужином. Составлен документ с известным
номером 1400. “Указ одобрили все”, он “никому не показался ни антиконституционным,
ни экстремистским”(с.155-156).
Как вел себя Ельцин в ночь с
3 на 4 октября 1993 года? Оказывается, “часов около одиннадцати он пошел
поспать” (в этот момент “мятежники” штурмовали Останкино). Ночью, когда выяснилось,
что и Грачев у себя в здании Минобороны спал, ничего не предпринимая, Ельцина
“пришлось разбудить”, съездить в Министерство обороны, “выбить десять танков”,
принять “решение о штурме”, после чего, вернувшись в Кремль, “Борис Николаевич
опять заснул в задней комнате” (с.166-170).
После того как Белый дом был
расстрелян и сожжен, а “главарей мятежа” сдали “с рук на руки в Лефортовскую
тюрьму”, Коржаков с Барсуковым, “приехав в Кремль на доклад, Президента не
застали в кабинете”, так как “он был в банкетном зале”. Коржаков пишет, что “с
удивлением обнаружил, что торжество в честь победы началось задолго до победы и
уже подходит к концу” (с.198).
Как происходило пиршество
победителей, начавшееся по объяснению кремлевских официантов “с четырех часов
дня”, когда автор “делал самую неприятную работу”? Мемуарист скуп: военачальникам
“налили до краев по большому фужеру водки”, Грачев “сиял с рюмкой в руке”,
Филатов был “пьяненький”. Получив от Барсукова на память “личную трубку
Хасбулатова”, Ельцин ее “швырнул в угол с такой силой, что глиняная вещица
разлетелась на мелкие кусочки” (там же).
Накануне президентских
выборов Ельцин решил назначить вице-премьера Сосковца руководителем
избирательной кампании. Коржаков возражает: “А как же правительство? Он же один
из немногих, кто там по-настоящему работает!” Ответ Ельцина: “А мне наср... на
это правительство, мне главное - выборы выиграть” (с.320).
За несколько месяцев до
президентских выборов 1996 года Березовский наставляет Барсукова, начальника
ФСК: “...если вы не понимаете, что мы пришли к власти, то мы вас просто уберем.
Вам придется служить нашим деньгам, капиталу” (с.289).
Чуть позже в разговоре с
Черномырдиным Коржаков говорит о словах Чубайса, которые он сказал тому же
Барсукову: “Если этот президент не будет выполнять того, что мы ему скажем, то
поменяем президента” (с.367).
После задержания коробки с
полумиллионом долларов на КПП Дворца правительства, связанного с этим скандала
и публичного заявления Чубайса о том, что это “заговор” против демократии, а он
к этим деньгам отношения не имеет, между Чубайсом и Г. Рогозиным, замом Коржакова,
состоялся такой разговор. Чубайс: Георгий Георгиевич, попроси, чтобы мне деньги
вернули. Это же мои 500 тысяч. Рогозин: Как же так, Анатолий Борисович!? Вы же
сказали, что эти деньги подкинули. Чубайс: Ты же сам понимаешь, что это не так
(с.21).
Реакция Вассермана - всегда
О нравах “команды
реформаторов”, борцов за демократию, врагов тоталитаризма и прочая, прочая,
прочая можно сказать одним словом - пьют. Вот несколько примеров для восстановления
аппетита.
Ельцин после “странного
путча” 1991 года выгоняет Горбачева из Кремля. Совещаются. “Они часа три
заседали в кабинете, им подавали для расслабления коньячок и кофе” (с.129).
То что предшествовало
Шенонскому инциденту. Находясь в Вашингтоне, во время завтрака с Клинтоном
Ельцин “опустошил несколько бокалов”, оказавшись в самолете, отметили “очередную
дипломатическую победу”, при этом, как пишет летописец, “выпили совсем немного”
(с.205, 208-209). Ночью, в полете, находясь над Атлантикой, за три часа до
запланированной встречи в Дублине, Ельцин “встал, упал, описался”. Жена нашла
его “лежащим без движения” (с.209). Дальше разворачивается такая сцена.
Коржаков находит своего патрона “неподвижно лежащим на полу, с бледным,
безжизненным лицом”, приподнимает, подлезает снизу (а ведь там моча!), заползает
на кровать. Диагноз врачей - сильный сердечный приступ или микроинсульт
(с.210). Что было дальше в аэропорту - всем известно. Роль президента пришлось
исполнить Сосковцу.
Берлин 30 августа 1994.
Эвакуация (в сущности бегство) русских войск из Германии. Ельцин прибыл с
официальным визитом. Утром “Борис Николаевич уже устал”, “расслабился перед церемонией”.
Нашатырь, парикмахер - “шеф вроде протрезвел”. Но днем “солнце пекло, как в пустыне”.
Затем возложение венков и парад. “Во время обеда он выпил много сухого вина, а
солнце усиливало действие напитка”. В результате - “президент резвился: гоготал
сочным баритоном, расковано жестикулировал и нес откровенную ахинею”. С чего бы
это? Потому что на параде “наши воины маршировали несравненно лучше солдат бундесвера”.
Апофеоз - под улюлюканье и вопли немецких зевак Ельцин начал “музицировать
около мэрии вместе с оркестром полиции Берлина”, что выражалось сначала в
дерижировании “палочкой”, потом в пении дурным голосом куплетов из
“Калинки-малинки” (с.211-219).
Вот Коржаков с Барсуковым
принимают своих “американских коллег” из секретной службы охраны президента США
- Боурона и Гриффина. Русское сало, мясные деликатесы, “каждый выпил граммов по
семьсот” (с.225).
Коржаков встречается с
Явлинским. “Я предложил выпить шампанского. За два часа мы выпили бутылки три”
(с.248). Еще одна встреча “примерно за год до выборов”: “я достал бутылку
водки...”(там же).
Поездка Ельцина в
Красноярск. Экскурсия по Енисею на трехпалубном теплоходе. Пресс-секретарь Костиков, находясь “в
подпитии”, конечно же “не мог не дурачиться”. Команда Ельцина Бородину,
Барсукову и Шевченко: Костикова за борт! Команда тут же выполненяется. Затем
человеколюбивый приказ “шефа”: немедленно угостить Костикова, чтобы не простудился
(с.253-254).
Решается вопрос о том, кого
назначить начальником ФСК. Выбирают Барсукова, приглашают на обед. “Ельцин
приказал принести бутылочку” (с.275).
Если Ельцин, делится автор
наблюдениями, “хотел выпить”, он “приглашал кого-нибудь из доверенных людей на
прием. Встречи Ельцина с Черномырдиным, например, всегда заканчивались для
Ельцина необходимым расслаблением”. И здесь же: у Виктора Степановича мат был
нормальным языком общения (с.303, 309).
Бывали дни, когда “президент
вызывал кого-нибудь из дежурных в приемной и приказывал: “Иди и купи” (с.304).
Еще один пассаж. “Не дать
водки вообще, увы, было невозможно. Даже после шунтирования, несмотря на
строжайший запрет врачей, Наина Иосифовна проносила супругу коньячок” (с.304).
Блиц-поездка Ельцина в
Грозный накануне выборов в 1996 году. Лобов, представитель Ельцина в Чечне,
“устроил в Ханкале потрясающий обед. Столько яств на приеме в Кремле не отведаешь”
(с.314).
Пихоя, спичрайтер Ельцина,
составлявшая ему речи, заглядывает как-то в президентский буфет. “Она, видимо,
уже отметила чей-то юбилей и пребывала в слегка хмельном состоянии” (с.321).
Шумейко и Баранников
выколачивают из Коржакова визу на проекте указа о назначении “генерала Димы”
(скандально известного Якубовского, ныне находящегося в тюрьме по приговору
суда) координатором правительства по всем силовым структурам “Мы выпили коньяка
бутылки четыре” (с.378).
Весной 1995 года Коржакову
сделали операцию по поводу грыжи. Через день его посетил Ельцин: “приехал в
пять, уехал около одиннадцати”. Что же там делал президент в течение шести
часов? “Прямо в палате накрыли стол. Пришлось выпивать” (С.392).
Ельцин встречается с Кучмой
в подмосковном Старом Огареве. Накануне президентских выборов на Украине.
“После ужина уже обоих пришлось в прямом смысле сначала поддерживать, а Кучму
потом и выносить. Шеф же, выходя из дома, не удержал равновесия и полетел
головой вперед, прямо на дверной косяк” (с.393).
Увидив Коржакова уже после
его отставки на хоккейном матче, Черномырдин уединился в комнате отдыха, где
“выпил одну за другой четыре рюмки водки” (с.386).
Первый закон власти - Закон Карамзина
Однако пьянство, в волнах
которого вместе со своим принципалом постоянно пребывает президентское
окружение, не отменило еще одного качества, существовавшего на Руси издревле.
Помните вещее слово историка Карамзина, сказанное почти два века тому назад, -
воруют. Воруют, не просыхая, и пьют, не останавливая казнокрадства, воровства,
мошенничества, злоупотребления властью.
В 1992 году Ельциным
улучшали жилищные условия, предложив представительскую квартиру Горбачева -
апартаменты в шесть комнат. “Спальни французских королев поблекли бы рядом с будуаром Раисы
Максимовны... Спальный гарнитур из карельской березы с изящной инкрустацией...
потом перевезли на личную дачу Ельциных (с.136).
О даче Ельцина в Барвихе-4.
“Огромная территория огорожена. За забором - речушка, мостики, сады, детские
площадки, вольер для собак”. “Наина подозревала, что Раиса всю мебель с казенной
дачи куда-то вывезла” (с.139). Из Барвихи вскоре съехали, когда увидели, что из
себя представляет Огарево, в котором один лишь главный дом - роскошный особняк
с царской обстановкой (с.140, 232).
Сколотив некий кондоминиум
единомышленников для заселения дома на Рублевском шоссе, Ельцин устроил
“коллективное новоселье в Доме приемов на Ленинских горах. Весело было. Все
пришли со своими семьями. Прекрасно поужинали. Играл президентский оркестр, и
мы танцевали. Поздравляли друг друга с удачным бесплатным приобретением”
(с.146).
Не понравился президентский Ил-62, доставшийся от Горбачева. Ни
роскоши, ни комфорта в отделке салона. Пришлось Управлению делами в 1993 году
выделить полмиллиона долларов. Самолет-таки не приняли - отсутствовал отдельный
президентский санузел. Отделали в Швейцарии другой самолет - Ил-96.(с.206-207).
За ценой, по обыкновению наверное, не постояли. Да и кому считать-то.
Дочь Ельцина Татьяна
Дьяченко. Самая сильная черта - “обожает подарки”. Березовский преподнес ей
сначала “Ниву”, потом “Шевроле” (с.284). И приняла, и возможно, не только от
него.
Начальнику аналитической
службы Группы “Мост” и телеконцерна НТВ
Ф.Д. Бобкову, в прошлом - зампреду КГБ СССР, Гусинский выплачивает
“десять тысяч долларов в месяц” (с.296). В год это составляет не менее 0,7
млрд. рублей. Неплохо устраиваются г-да чекисты, очень неплохо. Что же касается
баснословного состояния Гусинского, то его происхождение - “народная” приватизация.
Коржакову поручено
контролировать финансовые дела избирательной кампании. Он пишет: “если бы в
штабе так открыто и нахально не воровали, никакого скандала, связанного с деньгами
для избирательной кампании Ельцина, не случилось бы” (с.325).
Накануне первого тура
президентских выборов Ельцин устраивает в резиденции в Старом Огорево банкеты с
командой Чубайса. Туда приглашаются Гусинский, Березовский, Малашенко, Сатаров
и др. Дочери Ельцина Татьяне, пишет Коржаков, “хотелось показать себя хозяйкой,
принять этих деятелей за казенный счет как можно роскошнее” (с.327).
Мелкий штришок в этом заливном блюде бывшего “борца с
привилегиями”. Когда переехал из Свердловска в Москву, “сразу выхлопотал для
семьи Лены” - старшей дочери - “отдельную жилплощадь” (с.354).
История болезни
Для тех, кто интересуется
распорядком жизни, привычками или характером Ельцина, представим их в предельно
конспективном виде: спать ложится в десять вечера; в час ночи пробуждается;
днем после обеда засыпает; проснувшись ночью и надев “тоненький японский
халат”, “куролесит” (с.202). Любит вкусно и обильно поесть, обожает жирное
мясо, “свинину предпочитает жареную, с ободком из сала”, “баранину просит
сочную, непременно рульку”(с.302). Капризен, замечания выражает злобным тоном,
вечно ноет (с.319). Обожает разговоры о себе (с.320). Телевизор не смотрит,
газет не читает (с.328). Случаются “приступы безудержного сочинительства”
(с.332). Если выпивает на жаре - становится агрессивным (с.334). Танцевать не
умел никогда (с.357). Млеет от комплиментов (с.208). Предельно пунктуален
(с.237).
Словом, книга Коржакова не
оставляет никаких сомнений в том, что Ельцин - глубоко и неизлечимо больной
человек, страдающей (и достаточно давно) множеством серьезных недугов. Он
инвалид с детских лет. Всем известно, что отсутствие трех пальцев на левой руке - не результат какого-нибудь
ординарного несчастного случая, а последствие взрыва гранаты, из-за которого
также погиб другой ребенок. У него “травмирована спина” (с.152), он наполовину
лишен слуха, так как одно ухо у него совсем не слышит (с.78), он перенес пять
инфарктов (с.248,274-275), причем наиболее серьезный из них был за несколько
дней до второго тура президентских выборов 1996 года (с.298,319). Незадолго до
первого тура выборов здоровье его резко ухудшилось (с.333). История Ельцинских
болезней - это “четыре увесистых, толстых тома, сантиметров по пятнадцати
каждый” (с.202).
Отсюда серьезные основания
полагать, что главный герой “свидетельских показаний начальника Третьего
отделения канцелярии его величества” не мог участвовать в президентской кампании
1996 года, по крайней мере во втором туре выборов, из-за так называемого
медицинского критерия, установленного ст.92 Конституции РФ 1993 года. Впрочем,
это может быть отдельной темой, заслуживающей специального расследования.
О книжниках, фарисеях и “начальниках очистки”
Распространение книги
Коржакова сопровождается еще одним, правда весьма незаметным для общественного
мнения, явлением. Засуетилась, задергалась, заурчала так называемая “творческая
интеллигенция”. Как отреагировать, вот в чем вопрос!
Не заметить нельзя. Книга
расходится со скоростью не менее 5 тыс. в день. Обрушиться на нее с
привычно-площадной бранью, свойственной “Московскому комсомольцу” и ее самому
чиновному почитателю - значит сделать ей дополнительную рекламу. У нас все еще
принято сочувствовать тому, кто критикуется.
Высмеять, отшутиться? Но
тогда придется вести речь не о самой книге, а лишь о ее авторе. Так и делается.
Читая “демократические”
рецензии видишь эту впавшую в состояние зеленой тоски узкую группку деятельных
клакеров, которые отчетливо понимают, что Коржаков поступил как мальчик из
Андерсоновской сказки. Все видели неприличное поведение короля, и лишь ребенок
произнес слово правды, сделавшее ситуацию донельзя неприличной, постыдной,
дурно пахнущей, которая, выражаясь словами книги, “сражает наповал” (с.8).
Рецензент журнала “Огонек”,
которого после прочтения книги “не покидает ощущение, что довелось окунуться в
целое море грязи, чтоб не сказать сильнее”, тем не менее успокаивает свою
вымазанную грязью паству: “И что же мы увидели? Да ничего нового. Все то же”.
Более того, чтобы внушить ей
энтузиазм, он замечает не без натужного оптимизма: “Теперь, слава Богу, не
убивают (разгул насильственных смертей, бездарная война с дудаевщиной, стоившая
100 тыс. жизней, не в счет), не насильничают (хотя города терроризированы
бандами кавказцев, повального распространения абортов), детишек не обижают (и
это в условиях массовой беспризорности, миллионов подростков, переставших
посещать школы) и воруют более цивилизованно (какое счастье, что наемный труд
хотя и не оплачивается, но цивилизованно, а собственность, принадлежавшая всем,
теперь хотя и присвоена жалкой кучкой “россиян”, но ведь она цивилизованно
расплатилась с остальными “бесценными” ваучерами)”. Пьянство и воровство,
предательство и доносы, отношения, свойственные воровской малине - для
“демократии”, проповедуемой “Огоньком”, дело обыденное. “Да разве и вокруг нас
не то?,” - вопрошает журналист, - “У Петра Иваныча и Сидор Матрасыча? Ну
поворовывают, ну выпивают или пьют, завидуют, подсиживают, случается. Так на
кого же нам кивать? Кто виноват, кроме нас самих? Это же мы сами и есть, мы бедные люди, плоть от плоти, кровь от
крови...”.
Известно, благодаря чьим
интеллектуальным и пропагандистским усилиям власть оказалась в руках тех, кто
окунул Россию в “целое море грязи”. Это так называемая “демократическая”
журналистика, одним из самых популярных среди которых являлся “Огонек”. И что
же он провозглашает, проповедует теперь?
Теперь для 40 миллионов, голосовавших за партии власти и их “гаранта” выдумывается
такое самооправдание: “Разве мы шли голосовать уверенными, что Борис Николаевич
- абстинент? Полноте, успехи телевидения нынче таковы, что скоро уж и запахи с
экрана слетать будут. Разве мы не знали (они знали!) что власть уродует душу
всякого (!), кто рядом с ней - и женскую, и детскую?... Разве сомневаемся мы,
что всякий (!), получивший возможность урвать (!) от власти, немедленно (!) так
и поступит (!), а если не поступит, то ведь его дураком сочтут? Разве не так?”.
Для “Огонька” - иного не дано.
Но и этого кажется мало.
Хочется не только реабилитировать зловонную выгребную яму, в которую превращена
власть “реформаторов” и “демократов”. Надо убедить, что и сама Россия есть
точно такая же помойка. “И президент, и окружающие его люди - это все мы
сами, других взять неоткуда, а до того, чтобы выводить в пробирке (?) будущих
властителей, еще не так скоро. Мы и без пробирки клонировали самих себя и
получили нашу власть. А все мы, как известно, люди, и ничто человеческое нам не
чуждо...”.
Другое
рептильно-демократическое издание, “Московские новости”, зубоскалит не о книге,
а об ее авторе. “Новое имя в литературе”, - ерничает она, не в силах рассказать
своим читателям-интеллектуалам, для кого им приходилось прислуживать, лгать,
обманывать, дезориентировать, разлагать сознание, наводить тень на плетень. И
все-то для того, чтобы только “творческая челядь” не потеряла возможность
регулярно отовариваться при кремлевском дворе. Поэтому в меру откровенный
Коржаков вызывает в “творческой” лакейской такую ненависть. Его книга построена “на развернутой метафоре
сторожевого пса”, и сам автор -“Полкан”, старавшийся только для Шариков и
Барбосов, за унижения которых он решил “отомстить”. Кинологическое исследование
авторша “Новостей” заканчивает в стиле “собачьей желчи” обозленной суки - “Новое
поколение, запомнив обиду, кусает хозяина за причинное место с самыми лучшими
намерениями: “в интересах России, ради демократии”.
Особое отношение современной
столичной интеллигенции к тому, что вольно или невольно засвидетельствовал
Коржаков, дает возможность сделать еще один вывод. Не исключено, что он
покажется кое-кому слишком поспешным.
Русская интеллигенция,
появившаяся в качестве самостоятельного социального класса в середине прошлого
века, теперь завершает наконец-то свое земное существование. Нынешнее ее поколение
представляет собой последнее поколение, поскольку ему нечего и некому что-либо
наследовать. Потому что, как говаривал чеховский Платонов, у него нет ничего за
душой, кроме жалких, пошлых, ублюдочных, худосочных идеек. Следовательно, перед
нами остатки выморочного, исчезающего, отжившего класса, способного лишь
скулить и чавкать. Вот фазы его относительно короткой жизни, начало которым
положили разночинцы в середине прошлого столетия. Воспользуемся для простоты
образами, созданными автором “Собачьего сердца”.
На первом этапе (от 50-х
годов прошлого до 20-х годов нашего века) ее олицетворял либерал
Преображенский. Он, считая, что наконец-то стал обладателем всех истин, уже не
исследовал природу и общество, а был морально (точнее говоря, аморально) готов
к тому, чтобы преобразовывать их согласно раз и навсегда заученным
прекраснодушным утопиям. “Долой самодержавие!”, - брюзжал он в своей уютной
квартире или на пригородной даче до тех пор, пока их не реквизировали хамы,
вылезшие из-за черты оседлости, и пролетарии, всплывшие со дна жизни, благодаря
тому, что вслед за самодержцем исчезла и исправительная полиция.
Затем (пока в стране
властвовало РСДРП и ее модификации, именуемые то ВКП(б), то КПСС) интеллигенция
стала подобием интернационалиста Швондера, наяву бредившего сначала мировой
революцией, потом строительством нового Вавилона в отдельно взятой им на пробу
стране, в конце концов состарившегося и впавшего в 70-е годы в состояние
прогрессивного паралича. Его бредовый лозунг: мы не будем ждать милостей от
природы. Что же касается населения страны, то с ним произошло то же самое, что
и с библейскими строителями известной башни - оно перестало друг друга понимать
и разбежалось в разные стороны, разбившись на неожиданно одичавшие, впавшие в
состояние варварства племена.
Теперь олицетворение
интеллигенции - расколлективизированный, познавший прелести либеральных
собачьих ценностей Полиграф Полиграфыч Шариков, превращающийся из человекоподобного
существа в обыкновенную дворовую собаку. Но перед тем как он обрастет шерстью и
навсегда разучится говорить, ему предстоит совершить подвиг “демократического”
Геракла (автор “Огонька” уподобляет своего кумира Чубайса античному герою,
разгребающему “авгиевы конюшни”), извлекшего, подобно своему литературному
прототипу, из попавшей под руку переписки Энгельса с Каутским лишь одну
собственную мысль - надо взять все и поделить. Осталось еще несколько
исторических мгновений, и на свалках истории, ковыряясь в отбросах, появятся
несколько десятков завшивевших “начальников очистки”, если их, конечно, к тому
времени не перестреляют...
Жанр, который использован
автором разобранной нами книги, обязывает читателя быть предельно осторожным.
Творение и творца нельзя отождествлять. Котлеты отдельно, мухи - отдельно. У
читателя не должно создаться впечатления, что Коржаков сам по себе заслуживает
какого-то уважительного к себе отношения. Отнюдь. Это человек, не случайно
оказавшийся в свите Ельцина. Описывая гнусности, связанные с политикой режима,
он ничуть не раскаивается, что непосредственно участвовал в деятельности,
которую невозможно ни понять, ни оправдать, ни простить. Пособнику очень трудно
выдать себя за свидетеля, потерпевшего, тем более за прокурора или судью.
Его книга, таким образом, не
показание, которое можно принимать на веру. Там многое отсутствует, отдельные
эпизоды искажены, имеются двусмысленные намеки, понятные лишь посвященным в
кремлевские тайны. Ничего не написано
про ГКЧП-3, “созданный по указанию Ельцина весной 96-го, про назначение Д.
Якубовского, про финансирование семьи президента” (с.8). Какую тайну скрывают “конспиративные”
встречи Ельцина, участником которого был еще только Коржаков? Наверняка не
просто так он их упоминает, якобы вскользь (с.162); октября 1993 г. “Альфа” пошла
на захват Дома Советов России лишь после того, как был застрелен один из ее
офицеров. Коржаков ссылается на “снайперов мятежников” (с.173-176), прекрасно
зная, что они не существовали в природе, и следовательно, офицера могли
пристрелить только свои. Коржаков, фактически обеспечивал общее руководство
операцией в тот день, обо всем прекрасно осведомлен (с.174), но делает вид, что
ничего об этой провокации не знает.
И все-таки есть в книге два
абзаца, которые можно привести почти полностью. Во всяком случае в них можно
найти ключ к внутреннему авторскому миру.
“После августовского путча мне
казалось, что России выпал счастливый лотерейный билет. Такие выигрыши бывают в
истории раз в тысячу лет. Власть почти бескровно перешла в руки демократов, вся
страна жаждала перемен. И Ельцин действительно мог использовать этот “золотой”
шанс. У него было все, чтобы грамотно провести реформы, предотвратить
коррупцию, улучшить жизнь миллионов россиян. Но Борис Николаевич поразительно
быстро был сломлен всем тем, что сопутствует неограниченной власти: лестью,
материальными благами, полной бесконтрольностью... И все обещанные народу
перемены свелись, в сущности, к бесконечным перестановкам в высших эшелонах
власти. Причем после очередной порции отставок и новых назначений во власть
попадали люди, все меньше и меньше склонные следовать государственным интересам.
Они лоббировали интересы кого угодно: коммерческих структур, иностранных
инвесторов, бандитов, личные, наконец. Да и Ельцин все чаще при принятии
решений исходил из потребностей семейного клана, а не государства” (с.359).
Заканчивается книга воображаемым
диалогом автора с хозяином, в котором отставленный генерал сводит счеты со своей бывшей жизнью:
“...надоели все эти
мистификации и про ваше здоровье, и про интенсивный труд во имя Отечества.
Раньше мы с вами думали. что обманываем людей ради продолжения реформ, ради демократии...
А нынче ясно, что все это вранье нужно лишь вашей семье да горстке людей, приватизировавших
власть...” (с.394).
Гоголь, с грустью и любовью
описывая обитателей старосветской, провинциальной, так сказать миргородской
России, заключил: скучно жить на этом свете, господа. Познакомившись с книгой
Коржакова, описывающего с грустью, любовью
и “отчасти местью” одиннадцать лет столичной “великосветской” придворной
политики, напрашивается иная фраза: тошно жить в этом городе, господа, пока вы
в нем живете.