Журнал «Золотой Лев» № 197-198 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

М.Г. Делягин

 

Политэкономические заметки

 

Сможем ли мы избежать распада России?

 

Русский эксперт-экономист, д.э.н., академик РАЕН, директор Института проблем глобализации Михаил Делягин представил 21 апреля в московском независимом пресс-центре свою новую книгу «МИР НАИЗНАНКУ. Чем закончится экономический кризис для России?» («Коммерсантъ»-«Эксмо»), написанную в соавторстве с Вячеславом Шеяновым.

 — Книга описывает глобальный кризис и основные тенденции, которые его сопровождают в мире, — говорит Михаил Делягин. — С одной стороны, это глобальный кризис, а с другой — это кризис РФ, который принципиально отличается от мирового и, соответственно, вносит в нашу жизнь предсказуемую, но крайне неприятную специфику.

На самом деле формулировка «глобальный кризис» очень неточна, она нас отвлекает, потому что сейчас разворачивается целый ряд взаимосвязанных кризисов. И на самом деле это не кризис. Это переход человечества в качественно новое состояние. Какое — не понятно, потому что переход будет достаточно долгим и сложным.

Тут товарищ Кудрин сказал о пятидесяти годах, в течение которых России вряд ли стоит ожидать повторения благостной конъюнктуры последнего десятилетия. Ему явно не дают покоя лавры Моисея, который, как известно, водил евреев по пустыне сорок лет. Поэтому товарищ Кудрин собирается нас водить 50 лет. Но если понимать 50 лет не как цифру, а как метафору, то она верна, ибо кризис будет долгим, и мы не знаем, чем он кончится. Не знаем, каким будет образ современного человечества. Потому что это именно переход в новое состояние. В силу отраслевого характера знания все специалисты различных направлений, различных профессий описывают разные аспекты этого кризиса — локальные и частичные, в то время как этот кризис является всеобъемлющим. И мы в своей книге попытались описать хотя бы основные направления перехода к новому состоянию человечества.

Нам более важно знать, что происходит в России, а здесь, к сожалению, всё более прогнозируемо. Поскольку мы описываем кризис, о котором в этой аудитории говорилось не раз и не два, и не только мной, то позволю себе процитировать то, о чём в этой аудитории ещё не говорилось. Потому что статистика, которую я процитирую, появилась буквально вчера, и статистика эта довольно скверная.

Индекс промышленного производства сократился в марте на 13,7 процента. Грузоперевозки железнодорожного транспорта упали на 21 процент, что весьма существенно.

Инвестиции в основной капитал сократились на 15,4 процента. Это тоже очень много.

То, что темпы падения стабилизировались и не растут дальше, не должно никого обманывать. Потому что мы видим крайне болезненное нарастание проблем в социальной сфере. Наш любимый Росстат даже изменил формат предоставления статистических данных для того, чтобы не слишком сильно пугать людей. Потому что в марте безработными стали 700 тысяч человек. Это максимум за всё время развертывания кризиса. Очень нехорошая тенденция, которая показывает, что начался сброс рабочей силы. До этого рекорд был поставлен в декабре прошлого года – 513 тысяч человек. На сегодняшний день безработица составляет 7,1 миллиона человек — это девять с половиной процентов от трудоспособного населения. По этому показателю мы опережаем США на один процент.

Причём число безработных будет нарастать. Все прогнозы о том, что безработица останется в пределах 9—10 миллионов человек и дальше не будет расти, скорее всего не соответствуют действительности. Это понятно уже сейчас.

С другой стороны, мы наблюдаем проедание оборотных средств во всём реальном секторе экономики, видим сокращение ликвидности банковской системы. И как только оборотные средства проедят, а ликвидность упадёт до опасного минимума, настанет период роста неденежных расчётов, после чего начнётся новый виток спада. Государство будет заливать этот спад деньгами и будет делать это, как водится, без финансового контроля, просто в силу коррупционного характера механизма принятия решений. Половина денег будет попадать на валютный рынок, пойдёт ускоренное размывание международных резервов страны и, соответственно, к концу следующего года нас ожидает обвальная девальвация.

Главная тема нашей книги: что будет дальше?

Понятно, что обвальная девальвация – это дестабилизация, дезорганизация, системный кризис. Может быть, даже хаос. Но главный вопрос: что будет потом? Рассмотрев довольно большое количество вариантов, мы выяснили, что развитие самых разных исходных сценариев ведёт к двум возможным результатам. Первый – это развал России, исчезновение русской цивилизации. Вероятность этого небольшая, но ощутимая — 30—35 процентов. Вероятность вторая – авторитарная модернизация. Это 65—70 процентов, хотя я ориентируюсь на 65, т.е. на две трети.

Варианты демократии «смарт раш», как любят говорить наши уважаемые либералы, с одной стороны, и жуткой националистической диктатуры, с другой стороны, не просматриваются. Это варианты либо теоретически невозможны, либо с настолько короткой перспективой, что не могут длиться сколь-нибудь заметное время.

Хорошая новость в том, что наиболее вероятное развитие событий – это модернизация, пусть даже и авторитарная. Люди, которые придут к власти в нашей стране, будут смертельно напуганы хаосом, смертельно напуганы системным кризисом, и из этого страха будет рождаться некоторая ответственность перед обществом. Этой ответственности будет достаточно для проведения рациональной, разумной социально-экономической политики, а большой беспорядок в мире будет позволять проводить эту политику в жизнь. И эта политика потихонечку будет способствовать восстановлению роста благосостояния, потихонечку приведёт страну к формированию демократии. Путь этот крайне неприятный, очень долгий, скорее южнокорейский, чем западноевропейский, но он представляется нам реальным. Системный кризис и его формат, к сожалению, подсчёту не поддаются, но вероятность разрушительных конфликтов, вероятность революций невелика в силу большой усталости нашего общества. Здесь как раз наша слабость обеспечивает нам относительную устойчивость. Эволюция пойдёт путём внутриэлитной борьбы, достаточно жестокой, использующей общественный протест в качестве пушечного мяса истории, но не доводящей дело до революции и, тем более, гражданской войны.

То есть в целом прогноз представляется мне оптимистичным. Но чтобы этот оптимистичный прогноз с вероятностью до двух третей реализовался, а негативный прогноз с вероятностью в одну треть, наоборот, не реализовался, всем нам придётся очень постараться. Потому что в условиях кризиса, при наличии многих точек бифуркации даже ультра-слабое воздействие может стать решающим. В переводе на русский язык это означает, что никто не знает, чьё воздействие станет решающим. Даже относительно небольшая группа людей, даже далекая от центра принятия политических решений, может оказать решающее воздействие на дальнейшее развитие нашей страны, может направить её по тому или иному пути. Поэтому нам нужно готовиться, нужно учиться, нужно организовываться — просто для того, чтобы не повторился 1991 год. Тогда возникла возможность исторического творчества масс — и народ радостно покончил жизнь самоубийством. Предпосылки для того, чтобы этого больше никогда не повторилось, есть.

Вопрос газеты «Слово»: Вы считаете, что на две трети повторение 91-го года невозможно, но на одну треть такая возможность сохраняется. Последние две недели СМИ живо обсуждают некие жесты президента Медведева в сторону либеральных кругов, что, в свою очередь, порождает у последних надежды на возвращение во властные элиты. Некоторые начинают проводить даже робкие аналогии в этих либеральных шажочках Медведева с первыми шагами Горбачёва на посту Генсека КПСС. Возможно ли в свете начавшейся борьбы элит резкая смена вектора в политическом развитии России?

— Смена вектора в ближайшее время невозможна, но борьба элит будет нарастать. Это не совсем горбачёвская ситуация, потому что у Горбачёва была вся полнота власти и реальной, и формальной. Другое дело, что он не сумел ею воспользоваться или, скорее, не захотел. Сейчас полноты власти у очень нового президента нашей страны нет. Он её наращивает. Вероятность повторения ситуации 91-го есть, она, как я говорил, составляет 30—35 процентов, что очень неприятно. Но в конце восьмидесятых — начале девяностых были факторы, которые разваливали страну. Сейчас их нет.

Во-первых, тогда был совсем другой сепаратизм. Нет ничего приятнее для сторонников сильной централизованной власти, чем зрелище сепаратистов, стоящих в очереди в кассу Минфина. Это не те сепаратисты, которые являются угрозой. По крайней мере, пока окошко кассы не закроется.

Во-вторых, нет внешнего влияния. В 1987—1989 годах, когда Советский Союз был противником Запада и в первую очередь США, предпринимались огромные усилия для того, чтобы активизировать все сепаратистские движения, зарядить всех, кто может хоть что-то развалить. Сейчас, поскольку мы являемся окраиной Европы, окраиной Китая, окраиной арабского мира, по большому счёту совокупность окраин почти никому не нужна. Падение цен на нефть очень сильно ослабило истерические вопли, которые звучали с 96-года, о том, что Сибирь должна быть под международным протекторатом. Сторонникам этой идеи успели объяснить, что если Сибирь не будет частью России, то в ней не останется ни одной американской фирмы, даже «Макдоналдсов». Потому что там будут одни китайцы. Это второй фактор, который сильно работал тогда и которого нет сейчас.

А третий фактор – это спецслужбы. Я думаю, стоит написать историю девяностых годов «Как это было на самом деле». Потому что у нас бытуют самые дикие представления о том времени. Кто-то искренне считает, что КГБ почему-то боролся за сохранение целостности Советского Союза. Наши спецслужбы сознательно форсировали национально-демократические движения вплоть до сепаратизма с тем, чтобы, расшатав конструкцию, дискредитировать Коммунистическую партию, обнажить её гнилость и неспособность что-либо делать, и освободиться от её контроля. Это был стратегический замысел, который отчасти и был реализован.

Так что на этапе распада СССР именно спецслужбы были главным источником форсирования всех национально-демократических сил. Именно поэтому, с одной стороны, эти национальные демократии так безнаказанно и так стремительно развивались, и именно поэтому в новой ситуации, когда их привели к власти, они оказались невменяемыми, ни на что не пригодными. Достаточно вспомнить азербайджанского Эльчибея и некоторых других товарищей из Прибалтики. Про Молдавию я уже молчу.

Вот этих трёх факторов сегодня нет. Главные субъективные факторы, которые разваливали страну, отсутствуют.

С другой стороны, в девяностые годы никто не верил, что Советский Союз распадётся. А сейчас угроза распада России – это национальный психоз. Так что есть достаточно значимые факторы, которые поддерживают целостность страны.

Как будут работать внешние факторы, я не знаю, потому что Обама производит впечатление американского Горбачёва, примерно с теми же результатами. Насколько будет осмысленной американская политика? Сможем ли мы балансировать на противостоянии американцев и китайцев по поводу Сибири – непонятно.

Но пока ситуация достаточно благоприятная.

 

Записал Виктор ПРИТУЛА

Слово, 24.04.09

 

Цены устоят

Надежды на то, что наступит снижение цен на потребительском рынке, — рухнули

 

До начала кризиса цены производителей в промышленности росли быстрее, чем в потребительском секторе, в результате чего нарастал «инфляционный навес»: так, в 2007 году цены производителей выросли на 25,1%, а инфляция, отражающая рост потребительских цен, составила лишь 11,9%. Понятно, рост оптовых цен давил на розничную торговлю и способствовал возникновению инфляции издержек.

Однако с началом кризиса ситуация изменилась: из-за нехватки ликвидности и сокращения спроса цены в промышленности начали падать. Их снижение началось в сентябре, и за пять месяцев, к концу января 2009 года, они уменьшились более чем на четверть — на 26,3%.

Уменьшение цен было неравномерным: в добывающей промышленности они рухнули почти в 2,5 раза — на 57,7%, в естественно-монопольном производстве и распределении электроэнергии, газа и воды цены за последние четыре месяца 2009 года сократились лишь на 2,0%, а в январе 2009-го подскочили аж на 4,0%. Обрабатывающая же промышленность заняла промежуточное положение: сокращение цен составило 16,6%.

Стоит напомнить, что в течение тех же пяти месяцев розничные цены в целом не снижались. Разрыв между спадом цен производителей на 26,3% и ростом потребительских цен за то же самое время на 5,7% представляет собой наглядное выражение тотального и совершенно безнаказанного злоупотребления монопольным положением в нашей экономике.

Однако снижение цен в промышленности все же создавало надежду, что сокращение спроса населения вкупе со снижением издержек в конце концов пересилят аппетиты монополий, разгоняющие рост цен в потребительском секторе. И действительно — инфляция в марте замедлилась практически до уровня прошлого года, составив 1,3% против 1,2%.

Но это облегчение, по-видимому, останется временным: тенденция снижения цен производителей прервалась.

В феврале цены производителей в промышленности не только не снизились, но и выросли — сразу на 2,8%, а в марте их рост ускорился в полтора раза — до 4,1%. В результате за I квартал 2009 года цены в промышленности выросли на 5,1%, что существенно превысило результат аналогичного периода прошлого года (3,0%).

Несмотря на то, что цены марта 2009 года все еще остаются на 2,8% ниже цен марта 2008-го, разрыв неуклонно сокращается и вскоре сойдет на нет. Падение цен в промышленности, вызванное депрессией и сжатием спроса, сменилось уверенным ростом цен не только из-за эффекта девальвации и роста мировых цен на нефть, но в первую очередь из-за усиления злоупотреблений монопольным положением.

Вероятно, свой вклад в рост цен вносит и расширение неденежных форм расчетов, которое, как показывает опыт 90-х годов, смягчает препятствия на пути роста цен и позволяет предприятиям улучшать свое финансовое положение за счет раскручивания «инфляции издержек».

В добыче полезных ископаемых цены производителей выросли за март на 22,9% — из-за удорожания сырой нефти на 46,2%, а также роста цен на сжижение и регазификацию газа для транспортировки (а это произвол монополий в чистом виде) на 17,9%.

Прирост цен в производстве и распределении электроэнергии, газа и воды составил 9,1%, причем производство, передача и распределение тепла не подорожали вообще (цены не изменились), а в отношении электричества те же услуги подорожали на 15,0% (да еще и после февральского подорожания на 5,9%), что представляется проявлением грубейшего злоупотребления монопольным положением. Опережающий рост цен на электроэнергию представляется прямым следствием разрушительной реформы РАО «ЕЭС России», приведшей, насколько можно судить, к утрате управляемости электроэнергетикой.

В обрабатывающей промышленности цены производителей, в феврале повысившиеся на 2,8%, в марте все же снизились, хотя и незначительно — лишь на 0,1%. Непосредственная причина заключается в удешевлении производства кокса и нефтепродуктов на 5,4% (после февральского роста на 15,9%), а также производства прочих неметаллических минеральных продуктов на 3,2%.

Рост цен производителей машин и оборудования упал с 1,8% в феврале до 0,5% в марте. Цены производителей пищевой промышленности (включая алкоголь и табак) продолжили расти почти прежними темпами — в феврале на 1,2%, в марте на 1,1%; также почти на уровне прошлого месяца остался рост цен в химии (февраль — 3,2%, март — 3,1%). Рост цен ускорился только в металлургии и производстве готовых металлических изделий (с 1,0% в феврале до 2,0% в марте), но это единственная сфера, цены на продукцию которой еще не превысили декабрьский уровень (отставание составляет 3,5%), так что здесь удорожание продукции отчасти носит компенсационный характер.

Обрабатывающая промышленность в целом оказалась зажата, как между жерновами, между произволом естественных и сырьевых монополий, с одной стороны, и ограниченностью конечного спроса — с другой. Опыт 90-х годов показывает, что ее предприятия стихийно попытаются искать выход в расширении использования неденежных форм расчетов, что статистически выразится в том числе в возобновлении роста цен.

В целом надежды на то, что снижение цен в промышленности рано или поздно потянет за собой снижение цен и на потребительском рынке, похоронены возобновившимся ростом цен производителей. В промышленности зреет новый виток инфляции.

 

Новая, 24.04.2009

 

Предварительные итоги кишинёвского мятежа

 

Когда в центре Кишинева дымятся разгромленные здания администрации президента и парламента Молдавии, делать окончательные выводы, конечно, рано. Сохраняется вероятность и новой атаки путчистов, и, хотя и в меньшей степени, вторжения войск НАТО (ибо Румыния - член этого боготворимого «общечеловеками» военного блока), и захвата «под шумок» части украинской территории (начиная с острова Змеиный и дальше - по картам «великой Румынии»). Однако активная работа по обелению явных преступников уже ведется и заставляет подвести предварительные итоги.

Ведь когда безумное грузинское руководство при моральной, информационной и политической поддержке «всего прогрессивного человечества» начало кровавую авантюру в Цхинвали, демшиза тоже молчала лишь несколько дней, - а затем принялась активно рассказывать бредни о святых грузинских демократах и подлых русских агрессорах. И, кстати, не может остановиться - в том числе и в Конгрессе США - и по сей день.

Поэтому, чем раньше вещи и люди будут названы своими именами, тем лучше. Итак, в Молдавии прошли парламентские выборы. 5 апреля третий раз подряд на выборах, хотя и с существенно меньшим результатом, чем в прошлые разы, победили коммунисты. Миссии ОБСЕ, Совета Европы и СНГ единодушно признали, что выборы были честными.

Маленькая деталь: молдавские коммунисты являются глубокими и искренними либералами. Представить это русскому читателю, воспитанному на светлых образах Сталина, Ким Чен Ира и Геннадия Андреевича Зюганова, довольно сложно, - но это правда. Одним из проявлений их либерализма стало то, что Центризбирком в Молдавии, как и Счетную палату, возглавляет представитель оппозиции - и, соответственно, если он и фальсифицировал выборы, то, во всяком случае, не в пользу своих политических противников.

После этого молодая журналистка молдавского происхождения Морарь[1], которой был запрещен въезд в Россию после ряда скандальных публикаций (возможно, соответствующих действительности), вместе с пятью, как она сама пишет в своем блоге, единомышленниками организовала молодежный пикет протеста под антикоммунистическими лозунгами в центре Кишинева. Заявление было подано (и разрешение получено) на 50 человек - пришло 10 тысяч (по заявлениям Морарь, 15 тысяч).

Естественно, кучка вчерашних студентов не справилась с этим митингом. Полные энтузиазма, они провозгласили его продолжение и заявили о начале «революции молодежи»; на второй день собравшиеся по их призыву прошли маршем через центр Кишинева, смяли (прикрываясь детьми и молодыми девушками) полицию. Согласие президента Воронина на пересчет голосов не остановило погромщиков; часть лидеров оппозиции, вначале направлявших и науськивавших толпу, довольно быстро перепугалась (правда, другая часть поощряла погромщиков призывами к продолжению «мирного протеста»), но было поздно. Толпа взяла штурмом администрацию президента и парламент и учинила в них сопровождавшийся поджогами дикий погром, в ходе которого были тяжело ранены десятки человек (всего сообщается о 270 пострадавших). При этом осквернялись и выбрасывались из окон государственные символы Молдавии, над зданиями были подняты флаги Румынии и Евросоюза, а погром плавно перешел в разграбление зданий под лозунгами воссоединения с Румынией.Мятежники разошлись ночью, оставив около двухсот человек жечь костры вокруг разгромленных зданий (при этом горели даже росшие рядом со зданиями ели); после этого их заняла полиция, арестовав, по имеющимся данным, 192 погромщика.

В среду митинг и нападения на полицию (под лозунгами освободить задержанных) возобновились; на улицы вышло около 5 тысяч человек, угрожавших взять штурмом и разграбить здание правительства. Однако власти Молдавии по-прежнему не применяли силу, ограничиваясь жесткими заявлениями, отзывом посла из Бухареста, высылкой румынского посла и введением визового режима на границе с Румынией (так как возникла опасность массового приезда в Кишинев боевиков из этой страны).

На фотографиях, сделанных участниками событий и выложенных ими в своих блогах, хорошо видно, что большинство участников этого митинга - зеваки, привлеченные скоплением народа и пришедшие на митинг, как на народное гуляние. Мы помним эту любопытствующую толпу, стоявшую вокруг расстреливаемого Белого дома в 1993 году и не расходившуюся, даже когда в ней от случайной пули падали раненые и убитые.

Вторая категория - молодежные антикоммунистические протестанты, пришедшие на митинг осмысленно; значительная их часть с удовольствием приняла участие в погроме.

Однако согласованность действий тех, кто атаковал полицию, свидетельствует об организованности погрома. Кишиневцы, описывая эти события в блогах и обращая внимание на огромное количество булыжников, которыми забрасывали полицейских и которые совсем не просто вывернуть из мостовой, предполагали, что эти булыжники завезли «мирной демократической молодежи» централизованно.

Какой бы верой в могущество современных технологий, в эффективность SMS-рассылок и социальных сетей Интернета мы ни страдали, понятно, что за шесть часов собрать таким образом от 10 до 15 тысяч человек невозможно. Тем более невозможно на следующий день организовать их и направить на штурм административных зданий. Следовательно, у мятежа были организаторы, до сего времени прячущиеся в тени.

Пока неважно, использовали ли Морарь, сначала истерически, в стиле Новодворской возвещавшую в мегафон начало «революции молодежи», а потом отчаянно оправдывающуюся в своем блоге, что она лично и ее приятели не имеют к погромам никакого отношения, «втемную» или же они понимали, что и зачем делают. Важно, что якобы стихийные волнения, как это было в Молдавии в 2001 году, а затем в Словении, Сербии, Украине, Узбекистане, Грузии и Киргизии, тщательно направлялись.

В России хорошо помнят звериный лик молдавского демократического фашизма, родившего лозунг «Чемодан, вокзал, Россия» и устроившего чудовищную резню в Приднестровье, которая вынудила его отделиться от Молдавии. Казалось, этот фашизм сгинул навсегда.

Молдавский народ сам, на демократических выборах избавился от своих безумных вождей, а затем, раздраженный бездельем и коррупцией умеренных националистов, в 2001 году передал власть коммунистам. Они сделали многое. Хотя Молдавия по величине ВВП осталась беднейшей страной Европы (промышленность была уничтожена в годы правления демфашистов полностью - не только в силу объективных причин, но и как «наследие колониализма»), отставание от других стран сократилось качественно: по данным МВФ, ВВП Молдавии вырос за годы правления коммунистов в 4,8 раза - с 1,3 млрд.долл. в 2000 году до 6,2 млрд. в 2008. Не лишне напомнить, что ВВП стран СНГ и Монголии (МВФ использует именно такую группировку) за то же время вырос в 2,2 раза (в том числе ВВП России, за счет роста цен на нефть, - в 6,8 раза).

Об уровне порядка, наведенного коммунистами в Молдавии, свидетельствует компьютерная система учета: каждая бутылка вина, произведенная промышленным образом, по Интернету регистрируется в налоговой службе в момент производства. В нашей стране аналогичная система так и не налажена даже в отношении водки - ведь тогда придется легализовывать «третьи смены» на якобы вполне легальных предприятиях.

О стремлении коммунистов к развитию свидетельствует порт на Дунае, построенный на арендованном у Украине клочке земли, - и благодаря хорошей организации работы сразу же перетянувший на себя значительную часть грузопотока украинских портов. Любой тоскующий по Крыму патриот может согреть свою душу чтением полных отчаяния по этому поводу статей в украинской прессе.

О демократичности коммунистов ярко говорит как фактический отказ от применения силы, так и руководство Счетной палатой и Центризбиркомом представителей оппозиции. Даже Морарь, заявив в своем блоге, что «выборы не были честными», сочла необходимым тут же оговориться, уточнив, что понимает под «выборами» «не сам день голосования, но и предшествующие четыре года»: иначе ее бы просто не поняли люди, которые хорошо видели, как на самом деле проходили эти выборы.

Да, в адрес коммунистов раздается много критики, - но перед выборами это скорее свидетельствует о демократизме властей: представьте себе интенсивную критику представителей «Единой России» перед аналогичными по значимости выборами в нашей стране! И так уже убийства и избиения критически настроенных к власти журналистов стали в нашей стране нормой жизни, - чего невозможно сказать о Молдавии и чего не смеют говорить о ней даже самые оголтелые пронатовцы и антикоммунисты.

Реальная проблема Молдавии - массовое возвращение гастарбайтеров, которым из-за кризиса больше нет работы ни в России, ни на Украине, ни в Европе, - однако они не принимали участия в беспорядках. Вторая проблема - полицейский прессинг на бизнес, напоминающий в ряде случаев то, что происходило во Львове накануне «оранжевой революции» (и энергия протеста против чего была умело канализирована в разрушение законности, плоды которого Украина пожинает сегодня). Однако и бизнес в заметных масштабах не участвовал в протестах.

Их подлинные организаторы бросили на дубинки полиции ничего не понимающую молодежь, но бывший Министр внутренних дел Молдавской ССР Воронин уклонился от применения насилия и, пожертвовав двумя зданиями, сохранил здоровье сотням молодых дураков. Однако безнаказанность подлинных организаторов погромов в центре столицы будет означать постоянную угрозу возвращения к власти демократических фашистов - демшизы начала 90-х, теперь мечтающей включить Молдавию в состав Румынии.

Стоит напомнить, что во время оккупации Молдавии, с 1918 до 1940 год, во всей стране не было построено ни одного каменного общественного здания, между Румынией и Молдавией сохранялась таможня, а к молдаванам относились как к животным, так что даже румынские парламентарии, возвращаясь из поездок по Молдавии, закатывали в парламенте подлинные истерики по поводу бесчеловечности румынского государства. Как это государство решало «еврейский вопрос» во время войны в многонациональной Молдавии, тоже хорошо помнят, - но практика показывает, что наглым насилием и беззаконием, замаскированным под волю народа, эту волю можно сломать.

И последнее: поскольку демшиза в РФ читает через две строчки, я еще раз напомню ей, чем Молдавия отличается от России.

Сегодняшняя Россия авторитарна - Молдавия демократична. Выборы в РФ сопровождаются всеми мыслимыми и немыслимыми нарушениями, вплоть до голосования «за» 110% избирателей, - в Молдавии самые антикоммунистично настроенные наблюдатели (не говоря о руководстве Центризбиркома) не находят к чему придраться. Власть в РФ, имея все мыслимые ресурсы, открыто грабит свою страну и блокирует ее развитие - молдавские коммунисты, не имея практически ничего (все ресурсы страны - дешевое вино, труд гастарбайтеров, немного табака да порт на Дунае), исхитряются улучшать жизнь страны. Наши военные по поводу и без повода бряцают оружием, а спецслужбы сделали себя, по сути, хозяевами страны, - в находящейся в состоянии вооруженного конфликта Молдавии армия выполняет сугубо представительные функции, а спецслужбы (как мы увидели в эти дни) вообще не занимаются оппозицией. ОМОН с наслаждением избивает стариков и детей - молдавская полиция не применяет силы против забрасывающей ее булыжниками толпы, потому что в ней полно детей и девушек.

Нет, Молдавия - далеко не идеал. Бедность - это всегда ужасно. Но рядом с руководством нашей страны молдавское руководство выглядит, как крестьянин рядом с конокрадом.

Поэтому одни и те же люди, протестуя против путинского режима в России, сражаются за демократию, а переехав через границу и устраивая беспорядки против коммунистов в Молдавии, превращаются в погромщиков и подельников фашистов. Мне очень стыдно сегодня за мое негодование по поводу депортации Морарь из России. Ужасно, но она своими действиями наглядно доказала правоту ФСБ.

 

Форум, Дуэль 28.04.09

 

Конец глобального монополизма

Глобальный кризис перепроизводства: как были выиграны полтора десятилетия

 

Фундаментальная причина мирового финансового кризиса - исчерпанность модели развития, созданной в результате уничтожения Советского Союза. После победы над нами в «холодной войне» западные корпорации перекроили мир в своих интересах, лишив свыше половины человечества возможности нормального развития. По масштабам, глубине и разрушительности преобразований для осваиваемых обществ, но главное - по своему значению для развитых стран это была вторая Конкиста: первая обеспечила ресурсами формирование в них классического капитализма, вторая обеспечила ресурсами глобализацию.

Лишив половину человечества возможностей развития, Запад при помощи глобальной рекламы навязывает ей представления о высочайшем для себя уровне потребления как о нормальном и необходимом. Осознание недоступности этого уровня потребления с конца 90-х годов усугубило глобальную напряженность, терроризм и буквально смывающую западную цивилизацию миграцию.

Но прежде всего лишение огромной части человечества возможностей развития ограничило сбыт самих развитых стран, создав кризис перепроизводства - правда, в первую очередь не традиционной продукции, а продукции информационных и управленческих технологий, high-hume'а, а не high-tech'а.

Выходом стало кредитование неразвитого мира, вызвавшее в 1997-1999 годах кризис его долгов, бумерангом ударивший по США в 2000-2001 годах. США вышли из начинавшейся депрессии двумя стратегиями.

Первая - «экспорт нестабильности», подрывающий конкурентов, отнимающий их рынки сбыта, вынуждающий их капиталы и интеллект бежать в «тихую гавань» - США. Рост нестабильности оправдывает рост военных расходов в самих США, взамен рынка стимулирующих экономику и технологии. Реализованная в 1999 году в Югославии против еврозоны, эта стратегия исчерпала себя уже в Ираке. Сейчас США дестабилизируют Пакистан, нанося удар по Ирану и, главным образом, по Китаю, который лишается своего влияния в Пакистане, строящегося крупнейшего нефтяного порта Гвадар и, вероятно, военной базы. События в Пакистане - признак вырождения стратегии «экспорта нестабильности» в контрпродуктивный для США «экспорт хаоса»: они даже не пытаются контролировать дестабилизируемые ими территории, став катализатором глобального военно-политического кризиса и создавая реальную угрозу ядерной войны Пакистана с Индией, а Израиля - с Ираном.

Второй стратегией поддержки экономики США была «накачка» рынка безвозвратных ипотечных кредитов. Созданный ей финансовый пузырь «пополз по швам» еще летом 2006 года, но многоуровневость финансовой инфраструктуры США затянуло агонию до сентября 2008 года.

Сегодня Запад пытается не повысить свою конкурентоспособность, но запихнуть мир обратно в уходящие навсегда 90-е и 2000-е годы, когда под прикрытием разговоров о глобализации сложился новый колониализм.

Неспособность США поступиться даже малой частью текущих интересов ради урегулирования своих же стратегических проблем, их поистине убийственный эгоизм выталкивает на авансцену мирового развития новых участников - Евросоюз, Китай и Россию, и кладет конец Pax Americana.

Интеграция человечества вновь, как в начале ХХ века, превысила возможности его управляющих систем, и теперь приходится уменьшить ее глубину, отступив назад и восстановив управляемость за счет примитивизации развития.

Это обернется переходом от глобализации к регионализации: формированию жестко конкурирующих между собой макрорегионов.

Временно равновесие будет достигнуто восстановлением биполярной системы (с противостоянием США и Китая при Евросоюзе, Японии, Индии и, возможно, России в качестве балансиров) в политике и поливалютной - в экономике (каждая валютная зона будет иметь свою резервную валюту).

Но фундаментальная проблема - не эгоизм США, не нехватка ликвидности и не кризис долгов, но отсутствие источника экономического роста США, а с ними - и всей мировой экономики. Оздоровление финансов не смягчит кризис перепроизводства продукции глобальных монополий и не создаст новый экономический двигатель взамен разрушившихся. Это означает, что из кризиса мировая экономика выйдет не в восстановление, но в депрессию, длительную и тяжелую.

Глобальные монополии против технологического прогресса

Фундаментальная причина мировой депрессии, первопричина кризиса перепроизводства - загнивание глобальных монополий.

Их монополизм усугубляется распространением высокопроизводительных «метатехнологий»: субъект рынка, используя их, автоматически теряет возможность конкуренции с их разработчиком.

Усложнение технологий ведет к тому, что деньги теряют значение. Символом успеха и инструментом его достижения все больше становятся не легко отчуждаемые деньги, но сливающиеся с разработчиком и пользователем, все менее отчуждаемые от них технологии.

Загнивание глобальных монополий будет преодолеваться, как и загнивание монополий обычных, сменой технологического базиса, в ходе которой новые, более производительные технологии сломают устарелые социальные отношения и, в частности, преодолеют монополизм.

Глобальные монополии ощущают это и стремятся затормозить способный подорвать их доминирование технологический прогресс.

Но прежде всего он тормозится по объективным причинам: из-за экономизации и деидеологизации общественного управления и исчезновения некоммерческих сверхзадач. Ведь инвестиции в создание качественно новых технологических принципов нерыночны: инвестор не знает, получит ли он за свои деньги хоть что-нибудь, а если получит - то когда и что именно. Такие инвестиции можно делать лишь под страхом смерти. Поэтому все технологические новинки современности - плоды коммерционализации технологических решений «холодной войны». Новые технологические принципы почти не создаются.

Однако свою роль играют и глобальные монополии, которые создают все более сложные и дорогие технологии, - в том числе потому, что их разработка вне данных монополий невозможна из-за сложности и дороговизны. При этом они попадаются в собственную ловушку: сложность организационных процессов начинает превышать даже их управленческие возможности, а рыночная ориентация на результат сужает возможности прорывных исследований.

Глобальные монополии (в том числе злоупотреблением своим положением под видом защиты интеллектуальной собственности) препятствуют распространению знаний, что также усложняет технологический прогресс.

Уверенность в неизбежности радикального упрощения и удешевления господствующих технологий основана на невозможности длительного масштабного торможения технологического прогресса и очевидности тупика, в который привело мир доминирование уже загнивающих глобальных монополий.

Негативный и позитивный пути изживания глобального монополизма:

выбор человечества

Социальные механизмы, искусственно сдерживающие технологический прогресс, разрушаются им.

Но, когда эти механизмы (в нашем случае - глобальные монополии) оказываются прочны, они могут разрушаться вместе с самим охваченным и «замороженным» ими обществом. Это возможно под ударами внешних завоевателей, из-за экологических катаклизмов, а в случае генерирования ими внутренней дестабилизации общества - через социальные или этнические конфликты.

Одним из нетривиальных промежуточных выходов из ситуации недостаточности спроса для развития чрезмерно сложных технологий, контролируемых монополиями, может стать сужение сферы их применения при сохранении прежних доходов разработчиков технологий - глобальных монополий. Это возможно, если потребители сложных технологий будут вынужденно оплачивать разработку новых технологий, несущих благо уже не им, но наиболее развитой части человечества. Возможно, эти технологии будут призваны ускорить развитие этой части человечества, которая принципиально изменится и перестанет нуждаться в традиционных формах конкуренции и кооперации.

Это звучит фантастично - но лишь в отношении биологической, индивидуальной эволюции человека. В эволюции социальной это уже произошло в виде создания системы защиты «интеллектуальной собственности» и общедоступных технологий формирования сознания. Последние технологии применяются всеми и против всех, но основная часть дохода достается их разработчикам.

При распространении этих же отношений на биологическую эволюцию человека обеспеченная часть граждан развитых стран и богатейшие жители остального мира смогут усовершенствовать свой организм и, вероятно, свой интеллект.

В силу их возросшей эффективности остальной мир окончательно превратится в их «дойную корову» - и, при вероятном сохранении формальных демократических институтов, будет иметь не больше реальных прав.

Тогда подавляющая часть глобального спроса (как сейчас в неразвитых обществах) сконцентрируется у количественно незначительной, но доминирующей экономически и политически богатейшей элиты с выделением из общества ее обслуги. Остальные будут сброшены в нищету.

Эффективное рыночное поведение в таком обществе - ориентация на спрос богатых, готовых переплачивать за престижность потребления, что уродует структуру производства, подрывая эффективность общества и его способность к развитию.

Это исторический тупик, выход из которого связан с чудовищными катаклизмами (Францию, например, трясло революциями почти сто лет - как минимум с 1789 по 1871 год). Разложившись, человечество может и погибнуть в нем.

Рассматривая выбор между «железной пятой» немногочисленной биологически преобразованной мировой элиты и созданием для максимально широкой части человечества максимального спектра возможностей, надо понимать, что он в любом случае не избавит нас от болезненных изменений.

Более приемлемая модель относительно доступных технологий обладает массой недостатков и также несправедлива. Так, общедоступность технологий резко снижает потребность в глобальном разделении труда и, повышая уровень самообеспечения обществ, драматически подрывает мировую торговлю.

Но она все равно более эффективна и справедлива, так как оставляет возможности развития, самореализации и благосостояния неизмеримо большему числу отдельных людей, обществ и, соответственно, человечеству в целом.

Необходимый для слома глобального монополизма технологический рывок может идти за счет технологий, получивших название «закрывающих» (так как из-за их сверхпроизводительности емкость создаваемых ими новых рынков в краткосрочной перспективе ниже емкости рынков традиционных технологий, «закрываемых» их появлением).

Исторически «закрывающие» технологии наиболее концентрированно разрабатывались в ходе специальных исследований в Советском Союзе. В развитых странах такие разработки частью не велись вовсе (из-за своей опасности для рыночных механизмов и потому, что рыночная экономика не позволяет тратить ресурсы на слишком рискованные разработки), а частью блокировались инструментами «защиты интеллектуальной собственности». С точки зрения эволюции технологий разрушение СССР выглядит как захоронение смертельно опасных для развитого мира технологий - своего рода аналоги бактерий чумы - в одном гигантском могильнике.

В сегодняшней России глобальные и местные монополии в союзе с коррумпированной бюрократией блокируют распространение «закрывающих» технологий. Но их значительная часть сохраняется, и потому Россия сохраняет возможность сыграть ключевую роль в выборе человечества между длительным и мучительным загниванием или же сломом глобального монополизма при помощи распространения новых, «закрывающих» технологий.

Закон сохранения рисков: природа переформатирует отношения с человеком

Ипотечный кризис в США производит шоковое впечатление.

Трудно понять, почему инвестиционные банкиры - рациональные и профессиональные люди - даже не интересовались, чьи обязательства и в какой степени входят в приобретаемые ими финансовые продукты.

Стандартные объяснения, помимо алчности, указывают на потребность США в накачивании «финансового пузыря» для стимулирования роста и на то, что ипотека была формой социальной помощи, необходимой в условиях размывания американского «среднего класса».

Однако многоуровневая «перепаковка рисков», приведшая к утрате контроля за обращающимися на рынках обязательствами, выполняла важнейшую функцию страхования рисков инвесторов.

Благодаря многоуровневой системе деривативов риски инвестора в первоклассные облигации американской корпорации были на порядок ниже рисков самой этой корпорации.

Это позволяло получать гарантированную доходность, и именно выполнение указанной инвестиционно необходимой функции обеспечило раздувание «финансового пузыря».

США столкнулись с действием закона сохранения рисков, по которому общая величина рисков в большой системе примерно постоянна. Снижение индивидуальных рисков значимого числа элементов системы перекладывает эти риски на более высокий уровень - и, соответственно, увеличивает общесистемные риски. В частности, сведение индивидуальных рисков к минимуму увеличивает общесистемные риски до разрушения системы.

Это произошло в американской финансовой системе, - и это же происходит и с человечеством в целом.

Так, постепенное улучшение системы здравоохранения, позволяя жить все более полноценной жизнью даже самым больным людям, ухудшая тем самым генофонд человечества, повышает системные риски за счет снижения индивидуальных.

Другой фактор проявления «закона сохранения рисков» - изменение климата. Обеспечивая индивидуальный комфорт своих членов, человечество нарастило производство энергии до уровня, нарушившего климатический баланс планеты и создавшего новые глобальные риски, масштабы которых не поддаются оценке.

Это - признак исчерпания традиционной модели взаимодействия человечества с природой, частью которой оно является. Исчерпание потенциала старой модели означает начало перехода к новой модели, которая еще непонятна для нас, но может потребовать изменений привычного нам образа жизни.

Нельзя исключать и опасности деструкции не способного справиться с нарастанием своих системных рисков человечества, то есть десоциализации на планетарном уровне.

В поисках новой стабильности

Осознание описанного делает необходимой выработку новой парадигмы развития человечества и механизмов воплощения этой парадигмы в жизнь.

«Вашингтонский консенсус» оформил правила игры80-х и 90-х годов - освоения Западом «третьего», а затем и постсоциалистического мира. Этот процесс давно закончен.

Для нового этапа нужна новая идеология, новый свод правил взамен Вашингтонского консенсуса.

Глобальный кризис во многом вызван тем, что погоня за индивидуальной прибылью как доминанта поведения стала контрпродуктивной, разрушающей человечество. Нужно формирование новых мотивации и типа мышления, новой социалистической альтернативы, которая выведет человечество из тупика не за счет подавления той или иной его части, а благодаря общему прогрессу.

 

Форум, 4.05.09

 

Кризис делает русских более равными

 

По данным центра Левады, в I квартале 2009 года произошли достаточно серьезные изменения в уровне благосостояния жителей РФ.

Удивительно, но доля нищих (люди, которым не хватает денег даже на продукты питания) практически не выросла. Достигнув в октябре 2008 года исторического минимума в 9%, в марте она составила лишь 10%.

Влияние кризиса проявилась в ином: в заметном увеличении доли наиболее бедных людей (которым хватает денег на еду, но не на одежду). Их доля была минимальной в июле 2008 года - 22%; в сентябре она выросла до 25%, а в марте доросла до 31% (что выше преддефолтного уровня 1998 года).

Доля наименее бедных (которым хватает денег на еду и одежду, но не на товары длительного пользования) снизилась в результате кризиса несущественно: с исторического максимума в сентябре в 49% до 45% в марте.

Доля «среднего класса» (представителям которого хватает денег на покупку товаров длительного пользования, но не автомашин; это средний класс по уровню потребления, но не по его модели и по психотипу), максимальная в июле 2008 года - 19% - в марте стабилизировалась на 14% (для сравнения: июль 1998 года - 7%, июль 2000 года - 3%).

Непосредственные социальные результаты кризиса заключаются в падении доли «среднего класса» на 5 процентных пунктов (более чем на четверть), небольшом (на 2 процентных пункта) сокращении доли наименее бедных и резком росте за счет этого доли наиболее бедных - на 9 процентных пунктов (или в 1,4 раза).

Несмотря на сохранение доли нищих на прежнем уровне, условия их жизни (как и наиболее бедных), ухудшились весьма серьезно. Так, 34% этой категории населения значительно ухудшили характер своего питания за последние 3-4 месяца, в том числе (по сравнению с прошлым мартом) 10% из них стали покупать значительно меньше муки, крупы и макарон, 33% - значительно меньше кондитерских изделий, 38% - мяса и мясопродуктов, 41% - фруктов. Таким образом, бедность и кризис обеспечивают возврат к традиционной несовершенной структуре питания с переизбытком круп, мучного и сладкого и с нехваткой фруктов.

В целом 9% жителей РФ в конце марта отметили, что за последние 3-4 месяца стали питаться значительно хуже; помимо 34% нищих, это коснулось 14% наиболее бедных, 4% наименее бедных и вовсе не коснулось «среднего класса».

Интересно, что «средний класс», в отличие от остальных, стремится к здоровой структуре питания: если уж экономит, то прежде всего на сладостях (3%), лишь потом на мясе (2%) и в последнюю очередь на фруктах (1%), которые жители РФ традиционно потребляют недостаточно.

В конце марта 29% жителей РФ заявили, что в последние 2-3 месяца, как правило, покупает более дешевую еду и предметы первой необходимости, чем раньше. Среди нищих таких 57%, наиболее бедных - 41%, наименее бедных - 17% и «среднего класса» - 10%.

Это свидетельствует об изменении структуры потребительского поведения жителей РФ: наиболее бедные приближаются к своему поведению к нищим, а наименее бедные (которым хватает на одежду, но не на товары длительного пользования) - к «среднему классу».

По мере углубления кризиса естественным образом растет и пессимизм: в сентябре 2008 года ждало ухудшения материального положения своей семьи лишь 10% жителей РФ, в декабре - 23%, а в феврале - уже 38%.

Однако нарастание пессимизма неравномерно по различным потребительским группам. У нищих и бедных пессимизм он нарастал равномерно, а вот «средний класс» начал верить в реальность своих проблем лишь в 2009 году. В сентябре доля пессимистов составляла лишь 4%, а в декабре - 8%; теперь понятно, откуда черпала уверенность истерически оптимистичная официальная пропаганда того времени. Однако за I квартал 2009 года доля пессимистов в «среднем классе» подскочила в 4,5 раза - с 8 до 36%! - и превысила даже аналогичный показатель у наименее бедных (33%). Вероятно, этот больший пессимизм связан как с меньшей психологической устойчивостью, страхом перед потерей комфорта, а также лучшим осознанием ситуации (как из-за большей образованности, так и из-за пользования более развитыми коммуникациями).

Рост пессимизма привел к росту однородностей настроений в различных потребительских группах; если в сентябре разрыв между удельными долями пессимистов в группах, где они были максимальны и минимальны, составлял 6,75 раза, а в декабре - 5 раз, то в марте этот разрыв сократился лишь до полутора раз.

Таким образом, кризис, подрывая благосостояние жителей РФ, лишая их веры в будущее и вынуждая сокращать потребление даже необходимых продуктов питания, снижает внутреннюю дифференциацию основной массы населения (доступной взгляду социологов). При этом наиболее болезненно переживают падение своего социального и материального статуса «средний класс», насильственно вталкиваемый обратно в бедность, откуда его представители вырвались совсем недавно - и, как им казалось, навсегда.

За связанными с этим человеческими трагедиями видно восстановление социального единства населения и постепенное превращение его обратно в народ, способный, пусть даже и под давлением безысходности, сознавать свои интересы и хотя бы пытаться отстаивать их.

 

Форум, 6.05.09

 

Нефть работает, люди — отдыхают

Надежды на повышение производительности труда в России еще меньше, чем на мировую коньюнктуру

 

Чиновник высокого уровня в нашей стране — это человек, который лучше всех знает ситуацию и хуже всех ее понимает.

Лучше всех знает — потому что получает закрытую (или просто недоступную) для остальных жителей РФ статистику и социологию и, соответственно, видит (если, конечно, хочет видеть) детали и нюансы, в принципе недоступные стороннему наблюдателю, каким бы высоким профессионалом тот бы ни был.

Хуже всех понимает — потому что, как правило, в силу выполняемой им управленческой функции живет жизнью, по своим интересам и мотивациям совершенно отличной от жизни большинства «дорогих россиян». Кроме того, сейчас он еще и замкнут в полностью отрезанных от реальности фешенебельных резервациях, из которых до Лондона и Куршевеля (а то и персонального замка в Швейцарии) значительно ближе, чем до противоположной стороны улицы.

Данная закономерность хорошо видна в обсуждениях угрозы «второй волны» банковского кризиса, которая может быть (а на самом деле, конечно же, будет) вызвана ростом «плохих», то есть безнадежных долгов. Обсуждая угрозу, представители чиновничества РФ с профессиональным мастерством уклоняются от размышлений о том, чем же именно будет вызван этот рост безнадежных долгов и, соответственно, каким образом его можно было бы избежать.

Между тем причина этого роста прозаична: основной экономический процесс весны 2009 года — проедание реальным сектором своих оборотных средств. Об этом говорят и предприниматели, и бизнес-аналитики, однако чиновники (целый ряд) твердо убеждены, что никакого проедания оборотных средств в экономике РФ пока еще нет. Наблюдаемое же вполне наглядное ухудшение финансового положения предприятий, по их мнению, — результат полезного в целом для экономики снижения посреднической маржи. Действительно, с совершенно непристойной средней величины в 100% она упала до 25%, а в сетевой торговле (во многом благодаря усилиям ФАС) — и вовсе примерно до 10%, что и вызывает резкое ухудшение финансового самочувствия привыкших к монопольным сверхприбылям бизнесменов — вплоть до тихих, едва слышных протестов.

Однако представления о том, что оборотные средства не проедаются предприятиями, совершенно не согласуются с ростом безработицы, которая еще 1 апреля достигла головокружительных 9,5% и увеличивается далеко не только за счет занятых в посреднических структурах. Впрочем, особенностью официального сознания, как давно известно, является органическая неспособность воспринимать «неудобные», не соответствующие официальным установкам явления.

Весьма существенно, что, несмотря на это, официальные экономисты все же признают: если не произойдет качественного повышения производительности труда, проедание оборотных средств со всеми их разрушительными последствиями все-таки начнется, причем уже осенью 2009 года.

Однако в современных кризисных условиях значимое повышение производительности труда в России политически невозможно, так как может идти за счет одной из двух равно невозможных стратегий или их одновременного применения.

Первая стратегия — увеличение объемов производства при прежней численности занятых. Поскольку рынок сбыта ограничен, это требует либо введения разумного протекционизма, невозможного из-за неспособности правящей «элиты» на конфликт с Западом, либо модернизации инфраструктуры, невозможной из-за высокой и политически обусловленной коррупции.

Вторая стратегия — это новое сокращение численности занятых, опережающее сокращение объемов выпуска, что невозможно социально: в качестве порога допустимой безработицы рассматривается 12%, а экономический спад первого квартала составляет 9,5%.

Кроме того, остается принципиально непонятным вопрос о том, за счет чего же будет повышена производительность труда с чисто технологической точки зрения. Возможности интенсификации работы ограничены, новые технологии в сколь-нибудь значимом масштабе просто неоткуда взять, и главное, отсутствуют механизмы их «внедрения», а вся система управления энергично им противостоит.

Наиболее вероятно, что повышение производительности труда официальные экономисты понимают именно так, как они понимали ее в «тучные» для клептократов и приближенных к ним олигархов 2000-е годы, в исключительно макроэкономическом смысле — как повышение ВВП, приходящегося на одного работающего. В 2000-е годы это достигалось за счет роста мировых цен на нефть, никакого отношения к реальному росту производительности труда в России, ясное дело, не имеющего. С этой точки зрения искренние упования официальных экономистов на «повышение производительности труда» — всего лишь превращенная форма официального заклинания о том, что во второй половине 2009 года нефть подорожает и «все будет, как было».

То, что официальная мысль даже в доверительных беседах не поднимается выше подобного, откровенно обывательского, уровня, лишний раз иллюстрирует тезис о глубокой деградации всей системы управления РФ и о ее органической неспособности справиться с вызовами, бросаемыми ей кризисом.

Да, конечно, все мы знаем, что экономика, как и все общественные науки, в строгом смысле слова наукой не является: невозможно поставить повторяющийся эксперимент, который при прочих равных условиях приведет к повторяющемуся результату…

 

Новая, 20.05.2009