Журнал «Золотой Лев» № 217-218 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

Р.А. Лынёв

«РФ сегодня»

 

Жалкое наследие либерализма

 

 

Как в доме повешенного не принято говорить о веревке, так в нынешнем российском обществе текущий финансовый кризис избегают называть кризисом капитализма. Капитализма вообще как бы нет. Как и вечно живого учения. А есть открытое общество. Свободный рынок. Глобализация и либерализм. Как говорится, почувствуйте разницу. Из прежней сферы привычных нам слов мы плавно перепогрузились в другую.

 

Откуда ни возьмись

 

Между тем накануне нынешнего финансового кризиса на Западе вышел большой коллективный труд более сорока экспертов из многих стран мира “Глобальный кризис за гранью очевидного”, представляющий собой подробный и всесторонний анализ факторов, угрожающих жизни человечества. Это стремительное истощение природных ресурсов, ухудшение экологии, неконтролируемый рост населения, дисбалансы в производстве и потреблении. На одном полюсе рода людского — пресловутый “золотой миллиард”, на другом — полтора миллиарда человек, живущих в нищете. Если расходы всего мира на среднее образование составляют 4 миллиарда долларов, то только в Европе на потребление табака тратится в десять раз больше. Подсчитано, что если человечество будет продолжать жить так, как сегодня, то к 2050 году ему понадобится вдвое больше ресурсов, чем может предоставить наша планета.

Первоисточник всех этих проблем авторы работы называют прямо: капитализм с его стремлением к безграничному росту доходов и прибыли, что в конце концов ведет к уничтожению его же собственной основы — свободного рынка.

Спасение авторы видят в наборе ограничений и самоограничений капитализма. Таких, например, как переориентация бизнеса с частных и корпоративных интересов на общие. Признав подобные средства наивными, научный руководитель русского издания и автор предисловия к нему профессор РЭА имени Г. Плеханова В. Никишкин высказал мнение, что, появись эта книга у нас пораньше, “она позволила бы избежать романтических переоценок капиталистической системы при переориентации российского общества”.

Тоже наивно. И даже очень. Ибо пути перехода России от социализма к капитализму намечались в конце восьмидесятых годов не только на подмосковных правительственных дачах, но и в тех далеких от Москвы мозговых центрах, где исповедовался самый радикальный на сегодня вариант капитализма — неолиберализм, провозглашающий абсолютное превосходство свободного рынка и предпринимательства над правительством и социальной политикой. Это направление, нашедшее поддержку в неконсервативных кругах прежде всего англосаксонских стран, получило теоретическое оформление в так называемом вашингтонском консенсусе, а практическое — в курсе рейганомики и тэтчеризма, проводившемся в США и Великобритании на рубеже 70—80-х годов.

 

Стечение обстоятельств

 

Как могло случиться, что экономическая и политическая концепция, которая за счет многих служит немногим, смогла обрести силу в мире и пустить корни в нашей стране? Этому посвящена целая глава экономического бестселлера “Мир в движении”, принадлежащего перу известного польского экономиста Г. Колодко. Его, поработавшего в свое время экспертом МВФ, занимавшего посты вице-премьера и дважды министра финансов Республики Польша, считают архитектором польских реформ.

Подобно “архитектору” российских реформ, возглавляющему ныне Институт экономики переходного периода в Москве, Г. Колодко руководит сегодня Центром исследований по трансформации, интеграции и глобализации в Варшаве, но при этих внешних аналогиях польский реформатор в оценке российских реформ проявляет больше научного да и чисто человеческого понимания, чем их российские инициаторы, вершители и апологеты. Скудные идеи, замечает он, приносят скудные плоды даже в хорошие времена.

Доминирование же скудных идей в мире стало результатом не закономерностей, а стечения обстоятельств. Каких?

В семидесятые годы в странах развитого капитализма завершился экономический бум, длившийся в течение послевоенной четверти века, и настали трудные времена. Выше десяти процентов поднялась инфляция. В Великобритании в пиковый период она достигала даже восемнадцати. Ущерб от нее рос как в экономике, так и в социальной сфере.

И хотя главные причины инфляции коренились в растущих издержках производства, вызываемых, в свою очередь, ростом цен на сырье, сторонники набиравшего обороты неолиберализма при поддержке крупного капитала, мощных политических спонсоров и прессы усиливали критику государства, кейнсианских методов регулирования экономики, той политики, которая спасла капитализм в тридцатые годы, помогла подняться в послевоенные, но стала давать сбои в семидесятые, так как госбюджетные вливания, направляемые в различные отрасли экономики и в социальную сферу, не только не сдерживали инфляцию, но и помогали ей раскручиваться.

А что же страны социализма в ту пору? Разве в них не росли цены на сырье и это не вело к издержкам производства и соответственно к росту инфляции? Все это было, только в подавленном — благодаря фиксированным ценам — состоянии. Трудно сказать, что преобладало тогда в высшем советском руководстве: мнение, будто зажим инфляции есть преимущество социализма, или надежда, что со временем все как-нибудь само образуется. Но отложенная инфляция и низкая эффективность производства наряду с растущим оборонным бременем и искусственным снижением цен на нефть — главный предмет советского экспорта все сильнее давили на экономику.

 

Альтернативы нет?

 

Тем временем на неолиберальной волне к власти в Великобритании пришли консерваторы во главе с М. Тэтчер (1979 г.), а в США республиканцы во главе с Р. Рейганом (1981 г.). В основу их социально-экономической политики легли сугубо монетарные подходы и всемерное свертывание государственных расходов. Кроме военных, разумеется. И все сопровождалось жесткой, как военная команда, формулой: “Этому нет альтернативы”, эхом отдающейся в целом ряде стран.

О других странах приходится напоминать, потому что капитализм при всей присущей ему приспособляемости к меняющимся условиям как решал, так и решает многие свои проблемы, умело перекладывая их на плечи других, в частности вовлекая в свою орбиту более слабые страны путем использования их трудовых и природных ресурсов, создания кредитных ловушек и инвестиционных приманок, подробно описанных Дж. Перкинсом в его “Исповеди экономического убийцы”.

Главное же, что нужно капитализму для манипулирования экономикой вовлекаемых стран, — это сформировать в них рыночную среду путем быстрой и далеко идущей приватизации, либерализации цен, торговли и движения капиталов, твердой финансовой политики, как бюджетной, проводимой правительством, так и финансовой, проводимой Центробанком. Оценки, кто и насколько освоил правила рыночной демократии, а кто все еще остается в плену устаревших стереотипов, выставляют рейтинговые агентства, подвластные опять-таки сильным мира сего.

Как “альтернативы этому нет”, так нетерпимо даже малейшее отклонение от неолиберальных установок, занявших место вечно живого учения. Как и при нем, в новых условиях складываются касты доктринеров, формируемые из числа не только продажных циников, а и лопушистых идиотиков, которых хватает и в политической среде, и в журналистской. Что же касается экономики как науки, то в ней, признает Г. Колодко, расхождение с истиной происходит слишком легко, а терпимость к сообщаемой неправде бывает значительно большей, чем в других отраслях знания.

Недавний пример: стоило Д. Медведеву объявить о предстоящей проверке работы госкорпораций, как буквально через день известный радикально-либеральный экономист — а известны обычно не те, кто открывает что-то значительное, а те, кто чаще светится в СМИ, — дал интервью либеральному радио с развернутым заявлением, что госкорпорации могут быть только рассадниками коррупции, а честным может быть лишь частный бизнес. Альтернативы этому нет. Профессор твердит это в течение вот уж двадцати лет. И разве он один?

 

Главный приз капитализма

 

Не будь экспансии неолиберализма, современный мир был бы более благополучным и справедливым, убежден Г. Колодко. Но вот в конце восьмидесятых капитализм стал получать один подарок за другим: на поклон к нему выстроилась чуть ли не очередь стран, где завершал свой путь социализм. Это добавило свежего ветра в неолиберальные паруса. Во-первых, открылись новые рынки на пространствах с общим населением около полумиллиарда человек. Во-вторых, во всех этих странах обнаружился жгучий интерес к тому, как, умножая два на два, получать не четыре, а пять и больше. В-третьих, элиты этих стран изъявили готовность экспериментировать над организмами местных экономик и над собственным народонаселением. Однако уже вскоре экспериментаторы — не только туземные, но и прибывшие из мировых центров неолиберализма — столкнулись, как это и раньше бывало, с тем, что перенесение правил и понятий развитой рыночной экономики на иную почву дает результаты порой даже противоположные ожидаемым. Так, Дж. Сакс, призванный наставлять наших эрэфовских реформаторов, признался, что, вскрыв тело российской экономики для последующих манипуляций, он обнаружил внутри, что называется, “лишние детали” и вместе с тем отсутствие необходимых. Дж. Сакса это крепко смутило. А его подопечным хоть бы хны.

 

На родине “чуда”

 

Где же постулаты неолиберальной экономики получили подтверждение их верности? Г. Колодко отвечает: а нигде. Начиная с самих Соединенных Штатов. И приводит целый ряд свидетельств на этот счет.

Первое. Экономическая экспансия США во все новые регионы мира стала результатом не столько высокого уровня развития американской экономики, сколько работой американского печатного станка, производящего мировую резервную валюту. Ежегодный же дефицит, составляющий 10 процентов американского ВВП, означает, что страна живет в долг, который все равно когда-нибудь придется оплачивать.

Второе. Верно, что все последние годы производство в США росло быстрее, чем, например, в странах Евросоюза. Но причина этого не в том, что в США больше либерализма, а в распределении результатов роста производительности труда, а также в различных социальных предпочтениях американцев и европейцев. Американец желает получать больше доходов, европеец — больше свободного времени. Поэтому стоит ли удивляться, что в США за эти годы рабочее время в среднем на человека сократилось на 5,3 процента, а в Германии и Франции — на 25—26, в Италии — на 15 процентов.

Третье. Верно и то, что в последние четверть века ВВП США в пересчете на душу населения составлял 2 процента в год. Однако выиграли от этих процентов далеко не многие, а главным образом высший класс и верхний слой среднего. Для значительной же части населения реальные доходы в эти годы не только не выросли, а, несмотря на рост производительности труда, даже снизились под действием механизма перераспределения доходов.

По данным официальной статистики, более 36 миллионов человек в США — а это больше, чем население Канады, — живут в бедности, и число их растет.

Бесспорно, и Билл Клинтон, и Барак Обама — блестящие примеры того, чего может достичь в США человек из низов, “сам себя сделавший”. Но в целом социальная мобильность в самой богатой стране мира, гордящейся “равными возможностями” для каждого, разительно ниже, чем в странах с социальной рыночной экономикой, например Скандинавских, и государственной политикой, направленной на повышение интеллектуального уровня молодого поколения путем вложений в культурно-образовательную сферу.

Четвертое. Уже в 2008 году США опустились ниже одной пятой доли в общемировом производстве и тем быстрее теряют роль лидера, чем упорней держатся в неолиберальном русле. Слабеют их позиции в международных организациях. А их неолиберальное давление на страны с “формирующимися рынками”, игнорирующее местные ценности и культурные особенности, ведет к тому, что американцев с их советами принимают все менее радушно. Словом, неолиберализм не выдержал экзамена как на своей родной почве, так и в других странах, развитых и развивающихся.

Пятое. Все это вызвало растущую критику неоконсерватизма прежде всего в самих Соединенных Штатах, что особенно проявилось в ходе и в результатах последних президентских выборов.

 

Неслыханнейшее воровство

 

И тут нелишне посмотреть туда, где неокапитализма, как говорится, не стояло. Своим путем шла и продолжает идти Япония, доказавшая, что ее экономика может расцветать как в хорошие, так и в плохие времена не по англосаксонским рецептам, а с учетом национальной специфики, с вовлечением государства в дела экономического развития.

Не соблазнился неолиберализмом и Китай, а, выбрав свой путь, идет к тому, что, как пишет Г. Колодко, мир увидит “не только филиалы западных банков в Китае, но и китайские на Западе, и лучшими кроссовками будут уже не американские, сделанные в Китае, а китайские, сделанные в Америке”.

Ну а к демократии Китай непременно придет, только не под надзором либеральных наставников, которых здесь вежливо, но решительно игнорируют, а своим, естественным путем, согласно логике развития.

Решительный отпор приверженцам “вашингтонского консенсуса” дала Индия. И хотя страна продолжает оставаться бедной, ее ВВП более чем вдвое превысил британский. В Азии он второй после Китая и уже выше японского.

Есть, наконец, пишет Г. Колодко, третья великая страна — Россия, у которой особый опыт общения с неолиберализмом.

Особенность этого опыта обусловлена тем, во-первых, что долгие годы СССР — Россия и США находились в политическом противоборстве, поэтому, когда в результате шоковых экономических реформ в 1992—1999 годах российское производство упало на 60 процентов — факт неслыханный в мирное время, — в США было кому записать это себе в актив. Во-вторых, в России было и остается гораздо больше ресурсов для разграбления и присвоения, чем в той же Польше. Отсюда и характер российских реформ — исключительно криминальный, грабительский.

М. Салтыков-Щедрин писал в свое время: “Горе — думается мне — граду тому, в котором и улица, и кабаки безнужно скулят о том, что собственность священна! Наверное, в граде сем имеет произойти неслыханнейшее воровство!”.

Воровство в ходе реформ в России приняло такой оборот, что даже З. Бжезинский вынужден был признать, что “стая (хотя лучше сказать все же свора. — Р. Л.) западных, главным образом американских, “консультантов” (кавычки автора сохранены и здесь, и далее. — Р. Л.), часто входивших в сговор с российскими “реформаторами”, быстро обогатилась в ходе “приватизации” российской промышленности, особенно энергетических активов”.

Его дополняет высокопоставленный сотрудник ЦРУ в отставке Ф. Эрмат: “Американские политические и бизнес-интересы были вовлечены в российскую коррупцию с самого начала. И это происходит по сей день”.

Получив через ведомство А. Чубайса навар от приватизации, два его американских советника, вернувшись на родину, попали под суд, за недоуплату налогов. И никакие правозащитники, как в России, не собирали подписи в их поддержку, не топтались с плакатами у здания суда.

В России же, со знанием дела замечает Г. Колодко, олигарх получает девять лет, за что в Штатах дали бы девяносто лет тюрьмы.

 

Альтернатив — достаточно

 

Но как бы ни было, считает польский экономист, Россия не позволила сделать из себя очередной “формирующийся рынок”.

“Кто будет смеяться последним, — пишет он, — мы не знаем, потому что история продолжается и роли еще не раз сменятся. Но наверняка это будут не неолибералы”.

Что может давать такую уверенность?

Опыт, сконцентрированный в странах с социальным рыночным хозяйством. Он убеждает, что справедливость (в переводе с русского на либеральный — меньшая дифференциация доходов) вполне совместима с высокой эффективностью экономики.

Г. Колодко напоминает, что взрывной характер роста музеев, галерей и симфонических оркестров во времена президентства Дж. Ф. Кеннеди было реакцией — “и какой мудрой!” — на их динамичное развитие в... Советском Союзе.

И читаем дальше: “...В некоторых странах развитого капитализма существует множество полезных в социальном плане решений, которые появились из идеологии и даже практики социализма, ставшего достоянием истории”.

Ну а неолиберализм... Автор полагает, что глобализация дает ему шанс, освобождая от контроля со стороны национальных правительств. Ну а дальше?

Как ни странно, в либеральный шанс верит даже бездомный манхэттенский бродяга, потерявший все что можно, но внимательно следящий за биржевыми котировками.

Тем же порядком российские либеральные СМИ стараются держать сограждан “в курсе курсов”. К насущным интересам людей это не имеет никакого касательства, но преподносится как музыка сфер: “Индекс фьючерсов имел негативную динамику и ушел в отрицательную зону”.

И хотя, заключает Г. Колодко, должно радовать, что неолиберализм приходит в упадок, но печально, что он оставляет нас (правда, не всех) с таким жалким наследием.

 

 

РФС, №19/2009