Журнал «Золотой Лев» № 229-230 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

В.П. Терин

 

Иноязычные слова в роли управленческой технологии

 

Язык – дом бытия

Мартин Хайдеггер

 

 

Статья построена в соответствии с восприятием, задаваемым средствами электросвязи и электронной коммуникации, что соответствует его огромному влиянию на современных читателей, хотя они до сих пор, как правило, всё еще слабо представляют себе его характер, следование которому в печатном тексте требует его мозаичной организации.

 

Часть первая, очень теоретичная и по-настоящему вступительная

 

Кто не знает новых, недавно появившихся в русском языке иноязычных слов! Ведь для того, чтобы встретится с ними, не надо брать в руки «Словарь иностранных слов», тем более что о большинстве из них там всё равно ничего не сказано. Есть, конечно, и другие словари, но, понимая, что у нас в стране появились огромные провалы в издательской культуре, вы, наверное, не будете удивляться, если обнаружите, что и там не то! Нет, ну зачем же словари, когда сейчас такие слова встречаются каждый день в самом непосредственном окружении каждого человека, и уже в силу этого они не могут, конечно, не только оставаться незамеченными, но и не оказывать на него большого влияния.

Как недавно мне сказал высокопоставленный сотрудник одного представляющего интересы науки госучреждения, обосновывая использование им слова «бизнес», а не «предпринимательская деятельность», «дело» и т.д.: «Ведь вот едешь по городу и это слово часто видишь!», за чем можно, конечно, услышать хорошо знакомое и для многих успокоительное «Будем как все!», но мне прежде всего показалось, что он (когда был, например, студентом) не читал рассуждения немецкого философа Иммануила Канта о мнении, вере и знании как трех ступенях в формировании убежденности человека в том, что он говорит истину, согласно которому мнение – это хотя и признание чего-то истинным, но в действительности оно до истины не дотягивает как субъективно, так и объективно, вера же как суждение имеет достаточное основание истинности с субъективной стороны, но недостаточно обоснованно по признаку объективности, и, наконец, знание в этом ряду означает доказательное признание истинности суждения достаточным как субъективно, так и объективно. Поэтому, поскольку речь идет о понимании управленческой роли иноязычных слов в текущей языковой практике, знание не может не представляться самым надежным средством для этого, но при этом-то вы чуть ли не сплошь и рядом обнаруживаете, что для множества людей это совсем не так, что им зачастую гораздо ближе и понятнее требования не стремления к знанию, а согласия со своим окружением, тем более что в наши дни они чаще всего выступают в довольно мягкой и даже демократичной форме, как бы предоставляя человеку возможность выбора из того, что в социальной психологии называют «значимые другие», и указывая, тем самым, на то, что принятие им соответствия своему окружению за истину происходит скорее бессознательным, чем сознательным образом.

Первичность такого конформизма у многих выражается в том, что они, совершенно искренне отождествляя давление своего окружения с требованием объективного подхода, принимают за знание то, что в действительности им предлагается в виде мнения, то есть то, что, как это и отметил Кант, недостаточно как с субъективной, так и с объективной стороны. И обращает на себя внимание в этой связи то, что множество иноязычных слов вводятся в русский язык без всяких аргументов в виде кàлек, фактически отбрасывая проблему перевода как избыточную. Известно также, что такие кальки почти исключительно заимствуются из английского языка, и в результате складывается довольно забавная ситуация, когда, например, англичанин назовет встречу на высшем уровне по-английски, немец - по-немецки, француз, соответственно, - по-французски, а говорящий по-русски гражданин РФ сработает в этом случае под англичанина, или, точнее, наверное, будет сказать, под некоего американца, то есть возьмет, да и скажет «саммит», хотя и сделает это с хорошим русским произношением.

 

2. Часть вторая, содержащая некоторые разъяснения,

позволяющие еще лучше понять суть проблемы

 

Можно, конечно, и английское слово «table (стол)» переводить на русский язык как «тейбл», а потом привыкнуть к этому самому «тейблу» и говорить уже так, как мы привыкли говорить «чай», «автомобиль» и многое другое, но вот только, спрашивается, зачем? Если уж обращаться к истории вопроса, то нетрудно обнаружить, что, например, у отечественных исследователей издавна считалось само собой разумеющимся не заниматься подсовыванием кàлек, перекладывая, тем самым, свою работу по пониманию значения слова на плечи людей, которые, по определению, знают еще меньше, а переводить на русский язык любой иностранный термин, поскольку он действительно необходим, и если уж вводить кальку, то делать это только в том одном-единственном случае, когда ничего другого придумать вовсе нельзя.

Сейчас, конечно, другое дело. Сейчас человеку, для которого перевод – не роскошь, не может не бросаться в глаза, что норму употребления новых слов очень часто задают люди, к проблематике перевода со всеми ее сложностями вовсе не подготовленные и оказавшиеся в контакте с новыми для себя словами просто в силу сложившихся обстоятельств. Поэтому проблема перевода для них чаще всего неподъемна (иногда, правда, складывается впечатление, что им просто лень заглянуть в словарь), и – что тоже очень важно – в силу тех же обстоятельств среди таких любителей кàлек оказались люди, контролирующие ресурсы внедрения иноязычных слов в русский язык (прежде всего - телевидение) и проталкивающие их в русский язык безапелляционно только потому, что им это надо, - а, тем самым, проблематика употребления иноязычных слов приобретает социологическое измерение, побуждающее повнимательнее посмотреть на то, что предполагает их употребление в действительности.

Возьмем, например, слово «гастарбайтер» (то есть кальку немецкого слова «Gastarbeiter»), которым стали, в основном, обозначать работающих в РФ иностранных рабочих из бывших советских республик Средней Азии. Обратим внимание, что, во-первых, это немецкое слово, обычный перевод которого – «иностранный рабочий, рабочий иммигрант», введено у нас как калька для употребления людьми, из которых подавляющее большинство немецкого языка не знает, но которые не могут не понять, что речь идет о людях, для обозначения которых в русском языке ни одного слова не нашлось. «Немцы», вот, например, - хоть это тоже не наши люди, но они всего-то лишь что-то вроде немых, а когда говорят «гастарбайтеры», то ведь какие-то нелюди получаются! И это о людях, которые еще сравнительно недавно были гражданами нашей, теперь уже бывшей страны![1] Так почему-то и хочется воскликнуть: «Автора, автора!», тем более что автора в самом деле что-то не видать.

Для полного освещения затронутых здесь вопросов размеры статьи явно недостаточны. Имея это в виду, нам удастся выделить здесь для анализа лишь некоторые слова-кальки, поскольку их употребление вызывает озабоченность.

Многие плохо представляют себе опорную роль научного анализа для построения правильных суждений. Чтобы было понятнее, о чем идет речь, возьмем широко распространенное понимание результата последних президентские выборы в США, поскольку на его примере легко показать, что в повседневной жизни множество людей, во-первых, легко принимают воздействие на себя со стороны за собственное мнение, которое к тому же, во-вторых, они еще отождествляют с знанием.

Недавно я спросил одну аспирантку, специализирующуюся по США: «Почему победил Барак Обама?», и она тут же, говоря как о деле ей хорошо известном, стала называть «причины его победы».

В их числе были более убедительные, чем у Джона Маккейна, предложения по выходу из кризиса; упор на поддержку низших и средних по уровню дохода трудовых слоев; ставка на молодежь, выводившая ее из состояния поколения, не участвующего в политике; привлечение к выборам множества тех, кто до этого в них не участвовал, и многое другое, в том числе поддержка кандидатуры Обамы ведущими органами печати, радио и телевидения; данные социологических опросов, на протяжении долгого времени почти единогласно говорившие о вероятной победе Обамы; эффективное использование командой Обамы Интернета с его социальными сетями и блогосферой.

Нетрудно обнаружить, что, во-первых, это же могут сказать многие из тех, кто следил за последней избирательной кампанией в США, и что, во-вторых, - для них это тоже будет представлять собой знание. Но дело в том, что, строго говоря, такие утверждения не являются знанием, когда можно было бы с полной уверенностью сказать, что дело обстояло именно так, а не иначе, или, иначе говоря, знание здесь если и присутствует, то в неполном, недостаточном виде, то есть в общем и целом перед нами здесь, опять же, не знание, а всего лишь мнение. Но, тем не менее, в-третьих, важно иметь в виду большую притягательную силу этих утверждений, что видно уже из того, что многих так и тянет с ними согласиться.

Дело здесь прежде всего в том, что в разговорах о том, почему на выборах победил Барак Обама, упомянутые аргументы должны очень часто встречаться уже потому, что они представляют собой воспроизведение утверждений, которые в последние месяцы предвыборной борьбы каждый день и по многу раз повторялись по телевидению и радио или на страницах прессы. Иначе говоря, приведенные выше рассуждения говорят прежде всего о большом и даже огромном влиянии масс-медиа, которые, работая в соответствии с правилом «Давать то, что хочет аудитория», преподносили свои сообщения таким образом, что содержащиеся в них аргументы стали множеством людей с легкостью выдаваться за свои собственные, побуждая исследователя вспомнить о, казалось бы, давно изжившей себя концепции всемогущества средств массовой коммуникации.

Можно, конечно, преклоняться перед силой воздействия прессы, но можно и вспомнить, что когда-то Ф. Рузвельт и Г. Трумэн победили на выборах вопреки ей, и что довольно убедительные сомнения высказываются даже по поводу ставших для многих хрестоматийным доказательством ведущей роли телевидения теледебатов между кандидатами на должность президента страны Р. Никсоном и Дж. Кеннеди. Уже эти примеры побуждают усомниться в приведенных выше аргументах, в том, что именно они действительно являются причинами результата последних американских выборов. Но, тем не менее, еще более важным является понимание того, что, при всей их привлекательности, они не обладают необходимой для знания доказательной силой.

Отмечая, что приведенные выше аргументы в пользу победы Барака Обамы поставлялись, в основном, прессой, ни в коей мере, конечно, не следует принижать ее значение, понимая, что в прессе работают люди профессиональные, умные, знающие, да и вообще всякие, которые должны понимать, что всё, преподносимое ими, не должно отталкивать статистически значимую часть аудитории.

Но что же тогда делать тем, кто занимается производством знания и, тем не менее, тоже должен выходить на уровень массового сознания, хотя знание, как ни крути, к уровню массового сознания не сводится? Ведь производство знания не может не сталкивать ученого с проблемой коммуникации (коммуникации как связи и коммуникации как общения), поскольку продукт его труда - в первую очередь, конечно, для него самого - обладает доказанным и наглядным признаком всеобщности, что, соответственно, как бы само собой побуждает его сделать сведения об этом продукте достоянием всех.

Иначе говоря, в условиях стремительно возрастающего производства знаний представители научного сообщества испытывают всё большую внутреннюю стимуляцию выхода со своими достижениями (со всеми их плюсами и минусами) на уровень общепонятного как он представлен массовой коммуникацией с присущим ей языком и другими особенностями. И в этой связи можно увидеть, что ученый – это тоже человек, что он, как и прочие люди, подвержен давлению окружающей среды, в том числе как оно выступает в сообщениях средств массовой коммуникации и что он, как и они, способен отождествлять при этом мнение с знанием, хотя, в отличие от них, он должен стремиться при этом придать своим выводам наукообразную форму, как это происходит, например, в случае с противопоставлением таких изначально иноязычных понятий, как «СМК» и «СМИ», предполагающих принципиально различные управленческие подходы.

 

3. Часть третья, показывающая некоторые итоги введения иноязычных слов

без необходимой научной экспертизы

 

Древнегреческий философ Платон учил, что лучше думать по принципу «одно понятие – один предмет». В случае же с обозначением, например, телевидения как средства массовой коммуникации (СМК) и как средства массовой информации (СМИ) этот принцип нарушается, и в результате получается, что существуют как бы два телевидения: одно – как СМК, а другое – как СМИ. Логика логикой, но вряд ли можно здесь обойтись только ей, оставив в стороне историю появления в русском языке этих понятий.

Отметим, что в русский язык термин «СМИ» пришел в качестве дословного перевода французского выражения «moyens d'information de masse», причем, история сыграла при этом злую шутку. Дело в том, что этот термин был введен в первой половине 70-х годов Отделом пропаганды ЦК КПСС, в приказном порядке потеснившим запущенное ранее в оборот отечественными социологами понятие «средства массовой коммуникации», ориентирующее на широкий общественный диалог, поскольку «коммуникация» означает здесь «связь и общение». Понятие «СМИ» предполагает авторитарное отношение к массовой аудитории в соответствии с заложенным в нем представлением о людях как «продуктах обстоятельств и воспитания», которые «СМИ», в соответствии с содержанием этого представления, восходящего к Эпохе Просвещения, должны «производить», или формировать «сверху». Что же касается Франции, то там после преобразований под действием выступлений миллионов трудящихся в 1968 году, увидевших на практике, что они не являются «продуктами», что они сами могут делать свою историю, это понятие практически ушло из оборота, и на место «СМИ» пришли «СМК» (с соответствующими сокращениями по соображениям экономии места и времени). В результате получилось, что ЦК КПСС под видом нововведения всучил нам анахронизм, хотя тем, кто там работал, вряд ли при этом приходило в голову, что люди, использующие понятие «СМИ», будут, тем самым, салютовать их организации еще долгое время спустя после того, как ее не станет.

Неслучайно, имея в виду масскоммуникационный пейзаж современного русского общества, это понятие так «пришлось ко двору». Если сейчас посмотреть на нашу маленькую планету и спросить, а где всё еще говорят «СМИ», то ответить будет очень просто: на территории бывшего СССР[2], и, может быть, пока еще на территории его некоторых бывших союзников. «СМИ» в русском языке - это не просто анахронизм, но за него - с заложенным в него пониманием людей как «продуктов обстоятельств и воспитания», которые надо, тем самым, «производить», занимая для этого командные позиции, или находясь над ними, - очень держатся прежде всего те, кто фактически монополизировал ведущие средства массовой коммуникации.

Что касается представителей научного сообщества, то многие продолжают использовать этот термин по причине непонимания затронутой проблематики (когда надо всего лишь учиться). Интереснее, однако, случаи, когда исследователи, которые понимают ретроградный смысл понятия «СМИ», бьются за его сохранение, поскольку, например, использовали его ранее в своих публикациях и публичных выступлениях со знаком «+». Обычная уловка людей, «повязанных прошлым» (К.Г. Юнг), – утверждение «У вас своё мнение, а у нас своё!», хотя, когда стремление к наукообразности всё-таки берет своё, можно услышать и что-нибудь вроде «СМК - шире, чем СМИ, и под СМК можно понимать самые разные вещи».

 

4. Про то же по отношению к глобализации

 

Мыши выясняли свои отношения, а за ними внимательно следил кот. Из бестселлера «Уголок юната»

Управленческое отношение прежде всего означает быть там, где тебе быть важнее всего, и делать там только то, что хочешь! Сегодня эта задача решается, главным образом, как задача отношений раба и господина. «Курс глобального управленца (пособие для начинающих)»

 

До сих пор, затрагивая те или иные аспекты управленческого воздействия иноязычных слов, мы как бы абстрагировались от его связи с глобализацией. Дело в том, что иноязычные слова, функционируя в поле охватывающих весь мир отношений конкуренции и соперничества, не могут не приобретать не свойственных им ранее управленческих функций. Так, нетрудно понять, что употребление в русском языке недавно заимствованных главным образом из английского языка слов, которые для говорящих по-русски, будучи оторваны от своей семантической основы, выступают в виде калек, дает конкуренту, для которого эти слова свои, преимущества, поскольку для него они являются живыми и многообразными. А раз так, то за них ему, конечно, следует бороться.

Для более полного понимания проблемы посмотрим, что представляет собой «оптика» глобального управленческого воздействия в целом.

Лет сорок тому назад Маршалл Маклуэн назвал Земной шар, «обвязанный электричеством», глобальной деревней, «абсолютно обеспечивающей максимальное несогласие по всем вопросам». Под действием глобальной одновременности, задаваемой быстродействием электронных средств коммуникации, проблемы общественной жизни выстраиваются по формуле «3+1 = 1+3», поскольку обнаруживается, что, во-первых, для их понимания необходимо учитывать состояние отношений “человек - общество - природа” как системы, имеющей пределы своего существования. Поскольку при этом, во-вторых, в поле зрения оказывается все текущее бытие человечества, то не может не обнаруживаться, что оно имеет напряженный, кризисный, остроконфликтный характер, рассчитывать на преодоление которого в обозримом будущем пока не приходится. Но поэтому, в-третьих, напрашивается вывод, что если конфликты и кризисы современности «пустить на самотек», то они могут довести человечество до катастрофы и даже гибели. Доминантой глобалистского мирочувствования оказывается, тем самым, управленческий императив как такое отношение к современной действительности, для которого естественно понимать любую проблему прежде всего в плане ее практического решения. Сама эта триада, в свою очередь, круглосуточно воспроизводится электронными средствами коммуникации, перепрограммирующими ее понимание на свой лад и способными сыграть в решении конфликтов решающую роль именно на этой основе.

Глобально-управленческий императив – это требование к тем, кто располагает глобальными управленческими возможностями, использовать их максимально эффективным образом, неспособность к чему не может не означать несоответствие занимаемой должности. Более того, понимание тех колоссальных преимуществ, которые дает лидерство в использовании глобально-управленческих технологий, делает их средоточием борьбы за обеспечение жизнедеятельности в условиях, когда тех, кто «подставляется», могут многомерно и многопланово «потреблять».

Управленческая роль слова издавна привлекала внимание, что видно уже из переводческой проблематики утверждения «Вначале было слово». Много написано и о влиянии слова посредством того, что называют мнимым бытием, мнимостью наличного сознания, ложным знанием, видимостью, оборачивающейся непониманием происходящего. Всё это позволяет рассматривать проблематику управленческого воздействия иноязычных слов в плане подмены точного обозначения предмета, без которого его производство не может быть самостоятельным, мнимым, то есть как подмену знания мнением. Плодотворно поработал в этой связи испытавший воздействие теории превращенных форм Маркса французский постструктуралист Ж. Бодрийяр с его гиперреальностью (или указанием на мир копий, заменяющий собой в сознании реальный мир) и симулякром как подобием видимости, лишающим ее какого бы то ни было отношения к реальности.

 

5. И, наконец, совсем уж короткое заключение

 

Настоящее – это будущее будущего

Маршалл Маклуэн

 

Не надо, как говорится, ничего придумывать, а надо знать факты. Несомненно, что иноязычным словам принадлежит сегодня важная управленческая роль, а потому давно уже возникла задача ее выяснения и такого доведения до сведения населения страны, которое позволяло бы ему хорошо понимать как ее продуктивные, так и контрпродуктивные стороны. Относительно последних важно отметить, что подмена точного обозначения предметной среды глобализации мнимым способно обернуться неполноценным использованием потенциала развития, что в условиях, когда действует правило «Подставишься – потребят», может привести к необратимым разрушительным результатам.

Речь шла о включении в официальный документ широко распространенного выражения «предприятия малого и среднего бизнеса» в связи с тем, что слово «предприятие» как раз и означает то, что по-английски можно передать как «business». В результате нашего разговора распространенное выражение убрали, а вместо него написали «малые и средние предприятия». Для сравнения: среди значений слова business в английском языке - дело, постоянное занятие, специальность; обязанность, долг, назначение; круг обязанностей; предприятие; торговля, коммерческая деятельность; (разг.) дело, вопрос, случай; (театр.) игра, мимика, актерские атрибуты, приспособления; (амер.) клиентура, покупатели, публика (см., например, Новый большой англо-русский словарь в трех томах. Т. I. М., Издательство «Русский язык», 2000). Что касается истории этого слова в русском языке, то в 50-х годах его стали употреблять фарцовщики, затем пришел черед цеховиков, и в этом смысле оно так и существовало в русском кино.

«Признание истинности суждения, или субъективная значимость суждения, имеет следующие три ступени в отношении убеждения (которое имеет также объективную значимость): мнение, веру и знание. Мнение есть сознательное признание чего-то истинным, недостаточное как с субъективной, так и с объективной стороны. Если признание истинности суждения имеет достаточное основание с субъективной стороны и в то же время считается объективно недостаточным, то оно называется верой. Наконец, и субъективно и объективно достаточное признание истинности суждения есть знание. Субъективная достаточность называется убеждением (для меня самого), а объективная достаточность-достоверностью (для каждого). Я не буду останавливаться более на разъяснении столь ясных понятий». (Кант И., Сочинения в шести томах, М., «Мысль», 1964, Т. 3, с. 673). См. Салищев В.А., Дикс Х., Новый немецко-русский экономический словарь, М., 1997, Издательство «Наука».

Обратим в этой связи внимание на то, что действительно лавинообразной победу Обамы можно назвать лишь применительно к коллегии выборщиков, посредством которой в США избираются президент и вице-президент, а если бы итоги выборов определяло количество голосов, поданных самими избирателями, то она выглядела бы гораздо скромнее, поскольку из их числа за него проголосовало лишь 53%. Что же касается, например, приведенных здесь выше указаний на использование сторонниками Обамы инфокоммуникаций, то их ценность релятивизируется, например, уже тем, что в предвыборном штабе Джона Маккейна работали две дамы, занимающие очень сильные позиции в мире инфокоммуникаций и очень хорошо понимающие их мощь, а постольку и представляющие себе их воздействие, для выявления характера которого Маршалл Маклуэн так много сделал. Одна из них, Карли Фиорина, до этого стояла во главе компании Хьюлетт-Паккард, а другая, Мег Уитман, возглавляла корпорацию Ибей (eBay). К тому же отметим, что в общем и целом разработки Маршалла Маклуэна, знание которых может оказать неоценимую помощь при проведении избирательной кампании, к настоящему времени во многом впитаны управленческой культурой американского общества, и уже в силу этого мало вероятно, что в окружении того же Джона Маккейна их не учитывали люди, ответственные за использование инфокоммуникационных ресурсов. Не случайно, что и сам Маккейн, заявляя незадолго до выборов о ведущей роли США в обеспечении общемирового экономического роста, связал это обстоятельство прежде всего с американским превосходством в развитии инфокоммуникаций. Отметим также, что в этот период глобальных потрясений Джон Маккейн был для Республиканской партии удачной кандидатурой, поскольку он со своей репутацией человека «самого по себе» («maverick») уже в силу этого как бы изначально дистанцировался от так или иначе скомпрометированной администрации Джорджа Буша, в том числе при этом в качестве такого, во многом независимого кандидата в той или иной мере оказываясь привлекательным для тех избирателей, которые хотя и склонялись к поддержке демократов, но, тем не менее, испытывали в связи с ними колебания или недовольство (например, для тех из них, кто был в значительной степени подвержен бытовому расизму). Причины победы Обамы, таким образом, можно вполне представить совсем иначе, объясняя поражение Маккейна, например, просто случайностью, неудачным стечением обстоятельств или какой-нибудь другой, не поддающейся точному учету вещью. Ведь то, что многие люди верят в судьбу, свидетельствует не просто о качестве их мышления, но и указывает на то, что в мире действительно есть вещи, и притом очень серьезные вещи, которые нашему разуму никак не подвластны. И нетрудно себе представить, что если, несмотря на все приведенные выше аргументы в пользу Барака Обамы, победил бы всё-таки не он, а Джон Маккейн, то к доминировавшим накануне выборов высказываниям были бы быстро найдены корреляты, которые всё также свидетельствовали бы о неизменной мудрости своих творцов.

Дело здесь, по-видимому, в том, что в то время у отделов ЦК КПСС были свои внешние научные консультанты, и – не будем указывать пальцем! – кто-то из них написал для Отдела пропаганды записку, в которой и предложил эти самые «СМИ», что понравилось, поскольку в этот период становилась всё более очевидной неспособность государства[3] решать проблемы развития страны, в основном, экономическими средствами, что усиливало тягу к решению этих проблем путем чисто идеологического воздействия, для которого которого понятие СМИ имело достаточно нейтральную форму. Но дело еще в том, что предложивший СМИ  «кто-то», занимаясь Францией, не знал, что к тому времени там от этого обозначения уже ушли.

McLuhan: Hot & Cool, ed. By Gerald Emanuel Stearn, The Dial Press, Inc., NY, 1967, p.272. Отметим, кстати, в этой связи мысль М.А. Булгакова «о страшном и суетном электрическом будущем человечества». // Булгаков М.А., Собрание Соч., т.1, c.218.

 

Валерий Павлович Терин, профессор МГИМО, доктор социологических наук, кандидат философских наук, академик Международной академии связи. Текст в редакцию сайта ДЗВОН любезно предоставлен автором.

 

ДЗВОН, 26.12.09