Журнал «Золотой Лев» № 131--132 - издание русской
консервативной мысли
В. Бушин
Сумасшествие
от зависти
Уже довольно давно крайне вельмигласно
и с удручающей назойливостью «повсеградно»
превозносится и «повсесердно» насаждается у нас чётко
очерченная группа писателей: Борис Пастернак, Осип Мандельштам, Анна Ахматова,
Михаил Булгаков и живой классик Александр Солженицын. Первого из них
ставят рядом с Пушкиным, последнего громоздят на табуретку между Толстым и
Достоевским и т.д. Пастернак когда-то сказал о Маяковском, что его после смерти
насаждали, как картошку при Екатерине. Но вот и сам после смерти оказался
екатерининской картошкой. Д. Быков в своём циклопически
одноглазом сочинении о Пастернаке пишет, что ныне он «бесповоротно вытеснил
Маяковского». Конечно. Главным образом - усилиями «преступного синдиката ТВ»
(С. Капица). Ведь там Маяковский появляется лишь в связи с Л. Брик. Однако тут
же, словно вдруг обретя второй глаз, Циклоп пророчит: «Время Маяковского ещё
придёт». Конечно. Когда преступную банду разгонят или перевешают.
К тому же полезно помнить, что насильственное насаждение
картошки сопровождалось картофельными бунтами. Вот уже теперь и учиним...
Даже «Правда» после памятных публикаций «Один день
Александра Исаевича» и «Скажи в Думе свое слово, Исаич!»
взялась и за Ахматову, о чем свидетельствует большая статья о юбилейном вечере
В. Распутина, напечатанная 24 августа под девизом «От имени русской культуры».
Она начинается известными строками :
Не страшно под пулями мертвыми лечь, // Не горько остаться без крова...
Неужто не страшно? И не горько? Ну, допустим, есть такие
личности. Но стихи эти написаны в 1942 году в Ташкенте, где пули не свистали,
кровли не рушились, дома не горели, паёк выдавали. А в Ленинграде, когда
начались немецкие бомбёжки и обстрелы, Анне Андреевне, по свидетельству
очевидцев, было очень страшно, что вызывает только сочувствие.
На эти её стихи убедительным ответом явились
принесённые с поля боя строки медсестры Юлии Друниной:
Я только раз видала рукопашный. // Раз наяву, а сколько раз во сне!
// Кто говорит, что на войне не страшно, // Тот ничего не знает о войне.
Пережив за свою жизнь несколько войн от Японской до Великой
Отечественной, Анна Андреевна, слава Богу, никаких рукопашных, кроме
литературных, не видела.
Думается, лучше было бы написать, допустим, так: Мы
можем под пулями мёртвыми лечь, // Мы можем остаться без крова, // Но
мы сохраним тебя, русская речь, // Великое русское слово.
Но и это не подходит! Почему речь? Почему слово? При всей
их огромности это лишь часть жизни народа, если даже тут разуметь не только
язык, но и всю культуру. В конце концов немцы на захваченной территории не
запрещали же русский язык. Да и невозможно заставить миллионы отказаться от
родного языка, коли они не знают другого! Но Ахматова как о самом важном, самом
ценном да ведь и единственном пишет о языке. Вот и её любимый воспеватель Иосиф
Бродский. Ему, кажется. Евгений Рейн сказал: «Какая трагедия - распад
Советского Союз!» Он ответил: «Но язык-то остался. А это главное».
Так рассуждают литературные аристократы, не знавшие войны.
А крестьянский сын и фронтовик Твардовский думал иначе: Страшный бой идёт,
кровавый, // Смертный бой - не ради славы, // Ради жизни земле.
Воистину так: не ради славы и не ради слова, а ради самой
жизни, включающей, разумеется, и слово. Притом ради жизни на всей земле, а не
только России - и это верно. Не Лингвистическая то была война, а Великая
Отечественная.
Из сказанного вовсе не следует, что у меня может быть
что-то иное, кроме отвращения, к только что вышедшей в издательстве ЕвроИНФО книге Тамары Катаевой «Анти-Ахматова»,
цель которой «стереть» имя поэтессы в истории русской литературы (с. 196).
Прежде всего надо сказать, что у автора самое дикое представление о Советском
времени, и она лжет, клевещет на него совершенно в духе телевещунов
Радзинского-Сванидзе-Млечина, как старательная их
выученица. А ведь большая часть жизни Ахматовой это Советское время.
Сколько тупоумного презрения в таких потугах мыслительницы, как «совковые вечные ценности» ... «мероприятие
совкового пошиба» ... «советская литераторша Ахматова» и т.п. Но
главное в книге то, конечно, что Советское время изображено временем, когда
власть во всех сферах жизни беспощадно душила народ. Например, вздумала и «сознательно
организовала в стране литературный голод» (с.44). Ещё и литературный! Что,
не издавала ни русскую, ни зарубежную классику, ни советских писателей, а если
что и выходило, то ничтожными тиражами? Да, именно так. А как иначе понимать «литературный
голод»! К тому же, например, и Кафку долго не издавали, а без кафок этим катаевым белый свет не
мил, день и ночь в брюхе бурчит от голода.
Но литголод это что! Ведь в
Советское время ещё и «просто (!) на каждом (!) шагу мучили и
пытали, убивали и расстреливали» (с. 59). Ахматова, по логике этой мадам,
тоже могла бы расстреливать, но - «не довелось» (с. 61). Всего лишь. Ибо
по отношению к тем, кто не расстреливал, Ахматова «была по другую сторону».
Но - «пару несчастных можно было бы и расстрелять» (с.62). А если,
говорит, «ей бы убийц в белых халатах доверили разоблачать - не проскользнул
бы ни один!» (с. 222).
Так и выходит в итоге по подсчётам Солженицына, обожаемого
этой умницей математика: истребили 110 миллионов. Осталось около 80, главным
образом детей и стариков. Вот им-то и пришлось встретить грудью немецкое
нашествие, они-то и разгромили захватчиков, водрузили знамя Победы над Берлином
и продиктовали врагу безоговорочную капитуляцию.
Но как это произошло совершенно непонятно, ибо, оказывается,
«Великая Отечественная война была войной в отечестве. Линия фронта проходила
и между людьми» (с. 75). Поняли? Между советскими людьми. То есть она была
войной не за отечество, а в отечестве и между соотечественниками. А немецкие
фашисты вроде и ни при чём. В самом деле, ведь, допустим, блокаду Ленинграда
учинили не они, оккупанты, а, - вы не знали? - как и литературный голод, само «советское
правительство организовало блокаду» (с. 69). Дорогого стоит злорадно
подчеркнутая новость и о том, что-де любимицу властей Ахматову эвакуировали из
блокадного Ленинграда... бесплатно (с. 67). Вы представляете, эта каменнозадая телезрительница
уверена, что массовая эвакуация для простых смертных была платной. Есть деньги
- покупай билет и шпарь в тыл, нет денег - оставайся под немцем. Это ж как
нажилась Советская власть на эвакуации примерно 10 миллионов своих граждан! Во
время недавних кровавых событий в Ливане телевидение сообщало, что американцы
за эвакуацию из страны брали с несчастных беженцев по 200 долларов. Вот каменнозадая и не в силах представить себе иную эвакуацию.
Как можно без платы! Это же сфера услуг, сервис.
Поверить во что-то бескорыстное и героическое ученица
Сванидзе вообще не может, и над проявлением этого, например, ленинградцами во
время блокады, потешается, заявляя, какие, мол, «смехотворные черты» (с.
77). Какая смешливая дамочка... Смешливости её нет границ. Вот слепила «mixt-героя
Павлика Матросова» (может, mix?)
и глумится сявка. Ей смешны и подросток, зарезанный в
лесу собственным дедом-зверюгой, и сирота-детдомовец, в бою закрывший грудью
вражескую амбразуру. А ведь призывает нас читать Евангелие! Из её родни никто
не был на войне, а как она сама вела бы себя, окажись в оккупации, представить
нетрудно.
Коли мадам лжёт о своей стране, клевещет на родной народ,
то что ей стоит по примеру кумира Солженицына извалять в грязи отдельного
человека, тем боле, давно умершего. Учитель-то ведь тоже сперва оболгал
Отечественную войну, Красную Армию, Советскую власть, а потом уже легко и
закономерно - Пушкина, Толстого, Достоевского, Горького, Шолохова, Твардовского...
Вот и она, скважина, доходит до того, что у Ахматовой, мол,
вообще не было никаких литературных способностей: «Не став поэтом, она
хотела остаться поэтом в душах черни» (с. 55). Значит, если вы любите стихи
Ахматовой, то вы не кто иной, как представитель гнусной черни.
Упоминая Солженицына, эта особа назойливо твердит, что он,
а также Пастернак «пробились на Запад», завоевали «мировую славу»
не как иначе, а - «силой таланта» (с. 49). Окстись,
толоконный лоб! Пастернака до «Доктора Живаго» и скандала с Нобелевской премией
на Западе почти не знали. Он - поэт, а премию назначили за скучную прозу,
которую отвергли и раскритиковали не только известные советские писатели К.
Федин, Б. Лавренёв, К. Симонов, но, допустим, и Владимир Набоков. Даже бакалавр
искусств Евтушенко, вначале с разбегу-то объявивший «Доктора Живаго» самым
великом романам ХХ века, теперь мурлычет: «Есть там неплохие страницы...»
Премию сунули только потому, что роман давал возможность сделать его знаменем
борьбы против нашей родины. И сделали. Через 25 лет так же было и с
малограмотным «Архипелагом», смастаченным, как уверяют, при участии филологов
из ЦРУ. В самом деле, там же прорва таких вот, например, открытий: «Из-за
лесов и болот Наполеон не нашел Москвы». Это не мог написать ни один
русский человек хотя бы с четырехклассным образованием. А филологи из ЦРУ
вполне могли. У них даже президенты путают Ливию и Ливан, Австрию и Австралию,
Ирак и Иран. Словом, не «силой таланта», умница, получили эти два
писателя недолгую известность на Западе, а силой ненависти Запада к твоей
родине. И кто их вспоминает там теперь? Кому они нужны? Мавр сделал своё дело,
мавру выдали Нобеля - мавр может сматываться... Вот и Леонид Бородин, привычно
побрякивая медалью «За три срока», словно это четыре Золотых Звезды Жукова,
походя объявив «плохой литературой» ставшие событиями русской жизни и
«Что делать?», и «Мать», и «Как заклялась сталь», печалится ныне: после первого
приступа за бугром истошной любви к его хорошей литературе - «меня там враз
перестали печатать». Да, враз, как только выполнил свою задачу. Поди, из
множества забугорных ПЕН-клубов мэтра тоже попросили.
И даже, видите ли, в швыдковском министерстве
культуры «со мной не пожелали ничего обсуждать». А он-то и шею вымыл,
направляясь к Михаилу Ефимовичу, собрату по коммунофобии...
Есть основания полагать, что Бородин нашёл бы общий язык с
Катаевой в беседе не только о трех великих книгах русской литературы, что
упомянуты, но всё-таки есть темы, в которых она его однако же обходит,
например, в рассуждении о том, как у героини её книги проходил климакс. Или вот
полюбуйтесь: «Анна Андреевна думала, что Солженицын намеревался склонить её
льстивыми речами к половому акту?» (с. 58). Мадам по данному вопросу вообще
сильно озабочена, как павиан.
Но вернёмся к нашей теме. Насаждение названных писателей,
как картошки при Екатерине, это лишь одна сторона мероприятия. А вторая, как
уже сказано, состоит в том, что сей картошкой заряжают пушки и палят по всем,
кто не нравится.
Свежайший примерчик такой расправы -
статья «Не сотвори из себя кумира» Юрия Богомолова в правительственной
«Российской газете» за 10 августа. Что, не слышали о нём? Да как же! Юрий
Александрович лет пятьдесят трудится на ниве искусства. Руководил (может, и
ныне руководит) отделом культуры в «Известиях», написал книги о многих
знаменитых кинорежиссерах - о Сергее Герасимова, конечно, и о Михаиле Швейцере, Иосифе Хейфице... Вот и
в этой статье сколько помянуто деятелей культуры - от покойного Юрия Левитана,
от Ноткина, Галкина и Пугачёвой до Плисецкой, Кобзона
и Ксении Собчак.
А палит Богомолов по молодой балерине Анастасии Волочковой, твердо стоящей на патриотических позициях в
искусстве, протестующей против всех этих издевательски-бездарных «новых
прочтений» в театре. Богомолов палит отборной картошкой разного калибра с
разных сторон - умело и беспощадно.
А как именно он это делает? Очень ловко! Ну, во-первых, -
бах! - ставит Волочкову в один ряд «не с Майей
Плисецкой, а с Ксенией Собчак, девушкой, произошедшей (!) исключительно
от скандального пиара». Откровенно говоря, я
считал эту Ксению «произошедшей» как девушка от своих печально известных
родителей. Оказывается, нет - от пиара. А пока ещё -
бах!- и читаем: «Сопутствующий Волочковой пиар - скандальный, а образ, в котором она выходит на
публику,- благочестивый, очень духовный, культурный».
Странно. Во-первых, это сокрушает предыдущий постулат, ибо
К.Собчак в таком прекрасном образе никогда на публику не выходит. Совсем
наоборот.
Значит, ставить их в один рад было глупостью или нечестным
умыслом, как, впрочем, упоминать здесь и Плисецкую. Во-вторых, о любом артисте
надо судить не по чему-то «сопутствующему», а именно по тому, в каком образе он
«выходит на публику».
Пока не требует поэта
// К священной жертве Аполлон, // В заботы суетного света // Он
малодушно погружён; // Молчит его святая лира, // Душа вкушает
хладный сон, // И меж детей ничтожных мира, // Быть может, всех
ничтожней он. // Но лишь Божественный глагол // До слуха чуткого
коснётся, // Душа поэта встрепенётся // Как пробудившийся орёл...
Вот какой мерой следует мерить художника, в том числе и
Анастасию Волочкову. Но орлы летают высоко,
подслеповатым следить их полёт невозможно.
И потом, вы, что ж, маэстро, против благочестивого
духовного образа? Выходит, что так, но кроме того, оказывается, его коробит «щель
между ней (то есть между её реальным жизненным образом) и тем имиджем,
который она гордо несёт, встав на пуанты». И приговор: «Только очень
нескромный человек может так назойливо настаивать на своей скромности».
Отменно!
И тут впору выяснить, наконец, в чем же именно видит
безжалостный судия «скандальность» жизненного образа балерины. Представьте
себе, вот что, например: «скандал с её увольнением из Большого театра, скандал
с её восстановлением в штате». Да, её уволили, а она обратилась в суд и на
законном основании добилась восстановления. Что же скандального в защите своей
профессиональной чести и рабочего места? К тому же на её стороне был не только
закон, а ещё и молодость, красота и талант (Юрий Григорович не стал бы работать
с иной). Если вас, полупочтеннейший, за ваши
культурные проделки вышибли бы из отдела культуры «Известий», это никого, кроме
вашей супруги, не заинтересовало, не задело бы. А кто узнал, подумал бы: «Пора
старикану на покой, засиделся на теплом местечке». И вы едва ли решились бы
требовать восстановления. А тут - талантливая красивая женщина, только начинает
творческий путь...И шум вокруг этого дела создала не она, а такие же, как
вы, газетно-телевизионные хищники.
Что ещё у Боголюбова? Вот: «Резонансной(!) была
судебная тяжба из-за ремонта квартиры». Господи, и до этого добрался, и это
помнит... Неужели Анастасия позвала в суд телевизионщиков или корреспондентов
«Известий»? Нет же, они сами пронюхали, нагрянули и раструбили.
Дальше: «Мы чаще слышим не о хореографических
достижениях Волочковой, а о частных обстоятельствах
её жизни - о её замужестве, о её родах, о её нарядах и украшениях, в каких
дворцах гуляли свадьбу». Мы слышим... Каждый слышит то, что его интересует.
Но, дядя, выгляни в окно, посмотри, в каком мире мы оказались. Нынешние
демократическо-бандитские похабные СМИ только всем этим - свадьбами да
разводами, нарядами да родами, украшениями да крушениями - только этим и
живут, за это вам и платят особенно хорошо. А причём здесь Анастасия? Виновата
в том, что вышла замуж - это не благочестиво? Грешна в том, что родила - это не
духовно? Её позорит то, что любит модно одеваться - это не культурно?
Но Боголюбов опять заряжает свою скорострельную пушку
картошкой плисецкого сорта. Бах! - «Девочка в
программе «Сто вопросов взрослому» задалась наивным вопросом: почему в
Интернете интерес к Волочковой в несколько раз
превышает интерес к Плисецкой? Это говорит о том, что пиар
важнее таланта?».
Нет, это говорит совсем о другом: что интернетная
девочка, как и газетный дядя, считающий её умницей («Детский вопрос попал в
точку... Устами младенца глаголит истина»), несмотря
на большую разницу в возрасте, стоят друг друга. Действительно, оба до того интернетны, что не могут сообразить, одно дело - Герой
Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии Майя Михайловна Плисецкая,
которой перевалило за восемьдесят - да продлят небеса её дни! - и, увы, ей уже
ничего не остаётся, как только писать мемуары, махать разноцветными веерами да
иногда невставанием протестовать против советской
музыки нового гимна, и совсем другое дело - молодая, танцующая, ярко живущая
балерина. Две большие разницы. Но Боголюбов рад, уличили, мол: «Волочкова смутилась». Еще бы! От такой вопиющей
дурости той девочки и её покровителя у тебя под носом и на всю державу сквозь
землю провалиться можно...
А Юрий Александрович уже зарядил пушку самого большого
калибра картошкой самого убойного сорта. Бах! - «Со своим образом духовной и
культурной женщины Волочкова часто попадает впросак.
Год назад (помнит!) в передаче «На ночь глядя» (старцу давно спать
пора, а он бдит!) выяснилось, что она не знает, кому принадлежит
хрестоматийная строчка «Быть знаменитым некрасиво».
Это что же надо иметь под седым волосяным покровом, чтобы,
всю жизнь подвизаясь на ниве искусства, заведуя отделом культуры в большой
столичной газете, и на восьмом десятке пребывать в убеждению, что о человеке
можно безоговорочно судить по знанию или незнанию им одной-единственной
стихотворной строчки и порочить этого незнайку на всю страну тиражом в 3,5
миллиона экземпляров.
Заставь такого Богомолова Богу молиться, он и лоб расшибёт.
Но не свой. И не соображает при этом, что прозу читают все, а поэзию читают и
любят очень немногие, знатоки же, читающие стихи наизусть, редки, как белые
слоны.
Я тебе таких хрестоматийных строк наберу... Например, кто
написал? - Артиллеристы, Сталин дал приказ...
А кто это? - Выпьем за тех, кто командовал ротами, /\ Кто
умирал на снегу, // Кто в Ленинград прорывался болотами, // Горло
ломая врагу...
Вот она, хрестоматия-то! А вы тут про некрасивость...
По-моему, эти книги надо рассматривать как убедительно
аргументированное прошение о персональной койке в психушке (желательно у окошка
на юг). Если бы я не держал их в руках, право, ни за что не поверил бы, что
среди рода человеческого уже появилась такая популяция.
А вообще-то говоря, как явление общего погрома русской
культуры, книги эти очень закономерны: поносили Горького, Шолохова, Бондарчука,
делали антисоветчика из Есенина - наконец, добрались до Ахматовой, Волочковой. Кто следующий - Маяковский? Уланова? Павел Корин?..
Дуэль 6.11.07