Журнал «Золотой Лев» № 133 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

И.Ф. Максимычев

 

Холодная война или историческая норма?

 

ПОНЯТИЕ "ХОЛОДНАЯ ВОЙНА" не имеет точного определения, как это часто бывает с современной политологической терминологией. Для обозначения явления, с которым ежедневно имеешь дело, достаточно, как правило, символа или знака, не претендующего на чрезмерную точность раскрытия сущности данного явления. Для периода 1946-1947 годов, когда впервые появилось само название "холодная война", было важно подчеркнуть, что ситуация в корне отличается от только что закончившейся Второй мировой войны, но в то же время не соответствует ожиданиям, которые были характерны для всех народов антигитлеровской коалиции в отношении глобального сотрудничества в послевоенный период. Последующее развитие в какой-то мере оправдало включение в новый термин перегруженного эмоциями понятия "война", поскольку несколько раз мир действительно подходил к краю термоядерной пропасти. Однако в целом понятие "холодная война" означало на практике лишь "холодный мир" и оставалось инструментом в развернувшейся идеологической схватке двух принципиально различных форм общественного устройства, причем служило оно прежде всего средством обличения Советского Союза и его союзников, обвинявшихся в кознях против свободолюбивого Запада.

С течением времени понятие "холодная война" нашло широкое применение и в СССР, правда, также без точного истолкования. Например, определение 1980 года гласило: "Враждебный политический курс, который правительства западных держав стали проводить в отношении СССР и других социалистических государств по окончании Второй мировой войны. Надо признать, что на начало 1980-х годов достаточно было и такой краткой дефиниции - холодная война была реальным фактором каждодневной политики и не нуждалась в детальном разжевывании. Однако после того как в 1990-1991 годах холодная война теоретически закончилась, появилась потребность установить, чем же отличается текущий этап мировой политики от предыдущего.

Определение 1998 года выглядело более развернутым: "Состояние военно-политической конфронтации государств и групп государств, при которой ведется гонка вооружений, применяются экономические меры давления (эмбарго, экономическая блокада и т.п.), осуществляется организация военно-политических блоков и союзов, создаются военно-стратегические плацдармы и базы". Дополнительно указывалось, что холодная война началась вскоре после Второй мировой войны и "была прекращена во второй половине 80-х - начале 90-х годов главным образом в связи с демократическими преобразованиями во многих странах бывшей социалистической системы".

Вполне мыслимы и другие дефиниции холодной войны, характерной для второй половины ХХ века, - как более короткие, так и более подробные. Однако ныне главный интерес представляют не они: становится все более актуальным вопрос, насколько точно утверждение, что холодная война осталась в прошлом. Хотя идеологически окрашенной конфронтации по всем признакам более нет, нынешняя фактическая ситуация в мире подсказывает, что термин "холодная война" по своему существу и сегодня наиболее точно определяет природу отношений между Западом и Востоком в целом, какие бы подвижки в составе этих понятий ни произошли за последние десятилетия. Главным остается констатация того факта, что состояние "холодной войны" принципиально отличается от состояния "горячей войны" и переход из одного состояния в другое возможен только при отказе всех встроенных в систему "холодной войны" тормозов. Если пользоваться несколько устаревшим вокабуляром, то "холодную войну" (или "холодный мир") вполне можно определить как форму мирного сосуществования Запада и Востока (причем не только в ХХ веке), другими словами - как "историческую норму" взаимоотношений этих естественных противоположностей, образующих единство европейской цивилизации. Практически на протяжении всего XIX века, за исключением наполеоновского периода и Крымской войны, европейские Запад и Восток сосуществовали в контексте "холодной войны", хотя сам этот термин появился лишь к середине ХХ века.

Нынешний период международных отношений не имеет своей собственной характеристики и именуется для отличия от предыдущего периода "постконфронтационным". В то же время налицо все основные моменты того, что называлось в свое время "холодной войной", хотя и в несколько ослабленной форме: гонка вооружений есть и осуществляется она главным образом США; экономические меры давления применяются и сегодня, хотя и не в столь широкой и грубой форме, как раньше; военно-политические блоки и союзы (в лице НАТО и Евросоюза) не только укрепляются, но даже расширяются; военно-стратегические плацдармы и базы создаются, невзирая ни на какие преобразования в бывшей социалистической части Европы. Стал более вежливым тон официальных заявлений основных стран Запада, но если взять западные СМИ и высказывания политических деятелей, прежде всего из числа "новых европейцев", то разницу по сравнению с "конфронтационным периодом" заметить трудно.

Когда в 1980-х и 1990-х годах Советский Союз, а затем Россия без всякой компенсации сдавали свои международные позиции (нельзя же всерьез считать компенсацией предоставленные под высокий процент займы, которые предстояло возвращать!), делалось это во имя создания какой-то новой общности между Западом и Востоком - общности, которая принципиально отличалась бы от надоевшей всем холодной войны. Конечно, в этих надеждах было много наивного, идеалистического, оторванного от реальности, но Россия действительно была готова пройти не только свою часть пути, но даже большую часть пути вообще, чтобы создать солидарную, доброжелательную, товарищескую Большую Европу, которая вполне могла бы стать частью Большого Северного полушария от Ванкувера до Владивостока. Последнюю формулу, кстати, предложили американцы (госсекретарь Джеймс Бейкер употребил ее в своей декабрьской речи 1989 г. в Берлине). Российские реформаторы с восторгом подхватили эту формулу и шли на какие угодно уступки, только чтобы потрафить Западу.

Последующее поведение США и ведомого ими Запада в целом показало, что наши западные партнеры (соперники, конкуренты или, как их еще можно назвать, противоположный полюс цивилизационного магнита) мыслят свои отношения с нами не иначе как в рамках "холодной войны" или "холодного мира". Даже полная покорность с нашей стороны не спасет дела: в концепционных бумагах Вашингтона уже открыто идет речь об "обезвреживании" любых актеров международной сцены, которые, пусть даже только гипотетически, смогут когда-либо представить какую-либо угрозу для безопасности США, понимаемой во всеобъемлющем смысле. Купить дружбу США Россия может, лишь пойдя им в услужение, то есть перестав быть Россией.

Для прояснения сути ситуации позволительно напомнить об откровениях политического деятеля недавнего прошлого, благорасположение которого Россия (в то время СССР) пыталась одно время купить практически любой ценой. В небезызвестной "Майн кампф" содержался следующий "политический завет германской нации": "Никогда не допускайте возникновения двух континентальных держав в Европе. Расценивайте любую попытку организовать на германских границах вторую военную силу - пусть даже только в виде государства, способного стать военной силой, - как агрессию против Германии и усматривайте в этом не только право, но и долг всеми средствами, вплоть до применения вооруженной силы, предотвратить возникновение такого государства, а если оно уже возникло, снова уничтожить его"[1]. Стиль скверный, но суть доктрины ясна: весь остальной мир должен выбирать - либо добровольно отказаться от самостоятельности, либо быть разгромленным и оккупированным. Сейчас этой доктрине придается глобальный, а не только европейский характер.

Некоторые российские политологи переполошились: не перегнул ли палку В.В. Путин в своей речи 10 февраля на международной конференции по безопасности в Мюнхене, не спровоцировал ли он Запад на новую "холодную войну"? Вопрос о ведении "холодных" (равно как и "горячих") войн решается не речами, какими бы они ни были убедительными и аргументированными, он решается оценкой собственных интересов, которая дается правящей в данный момент в США коалицией политиков, бизнесменов и генералов. Мир видел это в Югославии, сегодня он видит то же в Ираке, где Вашингтон на практике возвращает термину "союзник" тот смысл, который придавался в древнем Риме: так называлось вассальное государство, обязанное по первому же сигналу метрополии предоставлять в ее распоряжение воинский контингент для войн, которые ведет империя. Война в Ираке представляет собой весьма убедительную иллюстрацию подобного воскрешения давно забытых страниц истории.

Явной параллелью с прошлым является и проект системы противоракетной обороны, реализуемый в данный момент США. Многие российские специалисты были первоначально не очень склонны принимать этот проект всерьез, поскольку он очень похож на провалившийся в 1980-х годах план Рональда Рейгана, получивший название "звездных войн". Однако по мере продвижения работ в рамках нового проекта американской ПРО успокоительные заверения наших специалистов начинают звучать далеко не столь уверенно, как раньше. Подготовка развертывания систем наблюдения и стартовых площадок запуска противоракет на территории Польши и Чехии подтверждает, что этот проект приближается к стадии практического функционирования. Как только будет достигнута удовлетворительная степень надежности системы, ситуация в мире изменится, перекрывая риски, связанные с холодной войной прошлого века. Как в те времена, так и до сих пор глобальный мир держался и держится на общепризнанной формуле гарантированного взаимного уничтожения, согласно которой "кто выстрелит первым, погибнет вторым". Именно на эту формулу опирается глобальное равновесие или то, что от него осталось после "самовольной отлучки" СССР/России с позиций мировой державы.

Однако весь смысл создаваемой США абсолютной ПРО состоит в том, чтобы исключить возможность так называемого "удара возмездия" и тем самым развязать руки для любых действий на международной арене руководству страны, обладающей этой системой. Не будет большим преувеличением характеризовать как "хозяина мира" того, кто станет неуязвимым для ответного воздействия извне, в то время как все остальные, уже ничем не защищенные страны должны будут каждодневно трястись от страха за свою безопасность и независимость. Прошлая холодная война не знала подобных безнадежных тупиков. Где уж тут говорить о стабильности в мире.

При классификации характера нынешних отношений между Западом и Востоком (Россией) вряд ли стоит пренебрежительно относиться к наблюдаемой сейчас разновидности "холодной войны" или "холодного мира". На деле ситуация серьезная. Решение о создании стратегической системы ПРО и вторжение в Ирак показывают, что передел мира силой начался. Предупреждение на этот счет в максимально бережной и уважительной форме было сделано В.В. Путиным в Мюнхене. Россия не собирается почем зря "дразнить льва", но и переходить на роль приживалки при всесильном хозяине мира она не будет. Иначе она просто исчезнет, что в любом случае не пойдет на пользу человечеству, жизненно заинтересованному в поддержании равновесия в мире.

Угрозы для глобального мира несколько смягчаются тем, что Запад ныне уже не такой монолитный блок, каким он был. Прежде его цементировали реальные или имитируемые страхи перед "экспортом революции", призрак которого усиленно гальванизировался западными пропагандистами, хотя СССР, по крайней мере с началом "периода застоя", окончательно перешел на оборонительные позиции. ("Сохранить бы то, что имеем!") Попытки представить демократическую Россию этакой жаждущей реванша империей предпринимаются и сейчас - впрочем, без особого успеха среди широкой общественности. Стремление США выдать свои интересы за коллективные потребности Запада в целом вызывает растущий отпор (исключение составляют лишь невменяемые русофобы из "новообращенных" стран Центральной Европы). Конечно, никто и ни при каких обстоятельствах не может ожидать "бунта на корабле" со стороны даже таких западных тяжеловесов, как Франция или Германия. Однако играть роль ландскнехтов для чужой войны готовы далеко не все страны Запада. У каждой есть свои причины поддерживать добрые отношения с Россией. В конце концов наряду с канонизированной благодарностью американцам за "спасение" от СССР у немцев есть все основания быть благодарными русским за объединение Германии.

Наблюдаемая сегодня несколько стертая ипостась "холодной войны" является также и в постконфронтационном мире "нормальной" формой сосуществования центров силы, которые хотят сохраниться как таковые на перспективу. Разумеется, подобное положение не может быть признано идеальным. Следует надеяться, что когда-нибудь на смену ему придет нечто более соответствующее уровню развития XXI века и величия демократического наследия человечества.

Россия не может быть и не является активной стороной в ведении новой "холодной войны". Степень интенсивности, а также возможный переход в "горячую" фазу зависят от решений, принимаемых руководящей группой лиц в Вашингтоне, а не в Москве. Вероятность обострения давления на Россию, а также ее вовлечения в "горячие войны" будет тем ниже, чем с большей убедительностью удастся донести до сознания названной руководящей группы факт реальной способности России ответить на любые вызовы достаточно мощным ударом. Этого можно будет достигнуть не столько речами, сколько наглядными достижениями в области ВПК. С учетом всех этих моментов следует констатировать, что кремлевские заявления последнего времени не ухудшили, а улучшили международное положение России, увеличивают шансы хотя бы замедлить вползание мира в новую полосу конфронтации.

Разумеется, прискорбно, что переговоры между Россией и США, между Россией и НАТО, а также между Россией и Европейским союзом не дают заметных результатов. Но продолжать добиваться "сдвигов" ценой бесконечных уступок с российской стороны неприемлемо. Если хотят за счет "коллективного" давления на Россию латать внутренние раздоры, вызванные неразумием его собственных членов, то следует отдавать себе отчет в том, что последствия такой линии могут быть только отрицательными. Москва не отказывается от диалога: важные общие интересы сохраняются, и надо полагать, что обе стороны придут в конечном счете к соглашениям, которые им обеим необходимы. У нас уже есть опыт горбачевского и ельцинского "забегания вперед" по части уступок, которое не принесло нашей стране ничего хорошего. Придется запастись терпением. А пока придется действовать в условиях "исторической нормы" взаимоотношений между Западом и Востоком.

 

Автор - доктор политических наук, главный научный сотрудник Института Европы РАН.

 

"Международная жизнь". Октябрь, 2007.