Журнал «Золотой Лев» № 173-174 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

Е.В. Семёнова

Россия в истории

Путь Русского Духа

«С самого начала нам надо признать, что кризис, приведший Россию к порабощению, уничтожению, мученичеству и вымиранию, был в основе своей не просто политический и не только хозяйственный, а духовный... Политические и экономические причины, приведшие к этой катастрофе, бесспорны. Но сущность ее гораздо глубже политики и экономики: она духовна. Это и есть кризис русской религиозности... Мы не должны, мы не смеем упрощать и снижать проблему нашего духовного возрождения. 

Мы должны честно, как перед лицом Божиим, исследовать наши слабости, наши данные, наши упущения; признать их и приступить к внутреннему очищению и исцелению. После того, что произошло в России, мы, русские люди, не имеем никакого основания гордиться тем, что мы ни  в чем не передумали и ничему не научились, что мы остались верны нашим доктринам и заблуждениям, прикрывавшим просто наше недомыслие и наши слабости. России не нужны партийные трафареты! Ей не нужно слепое западничество! Ее не спасет славянофильское самодовольство! России нужны свободные умы, зоркие люди и новые религиозные укорененные творческие идеи. И в этом порядке нам придется пересматривать и обновлять все основы нашей культуры». И.А. Ильин

Потерявшиеся в истории

Не раз уже отмечено, что в наши дни, в начале XXI века, в который мы вошли разбитыми и растерзанными, стоит лишь заговорить о проблемах современности, как неизбежно дискуссия уходит в начало века минувшего, к 17-му году, а подчас и ещё дальше. По сути, мы все стали заложниками исторических событий, которые произошли задолго до нас, о которых многие теперь помнят плохо, знают понаслышке или не знают вовсе. 

Каждому человеку при рождении отведён свой особый путь в жизни. Однако далеко не каждый проходит его. Путь этот дан Богом, и до тех пор, пока человек следует ему, он охраняется Высшей Силой, пребывает под покровом её, и наградой верному в конце пути будут растворённые двери небесного чертога, венчающие такой путь. Однако очень часто гордому человеку опека Творца представляется в тягость, а отведённый ему путь кажется слишком узким, и он сходит с него, ища иного. Такой бунт приводит к разрыву с Богом, к выпадению отступника из-под охранявшего его покрова. Поначалу выпрыгнувшему из собственной судьбы гордецу кажется, будто он поймал Бога за бороду, а на самом деле пойман он сам, пойман Отцом Лжи, чьим словом прельстился, приняв мираж за явь. Представьте себе путника идущего по дороге. Она может быть узкой и разбитой, но это всё-таки дорога. И, вот, он сходит с неё… И оказывается – где? На широком магистральном шоссе? Нет, конечно. В лесном буреломе, среди болот, где не то что дорог, троп звериных не отыскать. А лесовухи обольщают его и манят всё дальше от дороги… Так же человек сходит с пути жизненного, а в роли лесовух выступают призрачные идеи, догматы, желания… Наваждение заплутавшего путника пройдёт лишь тогда, когда он найдёт себя брошенным в глухой чаще. И напрасно будет он тогда роптать на судьбу, потому что это уж не его судьба, Богом данная, но лишь собственный его произвол, по которому предпочёл он бездорожье и бурелом прямому пути, оттолкнул от себя хранившую его десницу. Не зря взывал Пушкин, а вслед за ним и Достоевский: «Смирись, гордый человек!» Разрушив свою связь с Богом, гордый человек становится игрушкой в руках дьявола, и жизнь его превращается в спектакль, поставленный именно этим режиссёром, который ни за что не откажет себе в удовольствии посмеяться в конце. Многие, уйдя в дебри и мрак, вновь ищут дорогу к свету, к своему пути, плутают, прорываются к нему из последних сил, оставляя на корявых ветвях бурелома клочья одежды и собственной плоти. Но далеко не каждому хватает сил на это возвращение к Богу. Многие так и остаются блуждать в мраке среди призраков, принимаемых за явь.

Судьба народов также пишется на небесах. Всякий народ подобен одному человеку. У Святой Руси и её народа был свой особенный путь, коему следовала она до времени, иногда оступаясь, но всякий раз находя в себе силы возвратиться. Но в какой-то момент мы ушли слишком далеко от своего пути и потеряли его из виду и теперь находимся в положении того несчастного одурманенного путника, заманенного в чащу прекрасными грёзами и там брошенного. Мы заблудились в собственной истории, заблудились на своём историческом пути, а потому очутились в хаосе и безвременье, из которого нам не выбраться никаким иным способом, кроме возвращения на оставленный некогда путь. Вернуться на него – вот, наша задача. Вернуться из мира теней и призраков на путь Света.

1. Спираль времён

Чаще всего источником сегодняшних российских бед называют революцию 17-го года (либо и вовсе год 91-й). Это, во многом, верно, но, однако же, следовало бы заглянуть и в более глубокие пласты истории. Ведь ничто не происходит вдруг. Всему есть предпосылки. В истории одно событие цепляется к другому, образуя цепочку из множества звеньев. И революция 17-го, в определённой степени, была подготовлена рядом факторов предыдущих веков.

Долгое время Русь развивалась в рамках своего пути: собирала земли, украшала их. Чудесным образом росли по всюду прекрасные храмы и монастыри, шедевры безымянных русских зодчих. Русь не просто присоединяла к себя новые земли, но осваивала их, окультуривала, одухотворяла. Последнее особенно важно, потому что в русском человеке дух всегда занимал господствующее положение. А, как известно, дух и есть то единственное, что отличает человека от животного, то, что даётся Богом. В русском человеке было очень развито чувство Бога. Оно сохранилось позже даже в тех, кто Его отверг. Русский человек не может жить без Бога, а потому, если разуверивается в нём, то начинает обожествлять что-то иное, создавать себе идола из человека или некой идеи, которой служит со всей силой своего духа. К примеру, для иных революционеров-романтиков революция и была таким божеством, которому приносилось в жертву всё. Неслучайно идея коммунизма получила столь широкую поддержку именно в России рубежа XIX-XX веков. В то время многие русские люди уже утратили веру в Бога, а дух же оставался силён, не позволяя им потонуть в тёплой воде душевностей и плотских утех, дух требовал Бога, требовал высшего идеала, которому он мог бы служить, и на смену Богу явился призрак… коммунизма.

Русский человек всегда отличался правдоискательством. Никогда – стяжательством. Он отправлялся странствовать по свету не в поисках денег, славы, а в поисках правды. Тысячи странников ходили по Руси, иные из них оседали в многочисленных монастырях её, а иные возводили новые. В те времена Русь жила не по писанным законам, хотя они были и соблюдались, но по правде Божией. Люди не соблазнялись преступлением не потому, что закон запрещал, а потому что совесть не позволяла. И это была высшая степень правосознания, позже не достигнутая никогда и нигде.

Княжеская междоусобица нарушила нормальный ход жизни Русского Царства и повлекла горькое и страшное бедствие: татаро-монгольское иго. Однако, это внешнее иго не разрушило жизни духа. Последний лишь окреп, свидетельством чему явилось множество праведников того времени. Духовная жизнь русского народа продолжала идти своим путём, что и обеспечило, в итоге, избавление от внешнего ига, глубин духовных не нарушившего.

Надо заметить, что всё это время Церковь не декларативно, а на самом деле была отделена от государства. Играя в нём огромнейшую роль, она не претендовала на политическую власть, установившую бы на Руси теократию, несовместимую с духом Православия. Церковь была источником просвещения, так как монахи были в то время самой образованной частью общества, занималась устроением русской земли, давала наставления правящим князьям, но не становилась у кормила власти сама. Князья же не вторгались в дела церковные и не пытались подчинить Церковь своей власти. Церковь имела огромную духовную силу и влияние, посягать на которые не смел никто.

Впервые этот баланс был нарушен при Иване Грозном, не потерпевшим обличений митрополита Филиппа и приказавшим его убить. Правление этого Царя, вообще, насыщено противоречиями. Характерно, к слову, что Иван Васильевич обращал свой взор исключительно в сторону Запада, где потерпел поражения, тогда как богатейшие сибирские земли были приобретены для Руси, благодаря инициативе вольных людей атамана Ермака, фактически без участия государства. Поголовное истребление высшей знати, принижение роли Церкви, опричнина не способствовали здоровому развитию Русского Царства. Со смертью Ивана Грозного, по сути, закончилась эпоха Рюриковичей, догасавшая ещё несколько лет затем в слабоумном Фёдоре Иоанновиче.

Итогом этого стала Смута, на годы погрузившая Россию во тьму безвременья. Казалось, что Русскому Царству уже не подняться. Казалось, оно раздавлено засевшими в Кремле поляками и собственными продавшимися вельможами-предателями. Но не столь ослаб дух русских людей. И в этот момент, как во времена татарского ига, Церковь вновь сыграла важнейшую роль. Тогда Сергий Радонежский благословлял Дмитрия Донского и всю православную рать на Куликовскую битву, а во времена Смуты томимый в темнице, моримый голодом Патриарх Гермоген благословлял русских ополченцев стоять за Русь и Веру Православную против польских интервентов. Он же ранее обращался к тушинцам, увещевая их:

«Болит моя душа, болезнует сердце и все внутренности терзаются, все составы содрогаются. Я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, братие и чада, свои души и своих родителей, отошедших и живых… Посмотрите, как отечество наше расхищается и разоряется чужими; какому поруганию предаются св. иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющих к Богу! Вспомните, на кого Вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас? Не на своих ли братьев? Не своё ли отечество разоряете?..».

И, вот, преодолев Смуту и избрав нового Царя, Русь стала вновь набирать силу, следуя своему великому пути. Однако, очень скоро ей был нанесён удар, поколебавший уж не внешние устои, но самую основу – дух, подорвавший его на годы вперёд: раскол.

Патриарха Никона называли русским Ришелье. Однако, не следует забывать, что последний был величайшим государственным деятелем, политиком, но никак не деятелем церковным, несмотря на кардинальский сан. В Европе сочетание священнического сана с политической деятельностью, изобилующей интригами и даже преступлениями, было в порядке вещей. Пример подавал сам Римский первосвященник. Но православная Россия – дело иное. На протяжении веков Церковь была вне политики. При Никоне такое сращивание произошло. Государственные интересы оказались смешаны с церковными. Мечта политика о великом православном царстве, которое бы объединило все православные народы, обернулось реформой самой русской церкви по греческому образцу, посеявшей смуту в душах миллионов людей. 

Посеявший ветер пожнёт бурю. Конечно, патриарх Никон не предполагал, к каким последствиям приведут его реформы. За рамками данной работы судить о сути их: это дело специалистов. Мы же рассмотрим лишь, чем обернулись они для русского народа и русской истории. В России никогда не было инквизиции. С возникновением раскола она появилась. Государственная власть всею мощью вмешалась в церковный спор, встав на позиции одной из сторон и обрушившись огнём и мечом на другую, углубив подобным жёстким вмешательством разрастающуюся трещину. Никогда не видела Россия свои монастыри, осаждаемые своими же войсками. Теперь увидела. В краткой истории Старообрядчества под редакцией Г.Чистякова, в частности приводится такой эпизод:

«Царские войска осаждали Соловецкий монастырь почти восемь лет, с 1668 по 1676 г. Наконец, в ночь на 22 января 1676 г., в результате предательства одного из братии, нового иуды, отворившего тайный ход, стрельцы во главе с воеводой Мещериновым ворвались в обитель, и началась страшная расправа с насельниками монастыря. Было замучено до 400 человек: одних повесили, других порубили на плахах, третьих утопили в проруби. Были и такие, которых вморозили в лед, или подвесили, подцепив за ребра крючьями…».

Староверов сжигали в срубах, уничтожались древние иконы и книги, при царевне Софье дошло до того, что предписывалось бить батогами и кнутами уже тех, кто лишь даст приют или пищу староверам: вот, уж воистину торжество христианской любви. Происходило нечто совершенно из ряда вон выходящее: расправа одних русских православных христиан над другими. Ни католики, ни представители любых других конфессий не подвергались преследованием, а уже в скором времени будут занимать важные государственные посты, староверов же будут преследовать ещё не один век. В итоге, многие старообрядцы приняли мученическую смерть, другие вынуждены были покинуть Россию. При том это были люди отнюдь не невежественные, о чём свидетельствует тот факт, что в старообрядческих поселениях вскоре установилась поголовная грамотность, издавались книги, развивались ремёсла. Неслучайно Екатерина Великая, едва взойдя на престол, издаст манифест, которым призовёт старообрядцев вернуться в Россию, обещая им спокойную жизнь, и те с радостью откликнутся на этот призыв и оснуют большую колонию на реке Иргиз, где построят несколько скитов и монастырей, названных по имени реки. 

Очень возможно, что именно раскол стал своеобразным прологом к страшным событиям начала 20-го века, когда уже богоборцы, захватившие власть, начнут творить расправу над всеми православными, и новые мученики просияют в лике святых.

В истории всё взаимосвязано. И в дыме горящих срубов, среди жестоких расправ, на фоне раскола рос младший сын Царя Алексея Михайловича, в котором никто ещё не мог угадать будущего Петра I…

История Святой Руси завершилась не в Революцию, не при Петре, а именно с расколом. Внешне она существовала ещё несколько лет, пока Пётр не переодел её в заморское платье и не дал нового имени: Российская Империя.

Первого российского Императора у нас подчас обвиняют в нерусскости. Это неверно. Пётр как раз был совершенно русским человеком. Только русский человек так самозабвенно мог служить некой идее, только русский человек с невероятной широтой своей души мог развить деятельность такого масштаба и размаха, только русский человек с таким детским почти любопытством набрасывается на всё новое, норовя «попробовать на зуб». Русскому человеку, вообще, свойственна некоторая детскость. Неслучайно ряд наших мыслителей отмечали молодость народа русского в отличие от быстро стареющих европейских. Даже жестокость русского человека, проявляемая им подчас, когда выходит он из себя, носит на себе отпечаток этой детскости: не со зла прибил, а из любопытства, как куклу сломал, желая узнать, что внутри. И, вот, эта-то именно любопытство в сочетании с жестокостью было как нельзя более свойственo Петру. И собственноручные казни, и препарирование трупов, и кунцкамера – всё это плод этой черты. Пётр, повторимся, был совершенно русским человеком. С одним «но». Дух его, не утративший русской силы, был уже повёрнут в иную сторону. Вектор оказался смещённым. Представим себе стоящего прямо человека. Если перевернуть его с ног на голову, то он не изменится: просто будет стоять на голове. Так же может перевернуться и дух в человеке. При этом природные качества его останутся прежними, но использовать их он будет уже иначе. Русский дух – дух созидания и любви. Но переверни его, и на место любви придёт ненависть, на место созидания – разрушение. И потому самый кроткий и порядочный русский человек внезапно, по замечанию Достоевского, может скатиться к невиданному безобразию.

Петра I не зря именуют первым большевиком. Очень многое роднило Императора с ними. Видимо, поэтому из всех русских Царей лишь Петра будут превозносить и после революции. Как «своего». Большую лепту внёс Пётр I в разгром русской церкви. При нём было упразднено уже практически утратившее свою прежнюю роль (об этом свидетельствует хотя бы высказывания патриарха Иоакима: «Я не знаю ни старой веры, ни новой. Но что велят начальницы, то я готов творить и слушать их во всем») патриаршество, а взамен создан Священный Синод, руководимый мирянами, что окончательно поставило Церковь в абсолютную зависимость от государства, в его придаток. В то же время нанесён был удар по монашеству. Среди ряда мер особенно примечательна одна: запрещение выдачи монахам бумаги и чернил. Так началось оскудения русских монастырей, бывших некогда светочем просвещения. Грамотность и нравственный уровень церковнослужителей стал снижаться, и великая русская литература не единожды явит на своих страницах образы невежественных и зачастую нетрезвых «попов».

Между тем, Церковь была основой русского общества. Православие, Самодержавие, Народность – на них не декларативно, а де-факто держалась Россия веками задолго до заявления этой триады. Ослабление одного из этих столпов означало неизбежное смещение оси развития Русского Государства, деформацию оной. Так и случилось. И хотя Россия частично продолжала ещё развиваться в рамках своей исторической парадигмы, но ось уже была смещена, и это не могло остаться без последствий.

Примечательно, что ближайшим соратником и помощником Петра в сфере дел церковных стал священник Феофан Прокопович, выходец с Украины, бывший униат, учившийся в Риме и затем перешедший в Православие. Позже, при Анне Иоанновне этот православный иезуит станет одним из идеологов пресловутого «слова и дела», направив его не только против «врагов» политических, но и против «еретиков».

Грозная эпоха Петра, подобно Иоанну Грозному кончившего сыноубийством, сменилась очередным смутным временем. Приняв новый закон о престолонаследии, Император не успел воспользоваться им и объявить наследника. Это породило войну между различными придворными группами, чехарду временщиков и, наконец, привело к десятилетнему правлению Анны Кровавой. Это десятилетие, к слову, поразительно напоминает положение дел в сегодняшней России. При Анне Иоанновне власть целиком попала в руки инородцев, совершено чуждых и враждебных русскому духу, русским интересам. Бирон, Остерман, Левенвольде, Миних и другие безнаказанно грабили Россию и жестоко расправлялись со всеми неугодными, главным образом, русскими патриотами, желавшими прекращения засилья инородцев и приведения к власти «русской партии» во главе с цесаревной Елизаветой. Апофеозом этой борьбы стала расправа над А.П. Волынским и его соратниками.

Со смертью Анны Иоанновны был положен конец засилью, едва не возвратившимся с воцарением Петра Третьего.

Парадокс, но небывало ярко российской звезде суждено было засиять при немке по крови и самой русской по деяниям российской Императрице Екатерине Великой. Никогда ни до неё, ни после не одерживала Россия таких блистательных побед. В золотой век Российской Империи русские войска не знали поражения. При Чесме русский флот под командованием не имеющего отношения к морскому делу Алексея Орлова уничтожает флот турецкий, многократно его превосходящий. Ни Суворов, ни Ушаков не проиграли ни одной битвы. И характерно: суворовским девизом было – наибольший результат при наименьших потерях. Потери русских в тех боях были в разы меньше неприятельских. Воевать с таким соотношением потерь мы не будем после уже никогда. А в ВОВ пропорции станут обратными, и девиз будет обратный: за ценой не постоим.

При Екатерине Россия получила все необходимые для свободного и безопасного своего развития территории. По сути, после нам уже не нужно было вести никаких войн, кроме вынужденных оборонительных, не нужны были никакие новые земли. Екатерина окончила строительство Российской Империи в необходимых границах. Далее перед Россией стояла необходимость развития уже не вовне, а внутри себя. Побочным следствием политики Екатерины стало ужесточение крепостного права. Эта проблема требовала решения. Продолжала страдать и духовная сторона развития российского общества, но о ней заботились мало.

Учёные мыслители, выпестованные трудами Вольтера и Руссо, вполне свободные от Бога, требовали просвещения народа. Но что понималось под просвещением? Грамота, многие знания, общечеловеческие идеи… Всё, кроме духа. Но при задавлении духа польза такого просвещения весьма сомнительна. Не развитый в духовном плане человек, не имеющих никаких знаний, если и нанесёт вред, то лишь в ограниченном масштабе. Полученные знания ничуть не сделают его гуманнее, о чём так пеклись просветители, но лишь даст оружие. Духовно не развитый человек, напичканный различными знаниями, в отличие от невежественного собрата, способен разрушать уже в масштабах государственных, если не мировых. Нельзя развивать одну сторону человека, забывая о другой. Нельзя наполнять разум, опустошая душу, наполнять душу, задавливая дух. Развитие выйдет ущербным, явится весьма опасный перекос. И это понимал Н.В. Гоголь, замечавший, что, прежде чем просвещать народ, следует собственный разум и душу привести в равновесие. Это мнение великого писателя вызовет в своё время бурю негодования в прогрессивном обществе, которое объявит его безумным. Подробно коснётся Гоголь и чужеродности навязываемого народу просвещения: 

«Просвещение наносное должно быть в такой степени заимствовано, сколько может оно помогать собственному развитию, а развиваться народ должен из своих же национальных стихий».

Тем не менее, именно от национальных стихий всё более отдалялось русское общество. О духе же не думали ни мыслители, ни власти. Тем паче, что сами власть имущие попали под большое влияние безбожных философов. Павел I, магистр Мальтийского ордена, уже провозглашал себя главой Церкви и даже приглашал Римского первосвященника перебираться в Россию. Высшая знать поголовно вступала в масонские ложи, с которыми в своё время боролась Екатерина Великая. Сам Александр I, пришедший к власти после свершённого с его молчаливого согласия убийства отца, был масоном.

Это повальное увлечение масонством, впитывание всего иностранного при забвении своего приводило к уже не кровной, а духовной денационализации русского правящего класса. В 19-м веке в высшем обществе русский язык был вытеснен французским, и русские аристократы говорили на нём лучше, чем на родном, на котором объяснялись с акцентом. Дети же их первым также изучали не русский, а французский язык. Через 2-3 десятилетия Николай I будет выговаривать иным своим вельможам, рапортующим на французском: «Извольте говорить по-русски!»

Чтобы заставить русскую знать вспомнить о своих корнях, потребовалась немного-немало нашествие Наполеона, Отечественная война 1812-го года. Эта война породила всплеск патриотизма во всех слоях российского общества. Это была та народная война, которая объединяла всех в едином порыве, в которой русский народ проиграть не мог.

Примечательно, что одним из следствий означенного всплеска патриотизма стали события на Сенатской площади. Декабристы гневно обрушивались на превалирование иностранного над русским, на забвение русского языка и истории. Казалось бы, всё верно? Нет, не всё. Типом декабриста в русской классике принято считать Чацкого. Его речи вызывают симпатию. Он резко критикует французское засилье, заведённые порядки. Да, вот, только беда: всю свою критику этот блестящий оратор, который объясняет своё нежелание служить (праздность) тем, что ему «прислуживаться тошно», вынес не из долгих поездок и хождений по русской глубинке, что так рекомендовал Гоголь, а из приятного путешествия по Европе. Точно также и декабристы вывезли свою критику всё из той же Франции. И все декларации их были составлены не на основе многовековых русских традиций, а списаны с европейских философов, французских революционеров. Декабристы будто бы ратовали за свободу. Но во имя неё предполагалось убить не только Царя, но и всю его семью, включая детей, и взамен поставить диктатора, который уж и должен был учинить свободу. Знакомый почерк! И сегодня из уст демократов-радикалов приходится слышать: «Если народ сам не понимает, что ему нужно, мы должны народу помочь!» 

Свобода, равенство, братство – три кита всех революций. Спустя век во имя свободы сотни тысяч людей будут бросать в тюрьмы и «выводить в расход», во имя равенства будут сносить все слишком гордо поднятые головы, уравнивая всех в одном «праве» - быть убитыми без суда и следствия, во имя братства брат убьёт брата, сын станет доносить на отца, и люди будут боятся своих голосов, не доверяя даже самым близким друзьям и родственникам… В 1825-м году это удалось предотвратить. Отправляясь на Сенатскую площадь, Николай сказал брату: «Сегодня вечером я либо Император России, либо покойник…» Этому Государю ещё хватало мужества принимать решения, воли идти до конца, смелости, чтобы в разгар чумного бунта выехать в середину бунтующей толпы и говорить с нею. Однако, восстание декабристов наложило отпечаток на всё его царствование. До конца дней Николаю I будет не давать покоя призрак революции, и он будет гоняться за ним повсюду, бороться с ним, подобно Дон-Кихоту, нанося удары и правым, и виноватым, наводя порядок в соседних государствах, помогая уже против всякого здравого смысла бороться с восставшими кровным противникам России: Австрии и Турции – посылая им на выручку русские войска. Увлёкшись подавлением чужих революций и своей крамолы, Николай упустил из виду начавшееся гниение его собственного государственного аппарата, в котором расцвело взяточничество, воровство и иные злоупотребления. Масштаб этого процесса вскрылся в несчастную Крымскую войну, когда интенданты дошли до того, что продавали корпию, предназначенную для раненых защитников Севастополя, войскам неприятеля… Удар, нанесённый казавшемуся неколебимым величию Императора, оказался для него смертельным.

«Период заморозки» Николая Первого сменился «оттепелью» Александра-Освободителя, при коем Россия впервые столкнулась с явлением террора.

Существует теория, что любое преступление отдельного лица приуготовляется всем обществом. Преступление 17-го года воистину подготовлялось всем обществом. И, в первую очередь, самой мыслящей частью его – интеллигенцией. Революция, состояние умов, климат, в котором она стала возможной, создавался с середины 19-го века и даже ранее путём расшатывания всех устоев русского общества. Один (Церковь) был, как мы и указывали, уже частично разрушен. Теперь надлежало сокрушить другой – Самодержавие. Любопытно, что Церковь сокрушила изначально именно власть, абсолютизм, Самодержавие. И Святитель Филарет Московский, отмечая этот печальный факт в письме Императору, предупреждал, что теперь настанет черёд его Престола. Для сокрушения Самодержавия использован был противопоставленный ему третий устой – Народность. Прогрессивная общественность объявило самодержавную власть враждебной народу и потребовало упразднение её во имя народа. Два устоя сталкивались лбами. Ослабленное Православие, как неотторжимая часть Самодержавие также неминуемо противопоставлялось народолюбцами народу, у которого последовательно отбирался Бог, по законам которого до той поры всё ещё продолжал жить простой люд, далёкий от просветительской мишуры и оттого более любых иных классов сохранивший в себе подлинный русский дух. Но его-то и не желали замечать «просвещённые» радетели, представляя народ тёмной и отсталой массой, стадом, которое силой надо вести к светлым идеалам, быдлом. Это отношение к русскому народу открыто демонстрируется демократической публикой сейчас, демонстрировалось и прежде, начиная с В.Г. Белинского.

Приведём лишь некоторые выдержки из «народолюбцев» дней минувших и нынешних:

«Русский человек произносит имя божие, почёсывая себе зад. Он говорит об образе: годится – молиться, а не годится горшки покрывать». В.Г. Белинский.

«Люди так глупы, что их насильно надо вести к счастью». В.Г. Белинский.

«Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы». Н.Г. Чернышевский.

«Русский человек – плохой работник». В.И. Ленин.

«Русским дуракам раздайте работу: посылать сюда вырезки, а не случайные номера (как делали эти идиоты до сих пор)». В.И. Ленин.

«Экономическое процветание и быстрое развитие Великороссии требует освобождения страны от насилия великороссов над другими народами». В.И. Ленин.

«…Нашествие того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника…». В.И. Ленин.

«Шовинистическая великорусская шваль…». В.И. Ленин.

«Русский народ нужно пропустить через концлагеря». Н. Бухарин.

«Народ-раб, заслуживший свою участь» А. Кох.

«Если народ сам не знает, что ему нужно, ему надо помочь». В.И. Новодворская.

«Проблема не в системе, а в народе». В.И. Новодворская.

«Народ – быдло». В.И. Новодворская.

«Русский народ в своей массе злой и недоброжелательный». С.А. Ковалёв…

Со второй половины XIX века общественное мнение стало оказывать огромное влияние на происходящие в России процессы. Фактически, Самодержавие при Александре II уже вовсе перестало быть абсолютным. Развивалась власть судебная и власть неформальная – печатного слова.

Прогрессивная общественность видела в государственной власти одно только зло и выступала в качестве адвоката любого, кто на неё посягал. Так великий русский художник Илья Репин написал полотно «Отказ от исповеди», изображающее осуждённого на казнь террориста, отказывающегося принять причастие. Террорист стал героем. При этом ни сам Репин, ни иные живописцы не запечатлели на полотне жертв этого «героя», разорванных бомбой, среди коих были не только государственные деятели, но простые солдаты, случайно оказавшиеся поблизости сторонние люди. О них прогрессивная общественность не заботилась, их не оплакивала, а, вот, сосланный на каторгу убийца – дело иное! Лев Толстой, проповедуя непротивление злу силой, отчего-то не осуждал насилия, совершаемого революционерами, но зато государство, их карающее, вызывало великий гнев «зеркала русской революции».

Поддерживать революционеров и не принимать законной власти стало не просто модой, но обязанностью всякого интеллигентного человека, если только не желал он быть подвергнутым полнейшей и повсеместной обструкции. Помогать революции сделалось нормой, правилом хорошего тона. Этим грешили даже люди весьма далёкие от прогрессивных идей. 

После взрыва в Зимнем дворце, устроенном Степаном Халтуриным, публицист правых взглядов А.С. Суворин пришёл к писателю, так же взглядов более чем далёких от прогрессивных, Фёдору Достоевскому. И, вот, какая беседа происходит между ними:

«ДОСТОЕВСКИЙ. Представьте себе,  что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждёт и всё оглядывается. Вдруг подходит к нему другой человек и говорит: «Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завёл машину». Мы это слышим… Как бы мы с вами поступили? Пошли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли в полицию, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы?

СУВОРИН. Нет, не пошёл бы.

ДОСТОЕВСКИЙ. И я бы не пошёл. Почему? Ведь это ужас! Ведь это… преступление! Мы, быть может, могли бы предупредить. Я вот об этом думал до вашего прихода, набивая папиросы. Я перебрал все причины, которые заставляли бы меня это сделать. Причины основательные, солидные, и затем обдумал причины, которые не позволяли бы это сделать. Эти причины прямо ничтожные. Просто – боязнь прослыть доносчиком. Я представил себе, как я приду, как на меня посмотрят, как меня станут расспрашивать, делать очные ставки, пожалуй, предложат награду, а то заподозрят в сообщничестве. Напечатают: Достоевский указал на преступников. Разве это моё дело? Это дело полиции. Она на это назначена, она за это деньги получает. Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаяния. Разве это нормально? У нас всё ненормально, оттого всё это и происходит, и никто не знает, как ему поступать не только в самых трудных обстоятельствах, но в самых простых. Я бы написал об этом. Я бы мог сказать много хорошего и скверного и для общества и для правительства, а этого нельзя. У нас о самом важном нельзя говорить…».

Самые здравомысленные, далёкие от либерализма и революции люди своего времени, один из которых революцию эту со всеми её ужасами предрёк, признавали, что не пошли бы доносить на террористов из страха перед общественным мнением… Что уж говорить об остальных!

Духовные основы русского общества неудержимо размывались, раскачивались. Сбывалось пророчество Достоевского:

«В смутное время колебания или перехода всегда и везде появляются разные людишки. Я не про тех так называемых "передовых" говорю, которые всегда спешат прежде всех (главная забота) и хотя очень часто с глупейшею, но все же с определенною более или менее целью. Нет, я говорю лишь про сволочь. Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в каждом обществе, и уже не только безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а  лишь выражая собою изо всех сил беспокойство и нетерпение. Между тем эта сволочь, сама не зная того, почти  всегда подпадает под команду той малой кучки "передовых", которые действуют с определенною целью, и та  направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из совершенных идиотов, что впрочем тоже случается. (…) Солиднейшие из  наших умов дивятся теперь на себя: как это они  тогда вдруг оплошали? В чем состояло наше смутное время и от чего к чему был у нас переход - я не знаю, да и никто, я думаю, не знает - разве вот некоторые посторонние гости. А между тем дряннейшие людишки получили вдруг перевес, стали громко критиковать все священное, тогда как прежде и рта не смели раскрыть, а первейшие люди, до тех пор так благополучно державшие верх, стали вдруг их слушать, а сами молчать; а иные так позорнейшим образом подхихикивать. Какие-то Лямшины, Телятниковы, помещики Тентетниковы, доморощенные сопляки Радищевы, скорбно, но надменно улыбающиеся жидишки, хохотуны, заезжие путешественники, поэты с направлением из столицы, поэты взамен направления и таланта в поддевках и смазных сапогах, майоры и полковники, смеющиеся над бессмысленностию своего звания и за лишний рубль готовые тотчас же снять свою шпагу и улизнуть в писаря на железную дорогу; генералы, перебежавшие в адвокаты; развитые посредники, развивающиеся купчики, бесчисленные семинаристы, женщины, изображающие собою женский вопрос, - все это вдруг у нас взяло полный верх и над кем же? Над клубом, над почтенными  сановниками, над генералами на деревянных ногах, над строжайшим и неприступнейшим нашим дамскими  обществом… (…) Правда, было у нас нечто и весьма посерьёзнее одной лишь жажды скандала: было всеобщее раздражение, что-то неутолимо злобное; казалось, всем всё надоело ужасно. Воцарился какой-то всеобщий сбивчивый цинизм, цинизм через силу, как бы с натуги».

К этому добавлялась всё возрастающая расслоённость общества. Как будто бы все заразились неким вирусом, заставляющим раскалываться на мелкие группы, почти секты, и вести бесконечные споры друг с другом. Эти споры будут продолжаться и в Гражданскую войну, а затем перекочуют в русскую эмиграцию, о которой с горечью напишет барон Н.Е. Врангель: 

«…зарубежная Русь грызётся между собою, не для блага России, а за будущую, белее чем гадательную власть. (…) В активе общественные силы – все те же, увы, знакомые лица, алчущие сыграть роль, на которую они не способны…».

Причину споров тогдашних и нынешних объяснил ещё Н.В. Гоголь: «Почти у всякого образовалась в голове своя собственная Россия, и от этого бесконечные споры». Воистину так! Борьба за свою Россию против чужой, выливающаяся в борьбу против России в целом…

Лишённое общей идеи общество рассыпалось, подпадая под влияние различных призрачных идеек, на которые набрасывалось со свойственным русскому человеку жаром, стараясь насытить оголодавший без Бога дух и заполняя его бесами.

На рубеже веков интеллигентное общество было насквозь пронизано мистицизмом, вытеснившим религиозное чувство. Укреплялись культы различных языческих и неоязыческих верований, появлялись самозваные пророки, секты, мистические учения. Интеллигенции представлялось, что она ищет Христа, но, на деле она искала антихриста, которого и обрела в итоге. В этом общем бесновании явственно ощущалось дыхание «последнего времени». Истерический мистицизм русской интеллигенции окончательно разрушал здоровое религиозное самосознание русского общества. Мистикой оказались одержимы буквально все. Не исключая даже семью последнего русского Императора, рядом с которой то и дело возникали тёмные личности, начиная со спирита месье Филиппа и заканчивая Распутиным, но не оказалось подлинного мудрого духовного наставника.

Всякая эпоха заканчивается всегда несколько раньше своего календарного конца. Так эпоха самодержавия завершилась в России со смертью великого Государя Александра Третьего. Он, по сути, был последним русским Царём в полном смысле этого слова, Царём не только по положению, но и по духу, по самосознанию, по чувству, которое внушал он своим подданными.

Николай же Второй был по духу, скорее, интеллигентом (в лучшем понимании этого слова), нежели государственным деятелем, правителем, Царём. И вся жизнь царской семьи, её интересы мало отличались от жизни и интересов любой простой интеллигентной семьи того времени. 

Русский народ потерял Царя не в тот злосчастный день, когда он сам подписал отречение, но ещё прежде, потеряв его из виду, потеряв некую духовную связь с ним. В России Царь никогда не воспринимался как человек. Царь был чем-то большим. Царь имел некий божественный ореол, внушавший верноподданнические чувства народу. Царя могли не любить, но к нему не могли не питать уважения, чувствуя его силу, силу его власти, видя в нём помазанника Божьего (для большинства народа в отличие от расхристанной интеллигенции это имело большое значение). В Николае увидели обычного человека со всеми человеческими недостатками, раздуваемыми до гомерических размеров прогрессивной общественностью. Царь и сам не то не умел, не то не желал поддержать своего величия. Это странное поведение Императора, его окружение, изобилующее прохвостами и бездарностями, умелая подтасовка фактов со стороны 4-й власти сделали своё дело: ореол был разрушен.

В 1906-м году у кормила терпящего бедствие корабля Российской Империи встал человек, в котором все тотчас почувствовали силу, от которой уже успели отвыкнуть, твёрдость, питаемую силой и равновесием чуждого общей истерии духа, Пётр Столыпин. Здоровая часть русского общества (в первую очередь, националисты) увидели в нём последний шанс для России избегнуть той пропасти, в которую она катилась, набирая обороты. Неслучайно Императрица Мария Фёдоровна назвала Столыпина последним русским дворянином и поддерживала его всегда, видя в нём последнюю надежду не только России, но и своего сына. Прочие же общественные силы увидели в Столыпине огромную угрозу своим замыслам, угрозу революции, которой они жаждали и которая при нём не могла произойти. С убийством Столыпина пала последняя преграда на пути разрушительных сил, тянувших Россию в бездну.

Разрушение ореола царской власти вело к упразднению её самой. И это не замедлило случиться. Впервые за всю многовековую историю русский Царь сам отрёкся от престола, отрёкся не под угрозой расправы с собой и своими близкими, отрёкся тогда, когда его армия, не считая ряда старших офицеров, ещё сохраняла ему верность, отрёкся буднично, подписав бумагу, составленную приехавшими депутатами им же разрешённого парламента, из которых один был монархистом, отрёкся во имя спасения России…

Вообще, произошедшее в феврале 17-го поражает своей противоестественностью, безумием, которому вдруг подчинились все. Монархисты Родзянко и Шульгин требовали отречения уже Михаила Александровича, а кадет Милюков упрашивал его оного не подписывать. Симптоматично и поведение Церкви в те окаянные дни. Она не осуждала отречения, не выступала против революции, но тотчас приняла сторону Временного Правительства, что как нельзя более свидетельствует о том колоссальном упадке, в которое она пришла.

В результате, к власти пришли люди, до той поры занимавшиеся лишь теорией, а с реальным делом не встречавшиеся. Либералы, которые проповедуя гуманизм и свободы, готовы были, по заявлению Милюкова, поставить на площади гильотину в случае надобности. Многознающие себялюбцы, гордые люди, лишённые духовного фундамента и не умеющие найти общего языка между собой.

Сегодня иные не совсем добросовестные деятели, говоря об Октябре, заявляют, что большевики узурпировали законную власть, совершив переворот. Это, мягко говоря, лукавство. Законной власти Россия лишилась в феврале 17-го года, когда свергнута была единственная легитимная власть – царская, а на её смену явилось никем не избранное, самозваное Временное Правительство, которое, естественно, этой власти удержать не сумело, так как попросту не было способно к реальному делу, а привыкло лишь говорить. Поэтому ответственность за крах Российской Империи в первую очередь несут именно либералы-февралисты, а не большевики. Узурпация власти последними у первых – это преступление из разряда «вор у вора дубинку украл».

Всем со школьной скамьи известна хрестоматийная фраза Ленина: «Мы пойдём другим путём». После 17-го года Россия, действительно, пошла другим путём, не своим путём, и за это расплачиваемся мы по сей день.

2. Чужой путь

Отчего же большевикам при всём их зверстве, при чужеродности русскому духу удалось то, что не удалось февралистам – то есть удержать власть? Конечно, сыграла роль и та жестокость с которой большевики подавляли всякую «крамолу», вводя коллективную ответственность, институт заложников, всевозможные пытки, которых не видывал мир доселе. Но был и другой фактор. Духовный. Русскому человеку, как никакому другому, свойственна идея мессианства, а наряду с тем желание и готовность служить чему-то высшему, великому, масштабному, служить жертвенно и свято. Когда русский народ (не весь, конечно, но значительная его часть) оказался лишённым и Бога, и Царя, то внутри его образовался вакуум, требующий скорейшего заполнения. Заполнить его могло лишь нечто, по масштабу равное утерянному. Некая новая вера, идея, во имя которой не жаль ничего. Февралисты ничего подобного за душой не имели. Они не могли удовлетворить главный запрос – запрос новый веры. А большевики такую веру имели: мировая революция, построение коммунизма во всём мире, своего рода, царство Божие на земле. Понятно, что идея абсурдная, безумная, но именно такая-то и требовалась! Ведь вера в то, чего нельзя увидеть, чего нельзя понять, сродни вере в Бога, самой великой вере, самой глубокой. Ни одни логические построения, правильные слова и поверенные доктрины не одолеют веры фанатика в своё божество, потому что вера эта слепа. И верить так можно только во что-то, чего нельзя увидеть и потрогать, во что-то надрациональное, но огромное и великое. На смену одной религии должна прийти иная. И победит тот, кто сможет дать её. Большевики смогли эту «новую религию» дать, довершив тем самым деформацию духа русского народа. Веками служивший Богу он был поставлен на службу призраку…

Если посмотреть записи массовых мероприятий первых десятилетий советской власти, то заметите, насколько они похожи на языческие торжества. Фактически, коммунистическая идеология и стала новым язычеством, в котором в качестве идолов выступали люди – вожди. Как мифическим богам, им строили истуканов (памятники), возводили храмы (Дворцы Культуры и т.п.) в их честь. Иконы заменили портреты Ленина и Сталина. Крёстные ходы демонстрациями. Всему был найден свой эквивалент. И всё это было зацементировано огромной кровью: кровью предсказанных Достоевским 100 миллионов голов, в которую обошлась нам Революция. Этой кровью вдобавок оказалось повязано всё советское общество: ещё одно гениальное изобретение – коллективные подписи, собираемые по всем учреждениям с требованием расстрелять врагов народа. Таким образом, ответственность за приговор перекладывалось на плечи всего общества. Большевики оказались значительно дальновиднее февралистов: всему, что составляло основу русской жизни, они нашли свой аналог и сделали это столь виртуозно, что поверили этому суррогату даже иные монархисты, сочтя, как это не дико, коммунистическую идею продолжением идеи русской. 

Советский Союз часто приравнивают к Российской Империи, указывая, в частности, на сохранение исторической территории. Но сравнение это некорректно. Советский Союз не Российская Империя, а подделка под неё, даже карикатура на неё, хотя сделанная достаточно толково. 

На протяжении десятилетий репрессивный аппарат поглощал миллионы людей, большинство из которых были русскими, официальная идеология последовательно вытравляло русское самосознание, заменяя его придуманным советским. Тысячелетнее русское государство называлось тюрьмой народов, история исчислялась с 17-го года, русский народ объявлялся поработителем. Советская власть занималась обустройством национальных республик, распыляя на них ресурсы (в том числе людские) центральной России, оголяя русские области, последовательно на протяжении всего своего существования уничтожая русскую деревню, видя в ней главный оплот русского национального самосознания. Русские деревни ликвидировались, русская глубинка хирела, а молодых русских парней и девушек посылали на целину в другие республики, поднимать хозяйство там. Само понятие «русский» вытравлялось из памяти. Русские забывали, что они русские. При том, что иные народы из советской семьи своей принадлежности не забывали никогда, что выявится тотчас, как только государство начнёт слабеть.

Только такая политика могла привести к совершенному оскудению русского духа. Этот дух ещё был силён в 41-м году, когда после призраков коммунизма и интернационала, вдруг заговорили о патриотизме, о Родине, вспомнили великих героев прошлого: Александра Невского, Суворова, Минина и Пожарского, Кутузова, Нахимова – тем самым хоть отчасти реабилитировав в массовом сознании русскую историю до 17-го года. Однако, характерная деталь: ни в одну войну из многочисленных, кои вынуждена была вести Российская Империя, не бывало случаев массовой сдачи в плен неприятелю. В первые месяцы Великой Отечественной в плен сдавались тысячи людей, немцев подчас встречали вовсе не как захватчиков, но как освободителей. Ряд мыслителей объясняет это тем, что русские люди, помнившие немцев по войне 14-го года, после чистилища большевистской бойни, не боялись их, не представляя себе ужаса нацизма, и, лишь ощутив его в полную силу, начали воевать с ним. Этот факт красноречиво свидетельствует и о том, как воспринимался гнёт новой власти, и о состоянии русского народа под её пятой. ВОВ оживила русский дух, заставила воскреснуть в русских людях генетическую память подвигов и славы их предков, но в её мясорубке и после всех чисток в самом Союзе, большая часть русского народа оказалась попросту физически выбитой. И выбивался-то как раз самый цвет нации, самая сильная часть её, хранители русского духа. 

К концу XX века русский народ колоссально ослаб и духовно, и физически. Одно из свидетельств тому – массовое пьянство. Нам давно уже внушают, что русский народ исстари был пьяницей, с хихиканьем повторяя слова Владимира Святого: «Веселие на Руси есть питие». Веселие! Именно! Но не та безнадёжная, отчаянная, самоубийственная повсеместная пьянка, которую наблюдаем мы теперь. К слову заметить, на Святой Руси пьянство было явлением нечастым, женщины же не пили вовсе. И не кто-нибудь, а «первый большевик», Император Пётр Первый наряду с бритьём бород и заморским платьям ввёл обязательное табакокурение и попойки до полного беспамятства всех собравшихся, включая женщин, которым в этом «деле» даровано было полное равноправие с мужчинами. Однако и после Петра Россия вовсе не была самой пьющей страной. По статистике среднедушевое потребление алкоголя в пересчёте на чистый спирт за год в 1913-м году у нас равнялся 4,7 литра, в Европе – 5,0. В 1910-м году Россия занимала 60-70 место в мире по потреблению алкоголя, являясь, таким образом, одной из самых трезвых стран. Писатель Василий Белов заметил, что прежде один пьяница на деревню было много, теперь же один трезвенник на деревню – много. Такое положение дел сложилось у нас на закате Союза и продолжает набирать обороты сегодня.

Характерна и та апатия, переходящая в равнодушие, с которой большинство русского народа наблюдала за крушением своего государства, за распадом его, за истреблением и мытарством своих же соплеменников в отколовшихся республиках. Большинство закрывало на это глаза, следуя новой страшной формуле: «Это не наши проблемы». «Не нашими проблемами» оказались брошенные на произвол судьбы во враждебных республиках русские люди, русские беженцы, приезжавшие в России, но встречавшие холодный приём не только у властей, но и у своих соотечественников… «И Родину народ сам втащил на гноище, как падаль…», как писал некогда М. Волошин. За годы советской власти[1] русских разучили свойственной им прежде предприимчивости и взаимовыручке, разучили сопротивляться, защищать себя, сражаться не только за не выданную зарплату или пособие, но за правое дело, за правду Божию. Зато бурно расцвела зависть, зависть к каждому, кто указывался успешнее, зависть, ослепляющая, самоубийственная, зависть, надолго ставшая болезнью русского общества.

Если на Закате Империи русскому народу ещё нужна была некая глобальная идея, то на закате Союза и её уже не потребовалось. Когда русские люди, прильнув к экрану стали смотреть, затаив дыхание, как Рэмбо лихо мочит русских же солдат, охотиться за бездарными и пустыми голливудскими боевиками и порнофильмами, жвачками и прочими «благами» западной цивилизации, это свидетельствовало только об одном – катастрофическом упадке русского духа. Конечно, были и более высокие требования (душевные): доступа к запрещённой литературе, самовыражения, свободы слова… Но духовного запроса, духовной цели уже не было. И искать её оказалось в тот момент даже ненужным. Какое-то время умирающая конструкция СССР ещё держалась на привычном страхе прошлых лет. Когда исчез страх, и власть стала вызывать только насмешки и раздражение, она рухнула, обрушив заодно и всё государство.

Катастрофическая духовная расслабленность русского общества привела к тому, что поэтесса Юлия Друнина в одном из своих стихотворений расценила, как «безудержный народный суицид».

Советский Союз был обречён и своими основателями, заложившими под него бомбу с часовым механизмом, бомбу межнациональных отношений, которая неизбежно должна была взорваться. Для этого было сделано всё: укрепление национальных республик, подавление русского народа, беспорядочное прирезание территорий одних республик другим. Когда сегодняшние коммунисты справедливо возмущаются положением брошенной Россией на произвол судьбы Абхазии, им следовало бы вспомнить, откуда берёт истоки это положение. Исторически независимая от Грузии Абхазия в 1921-м году провозгласила себя самостоятельной ССР, но самостоятельность эта была ограничена в пользу Грузии под давлением Кавбюро, а спустя 10 лет статус договорной республики был заменен статусом автономной. После этого Абхазия подверглась насильственной грузинизации: абхазский язык был исключён из школьной программы, поощрялась замена абхазских фамилий их грузинизированными формами, шла грузинизация кадров, была организована миграция грузин на территорию Абхазии, снижение удельного веса абхазов от общей численности населения республики.

О деградации системы говорит уже и тот факт, что когда Горбачёв один за другим сдавал все важнейшие стратегические и жизненные даже интересы России, никому не хватило духу противостоять тому. КГБ, казавшийся столь вездесущим, пассивно наблюдал за творящейся невиданной изменой и подспудно уже пристраивал государственную собственность под крыло «надёжных людей», которые в скором времени стали в новой России олигархами… Армия также исполняла предательские решения. Общественное мнение, утерявшее элементарную адекватность, голосило, что «врагов у нас нет», и этого общественного мнения вновь, как почти сто лет назад, накануне революции 17-го года боялись власти, военные, политики, даже те, которые в душе понимали, что происходит катастрофа. Как и в 17-м году все те, кто обязан был принять волевые решения, имел на то право и возможность, растерялись, испугались и самоустранились. Жалкая попытка путча лишь ещё больше обнажило эту трусость и беспомощность: дрожащими руками власть не удержать. Вновь, как в 17-м году, измена одних, глупость вторых и трусость третьих привела к трагедии.

3. Реванш Февраля

Существует мнение, будто бы в 91-м году произошло свержение коммунистического ига, что является первым шагом к возрождению прежней России. Это, как минимум, прекраснодушие, как максимум, сознательная клевета. В 91-м году не Россия победила коммунистов, а всего лишь Февраль взял реванш у Октября. Февраль, пустоты которого не принял русский дух в 17-м, одолел теперь, когда он, подготовленный семидесятилетним подавлением, оказался ослабленным. Как уже было сказано выше, Февраль ничуть не законнее Октября, но даже хуже, поскольку именно он сверг законную русскую власть. Своей принадлежности Февралю не отрицают и сами демократы-«перестройщики», открыто превознося его. К примеру, небезызвестный Александр Яковлев неоднократно заявлял о «законности» Временного правительства. Итак, к власти пришли люди, готовые ставить гильотину на площади в случае неповиновения непросвещённого народа, люди, считающие народ «быдлом», которое нужно «просвещать» силой, люди, которые, напомним, придя к власти в 17-м, открыли Россию для въезда в неё террористов и мерзавцев всех мастей (из США на кораблях прибывали будущие «герои» Октября во главе с Троцким, из Швейцарии – Ленин и Ко), создав таким образом все условия для захвата ими власти, люди, допустившие в то время приказы Петросовета (власти изначально более реальной, чем сами «временщики»), направленные на разгром русской армии в разгар войны, которую предполагалось вести «до победного конца». Именно эти деятели пришли к власти в 91-м году. Но не ушли из неё, как можно было бы предположить, и прежние «хозяева». Идейные, а подчас и кровные потомки «старых большевиков», с лёгкостью перерядившись в демократические личины, остались у руля, проводя в жизнь всё ту же политику своих предшественников, направленную на уничтожение русского народа и разгром России. Этой спайки нео-февралистов и нео-большевиков не приходится удивляться. По сути, они плоды одного дерева, и неслучайно в 17-м году сами февралисты фактически привели большевиков к власти, исполнив свою миссию по сокрушению монархии. А потому нам сегодня нужен реванш не над Октябрём только, но над Февралём. В своё время Фёдор Достоевский, сравнивая последователей Белинского и Чернышевского, отмечал, что, в сущности, разница между ними невелика: первые считают, то ничего в мире не изменится, никакого убытка не будет, если Россия провалится (главная мысль романа «Дым», по собственному признания Тургенева, находившего, что все попытки русизма и самостоятельности – свинство и гадость), присовокупляя при этом, что Россию любят, а вторые откровенно желают ей провалиться. Та же история с февралистами и большевиками. В сущности, и те, и другие не против, чтобы Россия исчезла, или же вовсе за это. Именно такой цели служат все их деяния. И цели своей они пока, к несчастью, добиваются.

И, вот, с такими-то итогами мы вошли в 21-й век. Наша страна разрушена и, что страшнее всего, продолжает разрушаться. Мы живём в окружении мифов и призраков прошлого, которые заставляют нас постоянно биться друг с другом. Россия напоминает корабль, попавший в шторм, команда которого так яростно дралась за то, кому встать у штурвала, что сломала этот штурвал… Мы сбились со своего пути, ушли от него очень далеко и заблудились. Мы заложники ошибок прошлого и чужих догматов. 

4. Созидательный национализм

Однако, после долгих лет безвременья, в русском обществе начинается поиск нового-старого пути, своего пути. Западные «блага», столь прельстившие многих вначале, уже приелись. Всё-таки, несмотря ни на что, русский человек ещё не измельчал до такой степени, чтобы дегенеративные западные боевики и иная развесистая клюква, смогли удовлетворить его запросам. Нам нужно нечто большее. Об этом говорит нам наш дух, ещё не забитый окончательно. И сегодня русский народ начинает ощущать духовный голод, вакуум, который нужно заполнить. Беда, если заполнят его опять призраками, дадут камень вместо хлеба. Сегодня русский народ, может быть, имеет последний шанс выбраться из пропасти. Для этого нам нужно вновь обрести свой путь. Нужен Бог в душе (потому что немыслим русский человек без Бога, и любая идея вне Его будет лишь призраком, убийственным для нас)  и Царь в голове. 

Наряду же с этим необходима новая национальная идея. Стратегия развития. Новая идеологическая модель. И эта модель – созидательный национализм. Этого не нужно пугаться. Если вдуматься, все великие деятели прошлого, строители своих стран были националистами. Разве интернационалистом был Ришелье? Бисмарк? Рузвельт? [2] Интернационализм – это один из призраков. А призраки способны лишь разрушать жизнь своим присутствием, но не способны к действию, ибо бесплотны. Национализм получает сегодня всё большую поддержку в широких слоях российского общества. Эта поддержка возникает, как инстинкт защиты, самосохранения русского народа, столетие почти пребывающего в состоянии геноцида. Важно лишь не забрать опять слишком круто, не перешагнуть черту, за которой национализм (любовь к своему народу) – созидание, перерастает в шовинизм и нацизм (ненависть к другим народам) – разрушение. 

Сегодня национализм преподносят, как нечто тождественное нацизму, когда, в реальности, понятия эти совершенно различны.

Нацизм есть необоснованное превознесение своей нации над всеми прочими, при абсолютном презрении и даже враждебности к последним. Нацизм - явление деструктивное по своей сути.

Не менее деструктивно такое понятие, как интернационализм. Данная идеология восстаёт на саму основу мироздания, ибо человечество создано разноплеменным, и делать из него однородную, серую массу - значит, бороться с природой, с Богом, что есть безумие, не менее страшное и смертоносное, чем нацизм. Интернационализм – идеология Вавилонского Столпотворения.

Эти два полярных явления, на самом деле, лишь две стороны одной медали, медали разрушения, неприятия мира таким, каким сотворён он. Нацизм мечтает, чтобы осталась лишь одна нация. Интернационализм - чтобы не было ни одной, а осталась лишь человечина.

Национализм же есть как раз чувство охранительное, противоядие от обоих выше указанных зол. Национализм - здоровое и естественное проявление жизни всякого народа, ибо всё великое - национально.

Никто не станет упрекать ребёнка в том, что он любит свою мать, а не чужую, какой бы прекрасной она не была. К чужой ребёнок будет относиться почтительно, дружить с детьми её, но никогда не променяет на неё родную мать. То же и с народом. Человек может обожать иные культуры и страны, питать самые дружеские чувства к представителям иных наций, но при этом, разумеется, свой народ, свой язык, своя земля будет у него стоять на первом месте. Это и есть национализм. И только очёнь нездоровый и глубоко извращённый ум может увидеть в этом что-то худое. 

Национализм - здоровое чувство самоуважения, уважения к своей стране, нации, культуре, языку при совершенном дружелюбии и лояльности к иным народностям и их традициям. Человек, не уважающий себя, не может искренне уважать другого. Он или будет прислуживаться и унижаться перед ним, втайне ненавидя его, или же ненависть будет явной, приобретающей весьма опасные формы. Это случится из-за отсутствия стержня в таком человеке, от чего будет бросать его из крайности в крайность. Для народа таковым стержнем является национализм. Человек, сознающий свою силу, никогда не бывает жесток. А трусы, согласно А.В. Суворову, жестоки всегда. То же и с народами. Народ сильный и себя уважающий никогда не будет жесток по отношению к иным народам. Таковым был на протяжении всей истории своей народ русский, на могучем древе которого расцветали самые различные племена и культуры. Не гонор, не "шапкозакидательство", но здоровое, национальное чувство необходимо всякому народу, как воздух. От этого зависит его выживание, ибо народ, лишённый национального чувства обречён погибели.

Всякий, именующий себя русским националистом, должен не просто именоваться так, но соответствовать сему имени. И.А. Ильин писал: «Национализм есть любовь к историческому облику и творческому акту своего народа во всем его своеобразии. Национализм есть вера в инстинктивную и духовную силу своего народа, вера в его духовное призвание». Национализм – это не вопли «бей их!», это не оскорбления людей за их национальность (таковое оскорбление есть, в первую очередь, унижение себя и самой идеи национализма). Национализм – это знание своей истории, языка и культуры и уважение к ним. Человек, знающий и любящий свою культуру, никогда не ополчится на чужую. Последнее означает невежество ополчающегося. Национализм – это ответственность. Человек, который публично матерно и уничижительно отзывается об ином народе, сводит дискуссию к уровню бытовой разборки, безответственен. И здесь неуместны оправдания: «они тоже себе позволяют». Если мы обвиняем их, то не имеем права опускаться до их уровня, роняя достоинство своё и русской идеи. Наконец, русский националист, который сам уродуют русский язык, националистом называться не может. Ни один националист не позволит себе неуважительное отношение к родному языку. Как можно, не соблюдая этой нормы, обращаться к кому-то: «русский язык сначала выучи!» Националист должен быть примером подлинно русской культуры, характера, Духа. Русские – нация Духа. И именно этот Дух мы должны оберегать, развивать, распространять. И упаси Бог здесь от невежества и радикализма, способных лишь дискредитировать русскую идею, национальное движение. Китайский философ Сунь Цзы говорил: «Знай своего врага, знай самого себя – и победа твоя станет неминуемой». Наша сила не в пустопорожних спорах и биении себя в грудь, но в реальном знании самих себя (не неумеренное прославление, но именно знание: как достоинств наших, так и недостатков – столь необходимое для избежания впредь уже имевших место ошибок) и своих врагов, в умении владеть собой и внушать уважение даже тем, кто с нами не согласен. П.Б. Струве писал:

«России нужна не реставрация, а нечто более глубокое и духовное: целый ренессанс. Перед задачами такого возрождения исчезают все чисто политические проблемы, споры о которых могут получить смысл только тогда, когда русские люди вновь духовно вернутся в страну своих отцов».

Нынешние власти и «элиты» этой великой задачи выполнить не способны, так как сами духовно пусты, и все деяния их, не имея под собой духовного фундамента, некой объединяющей идейной парадигмы, будут обречены на провал. Лишь та сила, которая сможет удовлетворить этой главный запрос, сумеет удержать Россию от окончательного разрушения и вернуть её на её исторический путь. Главное, не оступиться, не ошибиться, не опоздать, потому что время, увы, работает не на нас.

В Откровении сказано, что последним временам будет в числе прочего предшествовать колоссальное уплотнение времени. Постепенное его уплотнение происходит всю историю. С развитием многочисленных технологий скорость развития самых различных процессов в мире неуклонно возрастает. Несколько веков назад в год происходило меньше событий, нежели сегодня в день. Мир неудержимо меняется, появляются новые центры влияния, меняется геополитическая карта мира, а Россия вынуждена стоять в стороне, её мнения уже не спрашивают, а лишь ставят перед фактом. Это не значит, что нам в обозримом будущем следует вмешиваться во все процессы, пытаясь вернуть утраченное влияние, класть все силы, чтобы догнать далеко вперёд ушедший мир. Мы слишком долго находились в положении догоняющего и, наконец, остались лежать на дороге. Геополитика – не то соревнование, где действует принцип «главное не победа, а участие». Ни один атлет после тяжелейших травм не пытается состязаться с сильнейшими соперниками, не оправившись и не вернув себе былую мощь. А на это уходит совсем немало времени. До тех пор он не участвует в соревнованиях, как бы ему того не хотелось. Впрочем, участвовать в современных соревнованиях и без того более чем сложно. Трудно соревноваться с игроком, который одновременно выступает в роли арбитра, трудно соревноваться, когда комплекты медалей уже запроданы и поделены. Поэтому речь сегодня не идёт о каких-либо первенствах и гонках: в них мы ещё долго будем обречены на роль догоняющих, унизительную и ненужную. Речь идёт о самовосстановлении России и русского народа, о наращивании внутренней её мощи, которая одна лишь может быть залогом внешней. Нужно объективно и трезво оценивать свои силы и не пытаться сразу брать недосягаемую высоту. России нужно не суетиться, а сосредотачиваться. Но нельзя и медлить, иначе мы рискуем проиграть главную схватку. Схватку со временем. А посему нужно двигаться, согласно завету Петра Столыпина «вперёд на лёгком тормозе».

К сожалению, как раз с трезвостью и объективностью чаще всего возникают у нас трудности. Мы все склонны к крайностям. А мифотворчество последнего века породило столько неразберихи, что сам чёрт ногу сломит. Груз неразрешённых вопросов стопудовой гирей висит на наших ногах, мешая идти.

Уже в 19-м веке, как отмечалось выше, возникло в русском обществе это невероятное желание, болезненная страсть к спорам. В наши дни она достигла, кажется, своего апофеоза. Спорят все, со всеми и обо всём. Причём все почти склонны претендовать на истинность своего мнения, отказывая в оной другим, что порождает взаимное неприятие и отчуждение.

Сейчас очень много и часто говорят о необходимости объединяться, «чтоб не пропасть по одиночке». Вспоминают соборность, столь свойственную русскому народу. Кстати, стоит заметить, что, едва отойдя от оной, русский человек часто бросается в анархизм. Собственно, анархизм есть обратная сторона соборности. В сегодняшней сумятице взглядов эти два взаимоисключающих, казалось бы, инстинкта подчас умудряются сосуществовать в одном человеке. Вообще, иной раз поражаешься, как в иных людях уживаются идеи, друг другу в корне противоположные. Православные коммунисты, антисемитствующие ленинцы, соборные анархисты… Присутствовало это и прежде. Например, Марина Цветаева в своём дневнике не раз упоминала о ярых сторонниках большевиков, остающихся антисемитами: «Я из принципа с антисемитизмом бороться не могу!». Сегодня это соединение несоединимого повсеместно обнажается до предела. Этому, безусловно, способствует обилие различных мифов, которые многие предпочитают фактам. Пусть враньё, но зато так красиво! – принцип действует безотказно. О многом судят, не вникая в тему, с чужих слов (подчас невежественных, подчас клеветнических), по хрестоматийному: «Я Пастернака не читал, но осуждаю!». Так, не читая, у нас судят о многом и о многих. По принципу ОБС (одна баба сказала). К чему это приводит? Во-первых, к «разрухе в головах». При таком смешении всего и вся весьма трудно определить, за что и с кем мы воюем и очень легко, обманувшись, открыть огонь по своим, что видим мы регулярно. Сегодня всякий берущийся рассуждать «о судьбах России» оказывается между Сциллой и Харибдой бытующих в русском общественном сознании предубеждений и призраков, оборачивающихся подчас перекрёстным огнём над его головой. «Мы за Сталина, но против Ленина», «Ленин построил великую страну», «Победи Гитлер, победил бы и русский народ», «В Белом движении было много неруси и интервентов» - это лишь маленькая толика мифов, бытующих в различных частях русского только так называемого патриотического лагеря. Иконы и хоругви вперемешку с портретами Маркса, Ленина и Сталина, памятники Ильича у монастырских стен, смесь идеи белой с красной… В иных причудливым образом уживаются Сталин, Гитлер, Че-Гевара и… Христос. Куда уж дальше? И тронь один из этих мифов, как его адепты тотчас ринуться в атаку с обвинениями в (сразу же!) предательстве и нелюбви к России. Грызня идёт повсеместная. В каждой маленькой самой организации. Разброд и шатание пронизывают Православную Церковь. Уже имеем мы несколько православных церквей, а в каждой из них, в свою очередь имеются различные течения, весьма враждебно настроенные друг к другу. Все говорят: объединение, соборность – и тотчас рассыпаются уж не на крупные лагеря и организации, но на секты какие-то. Вот, и выходит у нас взамен соборности соборное сектанство. Наша собственная гражданская война в душах, которую мы постоянно носим с собой, гораздо страшнее и опаснее всех заговоров наших врагов, и враги эти будут побеждать до той поры, пока мы будем воевать за призраки друг с другом, уничтожать нас, пока мы будем позволять им это. И это позволение – целиком и полностью наша вина, которую мы так часто не хотим признавать и пытаемся переложить на чужие плечи.

5. Комплекс Адама или Заговор против России?

Такое переложение ответственности несправедливо, потому хотя бы, что большинство не может быть менее ответственным за происходящее, чем меньшинство. Русские составляют в России абсолютное большинство и потому в первую очередь несут ответственность за все, что в ней творится. И это наш грех, если мы допустили, что горстка негодяев захватила власть над нашей страной. И не стоит нам уподобляться библейскому Адаму: «Я съел яблоко, которое дала мне моя жена, которую дал мне Ты, Господи…» Помня преступления чужие, нельзя забывать и грехов собственных. И развитие этакого комплекса Адама ни к чему хорошему не приведёт.

Однако объяснять пресловутую теорию заговора против России, ставшая из-за неумеренного привязывания её к любой русской беде едва ли не общим местом, маниакальностью её авторов и сторонников и вышеназванным комплексом, будет столь же ошибочно, сколь и перекладывать всю вину за наши беды на эти самые заговоры. Приведём выдержки из нескольких документов, написанных в разное время разными людьми.

«Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя, знамя будущего, знамя красное и с громким криком: «Да здравствует социальная и демократическая республика русская!» - двинемся на Зимний дворец истреблять живущих там… Мы издадим один крик: «В топоры!», - и тогда, кто будет не с нами, тот будет против, кто против, тот наш враг, а врагов следует истреблять всеми способами… На сколько областей распадётся земля русская – этого мы не знаем! Вовлечь Россию в войну… Начнётся война, потребуются рекруты, произведутся займы, и Россия дойдёт до банкротства. Тут-то и вспыхнет восстание, для которого достаточно будет незначительного повода!» - из прокламации «Молодой России». 1862-й год.

 «Когда самодержавная Россия останется последней цитаделью христианства, мы спустим с цепи революционеров-нигилистов и безбожников и вызовем сокрушительную социальную катастрофу, которая покажет всему миру во всём его ужасе абсолютный атеизм, как причину одичания и самого кровавого беспорядка… Тогда всё бесчисленное множество разочарованных в христианстве, жаждущее в душе своей божественного идеала, примет просвещение через всемирную проповедь чистейшего люциферианского учения, к тому времени уже открытую и всенародную». Альберт Пайк, духовный вождь международного масонства. 15 августа 1871-го года.

«Прежде всего надо предусмотреть разделение территории, населяемой русскими, на различные политические районы с собственными органами управления, чтобы обеспечить в каждом из них обособленное национальное развитее. (…)

Нет сомнения в том, что такое административное дробление русской территории и планомерное обособление отдельных областей является одним из средств борьбы с усилением русского народа.

Вторым средством, ещё более действенным, чем мероприятия, указанные в пункте «А», является ослабление русского народа в расовом отношении. (…)

Важно, чтобы на русской территории население в своём большинстве состояло из людей примитивного полуевропейского типа. (…)

…настоятельно необходимо сознательно проводить политику на сокращение населения. Средствами пропаганды, особенно через прессу, радио, кино, листовки, краткие брошюры, доклады и т.п., мы должны постоянно внушать населению мысль о том, что вредно иметь много детей. Нужно показывать, каких больших средств стоит воспитание детей и что можно было бы приобрести на эти средства. (…) …Должна быть развёрнута широчайшая пропаганда противозачаточных средств. (…) Распространение этих средств и аборты ни в коей мере не должны ограничиваться. (…)

Не следует допускать каких-либо налоговых привилегий для многодетных, не оказывать им денежной помощи в виде надбавок к зарплате». Из доклада рейхсфюреру СС «К вопросу о будущем обращении с русским населением». 27.04.42.

«Окончится война, всё как-то утрясется, устроится. И мы бросим всё, что имеем, — всё золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей. Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания.

Из литературы и искусства, например, мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением... исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино — всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и прославлять так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, — словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство. Национализм и вражда народов, прежде всего вражда и ненависть к русскому народу — всё это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы духовной нравственности. Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, главную ставку будем делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать её. Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов». Аллен Даллес. 1945 г.

Складывается ощущение, будто бы одна и та же сила водила рукой авторов этих столь разных документов. Сила, поставившая целью, уничтожить России. Сила, объединяющая всех этих авторов. Её почерк гениально угадал великий провидец Достоевский:

«Слушайте, мы сначала пустим смуту. Я уже вам говорил: мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не те только,  которые режут и жгут, да делают классические выстрелы или кусаются. Такие только мешают. Я без дисциплины ничего не понимаю. Я ведь мошенник, а не социалист, ха-ха! Слушайте, я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв и, чтобы денег добыть, не мог не убить, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтоб испытать ощущение, наши, наши. Присяжные, оправдывающие преступников сплошь наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают! С другой стороны, послушание  школьников и дурачков достигло высшей черты; у наставников раздавлен пузырь с желчью; везде тщеславие размеров непомерных, аппетит зверский, неслыханный... Знаете ли, знаете ли, сколько мы одними готовыми идейками возьмем? Я поехал - свирепствовал тезис Littre, что преступление есть помешательство; приезжаю - и уже преступление не помешательство, а именно здравый-то смысл и есть, почти  долг, по крайней мере благородный протест. "Ну как развитому убийце не убить, если ему денег надо!" Но это лишь ягодки. Русский бог уже спасовал пред "дешевкой". Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты, а на судах: "двести розог, или тащи ведро". О, дайте, дайте, взрасти поколению. Жаль только, что некогда ждать, а то пусть бы они еще попьянее стали! Ах как жаль, что нет пролетариев! Но будут, будут, к этому идет... (…) Мы провозгласим разрушение... почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Тут каждая шелудивая "кучка" пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал... Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам...».

Не менее гениально прозрел этот почерк и И.А. Ильин:

«У национальной России есть враги. Их не надо называть по именам: ибо мы знаем их, и они знают сами себя. Они появились не со вчерашнего дня и дела их всем известны из истории.

Для одних национальная Россия слишком велика, народ её кажется им слишком многочисленным, намерения и планы её кажутся им тревожно – загадочными и, вероятно, “завоевательными”; и самое “единство” её представляется им угрозой.

Малое государство часто боится большого соседа, особенно такого, страна которого расположена слишком близко, язык которого чужд и непонятен, и культура которого инородна и своеобразна. Это противники – в силу слабости, опасения и неосведомленности.

Другие видят в национальной России – соперника, правда, ни в чем и никак не посягавшего на их достояние, но “могущего однажды посягнуть” на него, или слишком успешным мореплаванием, или сближением с восточными странами, или же торговой конкуренцией! Это недоброхоты – по морскому и торговому соперничеству.

Есть и такие, которые сами одержимы завоевательными намерениями и промышленной завистью: им завидно, что у русского соседа больше пространства и естественные богатства; и вот они пытаются уверить себя и других, что русский народ принадлежит к низшей, полуварварской расе, что он является не более, чем “историческим навозом” и что “сам бог” предназначил его для завоевания, покорения и исчезновения с лица земли. Эти враги – из зависти, жадности и властолюбия.

Но есть и религиозные давние недруги, не находящие себе покоя оттого, что русский народ упорствует в своей “схизме” или “ереси”, не приемлет “истины” и “покорности” и не поддается церковному поглощению. А так как крестовые походы против него невозможны и на костер его не возведешь, то остается одно: повергнуть его в глубочайшую смуту, разложение и бедствия, которые и будут для него или “спасительным чистилищем”, или же “железной метлой”, выметающей Православие в мусорную яму истории. Это недруги – из фанатизма и церковного властолюбия.

Наконец, есть и такие, которые не успокоятся до тех пор, пока им не удастся овладеть русским народом через малозаметную инфильтрацию его и души и воли, чтобы привить ему под видом “терпимости” - безбожие, под видом “республики” - покорность закулисным мановениям, и под видом “федерации” - национальное обезличие. Это зложелатели – закулисные, идущие “тихой сапой”…

Не умно ждать от неприятелей – доброжелательства. Им нужна слабая Россия, изнемогавшая в смутах, в революциях, в гражданских войнах и в расчленении. Им нужна Россия с убывающим народонаселением, что и осуществляется за последние годы. Им нужна Россия безвольная, погруженная в несущественные и нескончаемые партийные распри, вечно застревающая в разногласии и многоволении, неспособная ни оздоровить свои финансы, ни провести военный бюджет, ни создать свою армию, ни примерить рабочего с крестьянином, ни построить необходимый флот. Им нужна Россия расчлененная, по наивному “свободолюбию” согласная на расчленение и воображающая, что её “благо” - в распадении.

Но единая Россия им не нужна.

Одни думают, что Россия, расколовшаяся на множество маленьких государств (например, по числу этнических групп или подгрупп!) перестанет висеть вечной угрозой над своими “беззащитными” европейскими и азиатскими соседями. Это выговаривается иногда открыто.

И еще недавно, в тридцатых годах, один соседний дипломат уверял нас, что такое саморасчленение “бывшей России” по этническим группам будто бы уже подготовлено подпольными переговорами за последние годы и начнется немедленно после падения большевиков».

«Они (расчленители - Е.С.) мечтают о том, что после падения большевиков граждане единой России опять провалятся в хаос и всепозволенность, безнаказанно разложат своё государство и осуществят по своему произволу столько “общественных договоров”, и учредят, ни с чем не считаясь, столько новых “государствиц”, сколько им заблагорассудится, с тем, что каждое из этих новообразований будет иметь своё правительство, свою армию, свою монету и свою дипломатию…Именно поэтому они желают, чтобы “российские народности” не считались больше с существованием единого русского народа и государства, а воспользовались после – большевистской кончины, смутой для осуществления всеобщего произвола и распада – на основании ложно понятой доктрины “общественного договора”.

Каждому жителю России должно быть предоставлено право, определить по своему усмотрению, к какому такому государству ему принадлежать – к России, или к какому-нибудь иному: кто хочет, потянется к Турции, кто к Китаю, кто к Польше, кто к Германии.

Иные пусть учредят новые государства: Тунгузию, Чувашию, Черемисию, Украину, Белоруссию, Зырянию, Грузию, Крымию. 

Или, подобно тому, как было в 1917 году: Моршанскую Республику, Саранскую Федерацию, Сычевскую Демократию, Чухломской Кантон, Новоржевский Штат, Пошехонскую Советию, Бузулукское Ханство, Ивано – Вознесенскую Социалистическую Олигархию и Минское Прелатство…

Они мечтают превратить Россию во множество политически – ничтожных и стратегически – бессильных карликов, и тем предать её на завоевание и порабощение западным и юго-восточным государствам…

Не трудно догадаться из какой среды идет эта программа и кто за ней стоит…Но Россия сама скажет за себя своё последнее слово».

Заговор против России не выдумка, от которой можно отмахнуться в прекраснодушных устремлениях, но нельзя, повторимся, и списывать всё на него, хотя, понятное дело, что менее обидно сознавать себя жертвой заговора могущественных международных сил, нежели собственных проявленных в решительную минуту слабосилия, близорукости, а в иных случаях и подлости. Но взгляд через удобную призму не выведет нас на верный путь, но только затруднит этот выход. Не забывая почерк врага, не забудем же и собственных пороков и проступков, без подспорья которых вряд ли удался бы заговор даже столь могущественных сил. Сегодня де-факто продолжается война против России. Войну геополитическую (холодную) она уже проиграла. Но не проиграна ещё война самая главная и грозная – духовная. Пока она не проиграна, Россия ещё может подняться из руин, и это прекрасно понимают её враги. А потому именно духовный фронт представляется нам наиважнейшим. От итогов этой духовной брани будет зависеть не только будущее России, но и всего мира.

6. Во что же всё-таки метили?

У нас любят повторять фразу философа Александра Зиновьева: «Метили в коммунизм, а попали в Россию». Для некоторых она, в самом деле, справедлива. Кое-кто желал крушения Союза из искренней любви к России, веря, что, как только удастся сбросить дьявольскую машину КПСС, так Россия сможет вернуться в свою историческую орбиту. В результате, машину не сбросили, она лишь изменила наименование, а разрушили саму Россию. Надо заметить, что и в Феврале 17-го года, и прежде, занимаясь расшатыванием основ, многие русские люди верили, что совершают благо для своей страны. Войны Русского Корпуса, вставшие под знамёна Третьего Рейха свято верили в то, что несут избавление своей искренне и глубоко любимой Родине от страшного коммунистического ига. И многие русские патриоты, вольно или невольно внесшие свой вклад в крах СССР, искренне верили, что спасают Россию от коммунизма. Чем же объяснить подобные парадоксы? Что за насмешка судьбы? Какой призрак обращает любовь к Родине в служение её врагам? В своё время блестящий русский воевода князь Курбский бежал в Литву, откуда, надо сказать, небезосновательно обличал тиранию Иоанна Грозного. Бежавший князь искренне верил, что для спасения русского народа от безумного деспота, нужно уничтожить самого деспота, то есть Царя. И, вот, русский князь, столь отличившийся в битвах с татарами за Русскую Землю, идёт в рядах неприятельского войска войной на русский город Псков и сражается с его защитниками… Князь Курбский, фактически, первый русский диссидент[3]. И последующие борцы за справедливость, за «правильную» Россию против России настоящей, за редким исключением были одержимы одним и тем же синдромом: синдромом князя Курбского. Такие деятели обречены всегда становиться марионетками в игре врагов России, умело манипулирующих ими, используя в качестве оружия против их Родины, в своём служении благу коей они так убеждены.

Но все ли боролись только с Советским Союзом? Во что всё-таки метили? Те, кто стоял у рычагов управления мировыми и внутресоюзными процессами, отнюдь не были прекраснодушными интеллигентами и уж, тем более, прекраснодушными патриотами. Они точно знали, что делали, во что метили. И метили они вовсе не в Советский Союз, а именно в Россию, внешней оболочкой которой являлся СССР. Об этом свидетельствуют, в частности, приводимые выше выдержки из различных документов с планами развала России (не Союза!).

Но не будем сейчас подробно разбирать мировую закулису. О ней написано немало и подробно. Обратимся к так называемой «русской интеллигенцией» или «советской образованщине». Принято считать, что уж она-то точно метила в Союз, но… промахнулась… Однако, это относится лишь к одной её части. Другая же, как и её закулисные хозяева, метила именно в Россию, именно историческая Россия, именно русский, а не советский народ был ей ненавистен.

Об этом свидетельствует, в частности, Александр Солженицын, показывая в своей статье «Наши плюралисты», что, в реальности, большая часть эмиграции боролась именно с Россией и русским народом, а к «старым большевикам» сохраняла устойчивую симпатию:  «…облыжно валят коммунизм на проклятую Россию и на проклятый русский народ». В качестве доказательства тому писатель приводит ряд высказываний известных деятелей эмиграции. Приведём их и мы:

«В качестве общественного человека русский человек останется рабом». Синявский.

«Альтернатива: либо миру быть живу, либо России». Синявский.

«Татаро-мессианская Россия…» Янов.

«Была ли Россия тюрьмой народов? У кого достанет совести это отрицать?» Шрагин.

«Русские – сильный народ, только голова у них слабая».

«Широкая русская натура Подонка».

«Религия, которую как будто исповедует русский народ» (о Православии)

«Самые обманчивые, демагогические, подкупные выборы в каком-нибудь американском штате – в моральном, этическом, духовном и христианском смысле несравнимо выше всей многовековой истории русского самодержавия».

«Нет смысла задним числом устраивать суды над Милюковым или, скажем, Парвусом (над Сталиным – нужно, это вопрос иной)»…

«…Так с удивлением замечаем мы, что наш выстраданный плюрализм – в одном, в другом, в третьем признаке, взгляде, оценке, приёме – как сливается со старыми ревдемами, с «неиспорченным» большевизмом. И в охамлении русской истории. И в ненависти к православию. И к самой России. И в пренебрежении к крестьянству. И – «коммунизм ни в чём не виноват». И – «не надо вспоминать прошлое». А вот – и в применении лжи как конструктивного элемента…» - резюмирует Солженицын, предупреждая, между прочим, задолго до Перестройки, об угрозе повторения Февраля, «бушующего кабака, за 8 месяцев развалившего страну».

Таким образом, можно с уверенностью констатировать факт: не Советский Союз, не коммунизм, не какие-либо российские порядки ненавистны мировым кукловодам, нашим интеллигенствующим радикал-демократам и нынешнему правящему классу, но сама Россия, Святая Русь, Русь Православная, русский народ, русский Дух и всё, что с ним связано. И потому единственной силой, которая сможет удержать Россию от окончательного скатывания в пропасть и возродить её, может быть лишь та, которая именно эти начала поставит во главу угла и будет следовать им не декларативно, но на деле.