Т.В. Гаджиев

 

ИМПЕРАТИВ ИМПЕРИИ

 

Империя не должна погибнуть - "на том стою и не могу иначе" - я так думаю, так чувствую и так хочу. Предвижу, как трудно будет моим соотечественникам воспринять этот тезис, - мне было трудно его произнести. Людям, сформировавшимся в обществе, выстроенном в соответствии с объективными законами истории, - приемлемей должен казаться тезис - империя не может погибнуть, подкрепленный соответствующими доводами, которых, при желании, можно изыскать никак не меньше, чем у тех, кто доказывает неизбежность ее гибели.

Однако, подобная полемика, произрастающая из почвы известных научно-практических конференций, есть ни что иное, как попытка убедить суеверных людей в том, что не всякая, а только черная кошка приносит несчастье. Суевериям типа: закономерность исторического развития, магистральный путь развития, и. т. п. - должен быть противопоставлен выбор пути развития, иначе говоря, суеверию должна быть противопоставлена подлинная вера, а отнюдь не очередное суеверие. Тем более, что элементарный разум требует согласиться с тем, что империя может погибнуть при наличии мощных врагов, которые всегда имеются, и немощных управителях, которые появляются как кара Господня. Мало того, разум, сопряженный с мужеством, должен констатировать, что наша империя погибла.

И все-таки Империя не должна погибнуть, вернее, должна возродиться, вопреки всему и вся. Multa renascentur, quae jam cecidere - многое может возродиться из того, что умерло. Ее возрождение детерминировано самим фактом существования имперской нации и не нуждается ни в чем более. Причем имперская нация отнюдь не тождественна русскому народу, как то пытаются представить, порой очень разномастные, враги Империи. Имперская нация - это исторически сложившаяся на одной шестой части суши общность людей, сказавшая "быть" великой державе на референдуме 1991 года.

Итак, Империя должна возродиться. Зачать ее может и должен мужественный порыв имперской нации, но выносить может лишь бесстрашие и гибкость разума. Порыв - задача имперской элиты, как мужское начало, самодостаточен, бесстрашие же и гибкость разума - задача имперской нации в целом, подобно роженице нуждаются во вспомоществовании.

Вспомоществование - вот цель данной работы. Но для этого необходимо проверить наличествующий инструментарий, в данном случае сверить понятийный аппарат. Отметим, что в работе используются общепринятые понятия, издавна утвердившиеся в языке с одной лишь разницей, - они не имеют той эмоциональной окрашенности, какая существует у них в обществе. К примеру, такие понятия, как: империя, диктатура, национализм, консерватизм, корпоративность, соборность и т. п., не являются чем-то априори плохим и тем более аморальным, как и понятия: представительная демократия, плюрализм, интернационализм, либерализм, права человека, и.т. п., чем-то априори хорошим и тем более высоконравственным. Все эти понятия, суть только совершенно определенные понятия, не более, хотя для этого придется забыть, что именно демократия казнила Сократа и распяла Иисуса Христа, а первым борцом за равенство был и первый братоубийца Каин.

 

I

 

Империя возродится тогда и только тогда, когда на ее стороне будет сила.

 

"Можно ли представить себе жизнь без фактора силы? Пусть помешают рождению нового, обесплодят умы, заморозят души, усыпят нужды; вот тогда, несомненно, сила исчезнет из застывшего в неподвижности мира. Иначе никто не может сделать немыслимым существование силы. Сила - средство мысли, инструмент действия; эта акушерка необходима, чтобы добиться хотя бы одного дня прогресса. Сила - это щит мудрецов, оплот тронов, таран революции; порядок и свобода, в свою очередь, обязаны ей своим существованием. Сила - колыбель городов, скипетр империй, могильщик пришедшего в упадок, она дает законы народам и определяет их судьбу".

 

Цель столь пространной цитаты из генерала де Голля - не столько подтвердить очевидное, сколько высветить невероятное - господствующий в обществе совершенно инфантильный взгляд на пути и средства возрождения Империи. Все решает, и в конечном счете создает только сила, и великому европейцу де Голлю, это было столь же очевидно, как и великому азиату Чингисхану. Сила и есть одна из немногих общечеловеческих ценностей. На этот счет не заблуждались ни Александр Великий, ни Екатерина Великая, равно как и президент Линкольн и вождь зулусов Чака, именно поэтому у них что-то получалось. Причем сила отнюдь не тождественна насилию, ведь самое лучшее применение силы - есть угроза ее применения, что в реальной жизни практически неразделимо с убеждением.

А теперь зададимся вопросом, есть ли сила на стороне идеи возрождения нашей Империи, предварительно определив, какой она бывает. Сила бывает четырех видов: сила культуры или, уже, культурно-исторической традиции; сила идеи, которая при известных обстоятельствах становится материальной силой; финансовая сила и, наконец, сила вооруженных, равно как и очень больших невооруженных масс. Сегодня с уверенностью можно констатировать, что на стороне возрождения Империи находится только последняя сила, к сожалению не являющаяся самодовлеющей. Для приведения ее в движение должна быть задействована одна из первых трех, будь то сила традиции, идеи или же денег.

Но, очевидно, что финансовая сила сегодня не на стороне Империи. Национальный капитал, даже если допустить его слияние в один кулак, не сможет одолеть капитала ему противостоящего, во всяком случае вплоть до возрождения Империи.

Не в состоянии помочь делу возрождения Империи и культурно-историческая традиция - ее просто не существует. Как это ни парадоксально, но держава, сформировавшаяся и всегда существовавшая как Империя, почему-то, а вернее из-за недостатка соответствующих идей, стыдилась своей имперскости. Пока она именовалась империей, ее апологеты уступали критикам, вначале идейно, а затем и количественно. С возникновением Союза имперская культурно-историческая традиция умерла, так и не возродившись даже тогда, когда в его недрах снова вызрела вполне нормальная империя.

В итоге сегодня на стороне Империи, может быть, потенциально одна - единственная сила - сила идеи, сила новой имперской идеологии. Причем, чтобы стать силой достаточной для возрождения Империи, она должна быть не просто приемлема для большей части окружающего мира, но и открывать в перспективе возможности решения насущных и будущих проблем человечества в целом. Идеология, предназначенная только для внутреннего пользования, наверняка породит новую секту, но никогда не возродит Империи. Империя - это явление планетарного масштаба, поэтому игнорировать внешнеполитический аспект ее создания и тем более возрождения недопустимо в мире, еще не оправившемся от испуга, и потому заранее враждебном. Идея возрождения Империи только тогда станет реальной созидательной силой, когда овладеет не только подавляющей частью имперской нации, но и значительной частью народов мира, заместив в их сознании "империю зла", на императив добра.

Существует ли такая идея, а по существу цельная идеология? В "мире идей" безусловно, да.

Вопрос собственно заключается в том, кто, когда и как сможет и должен привнести ее в наш материальный мир. На вопрос "кто сможет и должен" - ответ однозначен - интеллектуальная элита имперской нации, и в том, что таковая потенциально существует можно не сомневаться, когда речь идет об одной из крупнейших наций мира. "Когда" - вопрос чисто риторический, не требующий иного ответа, как чем раньше, тем лучше.

А вот вопрос "как сможет" остается и по сей открытым, несмотря на кажущуюся очевидность ответа: посредством сплоченной, глубокоэшелонированной, политической организации, опирающейся на широкое общенациональное движение. И проблема не в том, что таковой пока не существует, а в том, что существующие, во всяком случае приобретшие определенную известность, находятся не на том пути. Эти организации можно рассматривать под общим определением и даже самоопределением – патриотические, из под которого выбиваются лишь крайние: ортодоксальные коммунисты - интернационалисты да глашатаи русского этностерильного государства. О первых можно сказать, что они хотят возродить государство, которое уже было на начальных этапах становления Союза; о вторых, что они грезят породить государство, которого никогда не было в истории.

Однако развал Империи был обусловлен не тем, что его творцы и адепты были антипатриотами. Это произошло по тому, что они исповедовали соответствующую идеологию, на протяжении последних двух столетий питающую интеллектуальный и, главное, социально-активный слой нашего имперского общества, да и не только нашего, тогда как провиденциальный смысл существования самой Империи, заключается именно в преодолении этой идеологии.

Настоящая работа, не претендует на решение всех вопросов, связанных с преодолением этой идеологии, сегодня еще доминирующей в мире и только в нашей стране дважды за прошедшее столетие явившей свою мощь в 1917 и в 1991 году. Подобная претензия была бы ничем иным, как попыткой создать идеологию отвечающую перспективам человечества на грядущее тысячелетие. Пристрелять цель, большего и не надо, хотя это именно тот случай, когда цель необходимо прежде разглядеть.

 

II

 

Казалось бы чего проще, ведь было уже сказано: "Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. И так по плодам их, узнаете их." (Матф, 7: 19-20). Но это только кажущаяся простота, ибо заранее предполагает определенное понимание того, что есть плод. В реальной же жизни на этот счет существует известная разноголосица, из которой можно вычленить два основных подхода.

Первый признает плодом (идеологии) общественно-экономический строй; форму государственно - политического устройства; действующее законодательство; до определенной степени, во всяком случае в ее надпочвенных слоях, господствующую культуру, и т. п.

Второй, напротив, признает плодом (идеологии) Человека, точнее определенный, доминирующий тип человеческой личности, выше же перечисленные явления общественной жизни – лишь вторичным продуктом его деятельности. В чисто теоретическом плане правомерность именно второго подхода представляется самоочевидной, поскольку явления общественной жизни создаются не идеологией, а силой, которой идеология становится, согласно заключению одного из крупнейших адептов первого подхода, овладев массами, т. е. огромной совокупностью схожих между собой человеческих личностей. Для нас важнее рассмотреть оба подхода в практическом плане.

Придерживаясь первого, никогда не удастся преодолеть раскол в обществе, как, впрочем, и добиться сколько-нибудь значимой поддержки извне. Ведь те или иные общественные институты и даже экономический строй в своем конкретно-историческом воплощении отличаются таким многообразием, таким причудливым смешением положительных и отрицательных элементов, что не позволяет выработать по отношению к ним однозначной позиции. Напротив, если задаться вопросом, по отношению к чему большая часть общества имеет единую позицию и может рассчитывать на поддержку извне, то ответ однозначен - одинаково неприемлемым для значительной части любого народа, является определенный тип человеческой личности. Сегодня этот тип в нашей стране находится у кормила власти, прежде всего экономической, и надо сказать, не только в нашей, что обеспечивает ему поддержку со стороны подобных извне. Конкретное его описание заняло бы несчетное количество страниц, в чем нет необходимости, поскольку он давно и всесторонне описан в соответствующей литературе. Квинтэссенцией же его является абсолютная свобода от своего провиденциального предназначения и, как следствие, абсолютная зависимость от своего животного естества.

Человек либеральный - таково его самоназвание, и оно верно, если не переводить это слово на русский язык, а сохранить как утвердившееся понятие. В противном случае, его пришлось бы перевести как человек свободный, что часто, не без умысла, делается, но при этом в корне меняется суть, ибо зависимый от своего животного естества человек не есть человек свободный, но есть человек животный, некий homo animalis. При этом, что особенно важно в плане практической политики, обнаруживается враг явный, коим является либерализм, ибо враг есть та ось, вокруг которой только и может вращаться политика. Наличие действительного врага освобождает от необходимости его изобретения, как методом вычленения во враги каких-то социальных групп внутри одного народа, так и каких-то народов внутри человеческого сообщества, что не только безнравственно, но и бесперспективно.

 

III

 

Раз цель - либерализм обнаружена, надо ее пристрелять, прежде определив конфигурацию последней. Она состоит из двух взаимодополняющих блоков некоторых устоявшихся понятий, их можно также именовать постулатами, символами веры, догматами, и т.п., что не суть важно.

К первому блоку должны быть отнесены догматы, которые совершенно не предназначены для того, чтобы их понимали, анализировали и тем более претворяли. Эти догматы призваны лишь формировать настроение. Известное изречение Протагора: "Человек есть мера всех вещей", о котором еще Аристотель сказал, что оно "ничего не содержит, хотя кажется, что содержит нечто особенное" (Аристотель, Соч., т.1, М., 1976., с. 225.) является, пожалуй, одним из первых во времени догматов этого блока.

Все эти свобода совести, свобода слова, другие догматы, состоящие из словосочетания, в котором присутствует слово свобода или же слово новый, как новое время, новый человек, вплоть до нового мышления, и прочие, также должны быть отнесены к этому первому блоку. Понятно, что перечислить их все, а тем более подвергнуть критике, невозможно, да и не нужно. В конце концов важен метод, а не каждый конкретный пример его использования, хотя без некоторых примеров не обойтись.

Попробуем задаться вопросом, что такое свобода совести, не имея в виду, что под этим подразумевается или какие настроения и ассоциации этим словосочетанием порождаются. Ответа на этот вопрос у нас нет, а мыслительные возможности позволяют ответить лишь на вопрос, что такое свобода от совести. Точно так же не возможно ответить, что такое свобода слова, когда известно, что даже то Слово, которое было вначале, было у Бога. Все же эти частные свободы: информации, художественного творчества, мнения, и.т.п. звучат, при попытке их анализа, не менее смешно, чем многократно осмеянное "министерство правды", но несравненно более лицемерно. А что значит новое время, новый человек или, наконец, новое мышление, когда известно, что именно мышление, а ни что-нибудь иное, позволяет человеку адаптироваться в постоянно изменяющейся, обновляющейся среде. Оно не может быть ни новым, ни старым, оно либо есть, либо его нет. Все эти догматы либерализма не значат в полном смысле ничего, однако у людей мыслящих материальными категориями они призваны вызывать положительную реакцию, так как ассоциируются с новым костюмом или новым автомобилем.

А теперь обратимся ко второму блоку, избрав для примера, выявляющего метод, некоторые из тех догматов, которые собственно и составляют внутреннее содержание либерализма, хотя и находятся, из соображений камуфляжа, в сочетании с понятиями из совершенно иного мировоззрения.

Права человека и гражданина - зачем они вместе? Что такое права гражданина понятно всем, как и права члена профсоюза, партии, любого человеческого сообщества, поскольку изначально каждый волен реализовать свое право вступить в него, или напротив, остаться вне его. Это верно и по отношению к гражданству, так как, если гражданство в подавляющем большинстве случаев и отражает факт рождения - это не лишает человека возможности изменить его. Напротив, права человека - нечто совсем другое, вернее, это нонсенс и с позиции логики, и с позиции основывающегося на логике права. И тем не менее, именно права человека - есть главное в этом догмате либерализма, тогда как права гражданина понадобились для того, чтобы завуалировать на начальном этапе его даже чисто теоретическую несостоятельность, как известно, впоследствии вуаль было отброшена.

Человек является в этот мир не по своей воле, он лишен изначального права - права выбора и именно поэтому, или после этого, у него нет и не может быть, как таковых, никаких прав. У человека в этом мире есть только обязанности. И все то, что либерализм именует правом: на жизнь, собственность, труд, жилище, охрану здоровья, благоприятную окружающую среду, и т.п., есть отнюдь не право, а обязанность человека. В системе прав человека, человек вынужден отстаивать свои права, но волен ими и пренебречь. В системе обязанностей человека, человек не волен пренебречь обязанностями ни под каким предлогом. В первом случае побудить человека пренебречь своими правами может направленное насилие, и куда более эффективное, что мы наблюдаем последнее время, направленное убеждение. Во втором случае - никто и ничто. Иначе говоря, пребывая в системе прав человека, можно быть на вполне законных основаниях: самоубийцей, бездомным, тунеядцем, наркоманом, загрязнителем окружающей среды и. т. п., тогда как, пребывая в системе обязанностей человека, все это, без злоупотребления явного, невозможно. Но, что самое главное, именно в системе обязанностей человека не может быть равенства, ибо налагаемые на каждого конкретного человека обязанности различны. Между тем, права человека равны у всех людей и чисто теоретически могут быть реализованы, как в системе свободного рынка, так и в системе коммунистического равенства.

Надо сказать, что именно проблема равенства, а отнюдь не свободы, как это кажется при первом приближении, составляет центральную проблему либерализма. "Свобода, равенство, братство" - лозунг, превосходно отражающий это центральное, системообразующее положение понятия равенства. Два же других, свобода и братство, будучи искусственно притянуты к нему, опять-таки в целях камуфляжа, каждое по-своему, не имеют с ним ничего общего.

Понятие свобода вообще не принадлежит нашему материальному миру, и следовательно, не может, в отличие от равенства, рассматриваться как социально или политически значимая цель. Такой целью может быть освобождение от национального, социального, конфессионального и любого иного гнета по принципу освобождения из под стражи. В соотношении с равенством, как впрочем и с любой иной социально-политической категорией или целью, свобода является ничем иным, как просто химерой.

Напротив, братство вполне соотносимо с равенством, но соотношение это абсолютно антагонистическое. Разъяснять это, и тем более подтверждать конкретными примерами, представляется излишним, так как каждый, опираясь лишь на собственный опыт родственных отношений, может удостовериться в том, что братство исключает равенство, как и равенство исключает братство. Братство - есть отражение единства мира в его многообразии, тогда как равенство - есть отражение многообразия мира, отрицающее его единство, в силу чего стремящееся это многообразие либо примирить, либо устранить, ибо даже сугубо материалистическая доктрина равенства не в состоянии отрицать того, что "не устоит дом разделенный".

Экстраполируя понятие братство в сферу политики, мы получим политическую доктрину, которая может быть выражена политическим лозунгом "Братство, ответственность, справедливость.", тогда как экстраполируя понятие равенство в сферу политики, мы получим политическую доктрину, которая может быть выражена политическим лозунгом "Равенство, безответственность, удача.", при этом удача может пониматься как угодно широко, за исключением промысла божьего.

Экстраполируя каждую из этих двух доктрин в сферу социальных отношений, мы получим в первом случае отношения патернализма, находящие свое воплощение в государстве с высокой и все возрастающей долей ответственности, тогда как во втором случае, получим отношения эгалитаризма, находящие свое воплощение в государстве с низкой и все убывающей долей ответственности, вплоть до ее полного отмирания. Под таким углом зрения ясно видно, что догмат либерализма, причем как коммунистического, так и антикоммунистического, гласящий, что "социализм - есть первая фаза коммунизма", рассыпается сам собой.

Коммунистическое государство - есть не что иное, как гипотетическое продолжение государства демократического, точнее государства представительной демократий, в основе которого лежит та же идея равенства. И то, что в одном случае делается попытка реализовать эту идею через равенство прав на базе соответствующего законодательства, а во втором, через равное удовлетворение потребностей на базе общественной собственности, не отменяет их генетического родства. Тем более, что идея равенства противоестественна и никогда, ни при каких обстоятельствах не может быть реализована. Она не может быть реализована ни на базе общественной собственности, которой просто не существует, ибо понятие собственности включает не только право владения, но также пользования и распоряжения, ни на базе равенства прав, поскольку даже наиболее оправданное с позиций здравого смысла равенство перед законом в принципе невозможно. В противном случае уголовный кодекс напоминал бы прейскурант, а институт суда мог быть заменен кассовым аппаратом.

К сказанному можно добавить, что и само государство представительной демократии - есть политико-правовой миф, этакая священная корова либерализма. Демократия может быть только прямой и не может быть представительной, став представительной, она перестает быть демократией, несмотря на сохранение института выборов. Выборы, как таковые, отнюдь не тождественны демократии, они либо являют собой необходимое и вполне разумное, при разумных ограничениях, средство от застоя политической жизни, либо, напротив, консервируют застой, искусно имитируя этакое броуновское демократическое движение.

Напротив, в основе государства социалистического лежит чисто провиденциальная идея братства, реализуемая в нем через ответственность государства за поддержание справедливости. Именно по этому признаку такое государство, в зависимости от времени, национальной культуры, иных обстоятельств, может называться халифатским, соборным, корпоративным, социалистическим, социальным и.т. п. Таким образом, социальное государство не является ничьей фазой, но является формой, той извечной формой, в которую неизменно отливалось всякое государство, находящееся на подъеме.

Вылепливается же эта форма не из тотального равенства перед законом и не из тотального равенства в не обладании частной собственностью, так как равенство отнюдь не тождественно справедливости. Максимальное приближение к справедливости достигается лишь равенством равных. Именно поэтому эта форма вылепливается, как это ни парадоксально, из привилегий, гарантированных равных привилегий для равных по социальным параметрам членов социума. Бесспорным является лишь то, что собственность такого государства должна быть настолько значительной, насколько это необходимо для того, чтобы эти справедливые привилегии были реально обеспечены.

Конечно, исторический опыт свидетельствует, что по прошествии времени в каждом известном ему государстве возникали и привилегии несправедливые, причем распространялись они не только на верхние, но и на нижние этажи общественного здания. Но тот же опыт свидетельствует, что происходило это не по причине существования частной собственности, хотя бы потому, что не препятствовала этому и так называемая общественная собственность, а по причине утраты государством провиденциального смысла своего существования. Происходит же эта утрата не сама по себе, а тогда, когда под воздействием идеологии либерализма из общественного сознания вымывается принцип служения, в том числе служения своему этносу и государству. Средством же, вымывающим служение, является один из главных догматов либерализма - интернационализм.

Зададимся вопросом, что собой являет интернационализм, как во внутреннем содержании, так и во внешнем его проявлении.

С точки зрения этимологии - это положение между народами, с точки зрения здравого смысла - между двумя стульями. Сам же либерализм, за невозможностью прямого ответа, прибегает к известному из математики методу от противного. При таком подходе оказывается, что интернационализм - это то, что противоположно национализму, который, в свою очередь, объявляется автаркией, ксенофобией, а в последнее время и агрессией. Но это всего лишь политиканский метод шельмования. Ведь любовь и преданность своему этносу, осознание его самобытности, самоценности, его провиденциального предназначения априори не предполагает ни автаркии, ни ксенофобии, ни тем более, агрессии. Отметим, что и автаркия, и ксенофобия, и так называемый, агрессивный национализм - есть всего лишь более или менее адекватная ответная реакция этноса на оказываемое на него разрушительное воздействие.

Либерализм же, будучи идеологией насквозь конъюнктурной, порой в целях усиления аргументации, пытается противопоставить национализму патриотизм. Однако, патриотизм совсем не является антитезой национализма, а всего лишь одним из его частных проявлений, включающих в себя любовь и преданность своему этносу и государству, без осознания их провиденциального предназначения.

В Священном Коране сказано: "О люди! Мы создали вас мужчинами и женщинами и сделали вас народами и племенами, чтобы вы знали друг друга". (Коран., 49: 13.), т. е. чтобы вы восхищались друг другом, любили друг друга, дополняли друг друга, оплодотворяли друг друга, вразумляли друг друга и. т. п. Где здесь место автаркии, ксенофобии или агрессии? Взгляните с этих провиденциальных позиций на национализм, и каждому непредвзятому станет очевидным, что он, как и братство - есть осознание единства мира в его многообразии, а вместе с тем и осознание необходимости этого многообразия для процветания мира.

Что же с этих позиций являет собой интернационализм, как ни противоестественное положение между народами, подобное положению между мужчиной и женщиной, как ни бессодержательный либеральный догмат, отрицающий изначальное единство мира, но стремящийся, в гордыне своей, его создать.

 

IV

 

Но вернемся к Империи, которая должна возродиться и которая может сделать это лишь при двух непременных условиях. Первое - это действенная поддержка ее возрождения со стороны подавляющей части каждого из народов, в недавнем прошлом входивших в Империю. Второе - это благосклонность значительной части каждого из народов, играющих заметную роль в человеческом сообществе. А это выполнимо только при сильном правительстве, сформировать которое в государстве - правопреемнице Империи, именуемом сегодня Российской Федерацией, призвана духовная элита.

Что же такое сильное правительство? Тривиальное мышление пытается найти его среди правых, левых или центристов; более изощренное тривиальное мышление - среди бюрократов, технократов, идеократов и т.п. Но сила любого из предложенных тривиальным мышлением сильных правительств, даже при их безукоризненной честности и компетентности, в лучшем случае может поддержать ситуацию стагнации. Гарантированная в этом случае лояльность народа по отношению к своему правительству вместо искренней и действенной поддержки в конечном счете обрекает державу на гибель.

Пробуждается же и поднимается народ тогда, и только тогда, когда происходит гармоничное слияние его совести с политикой его правительства, когда цели и планы правительства благословляются чувствами и сознанием народа. Когда же такая политика начинает осуществляться, народ во имя ее успеха готов бывает пожертвовать всем, даже жизнью. Дать новую жизнь Империи, как и новую жизнь вообще, можно лишь будучи готовым пожертвовать своей.

Ранее была высказана мысль, что провиденциальный смысл существования нашей Империи заключается в преодолении человечеством идеологии либерализма.

Чтобы сочетать эти две базовые установки, зададимся вопросом, соответствует ли совести, чувствам и сознанию народов, входивших до недавнего времени в Империю, воинствующий антилиберализм и может ли антилиберализм, претворяемый в жизнь в процессе возрождения Империи, стать фактором обеспечивающим необходимую поддержку в мире?

Основой либерализма, его краеугольным камнем является идея равенства, но соответствует ли она совести народов Империи? Может быть, в какой-то мере совести кавказских народов. Славянским же и тюркским народам, имеющим подавляющую численность в имперской нации, и, что особенно важно, народу русскому, самому крупному и выполняющему роль "цемента" во всем имперском здании, идея равенства чужда в наибольшей степени, при всей парадоксальности этого утверждения. Ведь русский народ традиционно характеризуется и даже третируется, как народ тотально приверженный идее равенства и более того - уравниловки.

Данная работа не позволяет погружаться в скрупулезные социологические и этнопсихологические исследования, но если верно, а это верно, что литература, во всяком случае хорошая, отражает самую суть народной души, то хрестоматийное стихотворение Н.А. Некрасова "Забытая деревня", является подтверждением высказанной сентенции. "Вот приедет барин – барин нас рассудит", - где здесь идея равенства? Одна лишь чистая, может быть наивная идея справедливости.

Сколько сил пришлось затратить русской, так называемой прогрессивной, а на самом деле либеральной мысли, чтобы осмеять, с целью вытравить из народной совести, эту жажду справедливости! Безусловно, наивно ждать справедливого разрешения всех жизненных коллизий от "барина". Но повинен в этом отнюдь не народ, ожидающий справедливости, а "барин", пренебрегающий ответственностью. А что? - Разумнее ждать справедливости от взяточника-судьи или не меньшего корыстолюбца-адвоката - этих столпов либерального, так называемого правового государства?

Скольких бед удалось бы избежать человечеству, и прежде всего человечеству населяющему Российскую Империю, если бы активность ее правительства и так называемой прогрессивной общественной мысли, являющейся по сути теневым правительством, была направлена не на унижение народа посредством осмеяния его веры в справедливость, а на возвышение "барина" посредством воспитания в нем чувства ответственности.

Итак, исходя из того, что совести, чувствам и разуму русского народа, как и большинству народов Империи, идея равенства чужда, а для меньшинства она приемлема лишь отчасти, сильным окажется то правительство, которое уподобившись Гераклу, примется целеустремленно сокрушать головы гидры, на этот раз не лернейской, а либеральной. Разумеется речь идет не о насилии, к которому, как правило, прибегают правительства, лишь силящиеся быть сильными, тогда как для сильного правительства оно приемлемо только в отношении внешнего врага и уголовного преступника.

Речь идет о реабилитации в общественном сознании идеи братства, превратившегося за последние пару сотен лет в нечто совершенно размытое.

Речь идет об освобождении прав гражданина из-под власти самовластного и самодовольного государства, народа или же индивидуума и законодательного закрепления этих прав на незыблемой основе неотчуждаемых и неизменяемых обязанностей человека.

Речь идет о предоставлении возможности каждому человеку сделать значимый для него общественно-политический выбор без того, чтобы оказаться игрушкой в чьих бы то ни было руках.

Речь идет об ответственности за предоставление равным членам социума равных, т.е. справедливых привилегий, без ущемления их неравных возможностей посредством насильственного навязывания равенства прав или же равенства потребления.

Речь идет о достижении общественного благосостояния через Культуру и ее развитие, а не посредством уничтожения плана рынком или рынка планом, учитывая что всякий разумный план предусматривает рынок, а всякий разумный рынок не обходится без планирования.

Речь идет о создании условий для распространения правдивой информации не путем уничтожения так называемого плюрализма "министерством правды", а об установлении соборного контроля над частной, коллективной и правительственной свободой слова.

Речь идет не о возрождении традиционных духовных ценностей посредством насаждения веронетерпимости, а о покровительстве всем традиционным религиям посредством отделения "зерен от плевел".

Однако, вышеизложенные задачи не являются задачами только сильного правительства Российской Федерации, как и правительства претендующего стать правительством великой Империи. Эти задачи актуальны для любого сильного правительства суверенного государства на рубеже третьего тысячелетия. Но есть задача, решить которую призвано именно наше сильное правительство, и этой задачей является реабилитация на путях построения Империи идеи национализма в чисто русском ее преломлении.

Что же такое чисто русский национализм - это национализм, базирующийся на идее неравенства. Данное утверждение на первый взгляд воспринимается не только парадоксальным, но просто абсурдным, ибо, по общепринятому мнению, национализм, безотносительно его этнической окраски, только и может базироваться на идее неравенства, а точнее на одной из ее производных - идее превосходства. Но это только на первый взгляд... На самом деле в основе идеи превосходства должна лежать идея равенства, в противном случае идея превосходства теряет всякую ценность и даже смысл. Ведь ни один здравомыслящий юноша не станет утверждать свое превосходство в беге с седовласыми старцами, никто из людей зрелого возраста не станет утверждаться в своем превосходстве по отношению к младенцам ни в понимании арифметики, ни в умении пользоваться ложкой.

Все эксцессы национализма, имевшие место в недавнем прошлом, базировались именно на идее равенства. Именно для такого национализма закономерно и логически оправдано объявить те или иные народы и расы состоящими из недочеловеков, нежели согласиться с их провиденциально предопределенной инакостью, т.е. с их неравенством. Нашу страну, как известно, тоже не миновали эксцессы на национальной почве, во многом обусловленные стремлением к "ликвидации фактического неравенства". Однако, это не являлось проявлением именно русского национализма, а напротив, всего лишь следствием патологической склонности правящих и якобы мыслящих кругов к заимствованию, а точнее, подражанию.

Настоящий русский национализм наилучшим образом выявляет себя в постулате "Святая Русь" и, может быть, "народ богоносец". Понять, что это такое на рациональном уровне, не будучи русским, практически невозможно. Куда как понятнее представляются доктрины о "богоизбранности еврейского народа" или о "превосходстве арийской расы". С этими доктринами можно соглашаться или не соглашаться на эмоциональном уровне, их можно принимать или отвергать на интеллектуальном уровне, перед ними можно склониться или же сокрушить силой оружия. Но попробуйте сокрушить или оспорить постулат " Святая Русь", когда даже такой ее апологет, как Ф.И. Тютчев, мог спокойно заявить: "Не верь в Святую Русь, кто хочет, лишь верь она себе самой..." Русский национализм - есть национализм иррациональный, в силу чего не нуждающийся ни в аргументации, ни вообще в чем бы то ни было, в том числе и в подавлении иных национализмов. Но именно такой национализм способен возродить Империю, когда усилиями сильного правительства будет распространен и на другие народы, входившие в нее до недавнего времени. Только такой национализм, отринув равенство, способен признать провиденциальное преимущество каждого из народов, что отнюдь не предполагает ущемления других, но напротив способствует установлению отношений взаимной комплиментарности - комплиментарности, присущей отношениям гостя и хозяина. Мало того, такой универсальный национализм, внедряемый на одной шестой части суши, способен спровоцировать тектонические процессы и на других пяти шестых, обеспечив тем самым необходимую поддержку возрождению Империи в мире. В мире, взаимозависимом как всегда, но сегодня унифицированном как никогда прежде, в котором, нет сомнения, сохранились здоровые силы, воспринимающие подобную унификацию не иначе как грозящую катастрофу. Это те же силы, которые должны были воспринять как катастрофу и крушение Империи - фактор силы, препятствующий всемирной унификации даже посредством стремления унифицировать его на свой лад. Империя же, освободившаяся от ложной цели всемирной унификации, из пугающего фактора силы неизбежно превратится для человечества во вдохновляющий фактор надежды.

Надежды для Японии наконец-то заключить мирный договор, который только и можно заключить с сильным правительством великой Империи, в противном случае этот договор, даже заключенный, так и не станет мирным.

Надежды для Китая продолжить модернизацию, явив всему миру в третьем тысячелетии, как и три тысячи лет назад, гений своего народа, а не скатиться на примитивную и чреватую опасностями колонизацию северных территорий.

Надежды для субконтинента Индостан избавится от постколониального, национального, конфессионального, территориального и прочего противостояния на путях традиционно присущего неунифицированного примирения и развития.

Надежды для турецкой нации остаться на путях, предначертанных Ататюрком, без измены тюркизму, но и без опасности потонуть в бескрайнем и бурном море пантюркизма.

Надежды для арабской нации объединиться в новом халифате, построенном на основах фундаментального Ислама, избавившись от радикализма, именуемого сегодня без всяких на то оснований исламским фундаментализмом.

Надежды для европейцев построить наконец единую, подлинно европейскую, Европу.

Надежды для так называемых изоляционистских, а на самом деле истинно национальных кругов США, вернуть свою Великую страну к преследованию именно своих национальных целей, а не целей различных этнических групп, под предлогом абсолютно химерической цели всемирной унификации.

Конечно, Великая Империя, как и ее сильное правительство, могут получить соответствующую поддержку извне только от сильных правительств, но и там, сильные правительства могут появиться только при наличии такового в нашей Империи. Опираться, как известно, можно только на то, что тебе сопротивляется, и этот принцип во взаимоотношениях между людьми, остается неизменным и в политике, если политика ориентируется не на ближайшие выборы, а на будущие поколения.

 

V

 

Какой же видится Империя, призванная с новой силой и без насилия сплотить в единую имперскую нацию народы, входившие в нее до недавнего времени, равно как и стать фактором надежды для окружающего мира именно по причине сохранения себя как фактора силы?

Попытка обрисовать некоторые из несущих конструкций не должна рассматриваться как попытка представить проект конституции будущей Империи, ни даже как попытка представить концепцию этого проекта. Это всего лишь попытка побудить духовную элиту имперской нации обратиться, наконец, к созданию и концепции, и проекта, памятуя при этом слова маркиза де Кюстина, одно лишь упоминание имени которого приводит ура-патриотов в содрогание: "Я не ставлю русским в укор того, что они таковы, каковы они суть; я порицаю их за стремление казаться такими же, как мы".

Прежде всего государство, о котором идет речь должно иметь название, одно слово из которого уже известно - это империя. Само это слово, означающее власть, не должно никого пугать, в особенности нас - свидетелей недавнего безвластия. Но легитимная власть не может быть безадресной, безличной, безымянной - это удел власти криминальной. Все попытки именовать гипотетическое государство "Суверенными республиками (государствами) Европы и Азии", "Евразийским союзом" и т. п. очень напоминают практику криминальных структур, прячущихся за различными благотворительными фондами, добровольными обществами и.т.д., или являются жалким подражанием названиям таких нетрадиционных государств, как США, ЮАР или же СССР в период его становления.

В названии нашей Империи должно безусловно присутствовать имя народа, ее породившего и до сегодняшнего дня продолжающего скреплять расползающиеся державные конструкции, т.е. Империя должна называться Российской. Но было бы тактически и стратегически неверно игнорировать семь десятилетий государственности, пусть даже чисто юридической, народов в нее входивших, как впрочем и тысячелетия их истории, предшествовавшие вхождению. Однако перечислить все сто с лишним народов в названии Империи немыслимо, поэтому предлагаемый вариант названия - "Российская Империя Объединенных Народов" - "РИОН" - представляется оптимальным. И в данном случае именно народов, а не наций,– вопреки суждениям советских конъюнктурных философов, ибо в Империи может быть только одна нация - имперская.

Во главе империи, естественно, должен стоять император, но кто же Он - этот гипотетический император нашей Империи? Идея наследственной монархии и сегодня может быть актуальна, как и в прежние времена, но при одном условии - реальном существовании наследственного монарха. В этом случае можно не только утверждать, но и приветствовать то, что в стране есть хотя бы один человек, застрахованный от личного карьеризма. Но такого монарха у нас нет, а претенденты из дома Романовых никак не могут считаться застрахованными. Напротив, они способны только усилить позиции противников монархии, видящих главный ее изъян в случайности рождения. Следовательно, во всяком случае на первых порах, наш Император должен избираться, и в этом нет ничего необычного. История знает и подобную практику, и подобную юридическую норму, в конце концов и основатель династии Романовых был при соответствующих обстоятельствах избран. Однако выбор династии и выбор монарха не обязательно одно и тоже, если последний не будет наследовать.

Еще Аристотелем было отмечено, что наилучший образ правления возникает при комбинации элементов правления монархического, аристократического и демократического, но именно при комбинации. Если же один из трех элементов будет ущемлен или вообще отсутствовать, то легко можно получить правление тираническое, олигархическое или охлократическое. Аристократии у нас на сегодня нет и ее, как императора, нельзя избрать. Аристократию возможно только сформировать, и то со временем, что и должно стать одной из задач императорской власти. В силу этого наш император не должен наследовать, как впрочем, и превращаться в балаганного клоуна каждые четыре - пять лет. Император, избранный единожды, опять-таки не всеобщим голосованием из бесчисленных кандидатов, а специально собравшимся Собором, который, в отличие от всеобщего волеизъявления, может прийти к консенсусу, должен оставаться на престоле пожизненно. Только тяжелая болезнь, препятствующая выполнению обязанностей, может избавить Его от этого бремени, и то по Его собственному, очевидно выраженному, желанию. Противовесом этому принципу пожизненного правления может служить возрастной ценз, не позволяющий императору быть моложе пятидесяти лет.

Наш император безусловно может, и даже должен быть конституционным, но он не должен и не может, именно по причине определенной ментальности имперской нации, быть безвластным. Отдавая должное, но не более, принципу разделения властей, императору могла бы быть передана власть в формировании судебных, прокурорских и следственных органов; его прерогативой может быть контроль за деятельностью Центрального Имперского банка; под его непосредственной опекой должна находиться культура, точнее те три кита, на которых она держится: музеи и культурно-исторические памятники, архивы и библиотеки, все остальные институты культуры – только по получении статуса императорских; наконец, внешняя политика, направляемая и осуществляемая правительством, не может течь мимо Императора - гаранта национальной целостности и безопасности, а послы Империи должны получать верительные грамоты из рук Его Императорского Величества.

Но все вышеперечисленные возможные прерогативы императора - суть только юридические нормы, которые могут быть расширены или сужены. Между тем есть одна прерогатива, воспользовавшись которой, император, как никто другой, сможет скрепить несущие конструкции имперского здания так, как никогда прежде они не были скреплены. Для этого потребуется только распространить монархический принцип на все без исключения и ранжира национально-территориальные образования, как на находящиеся в составе России, так и выделившиеся из нее. Когда сегодня одни говорят о невозможности возрождения Империи по причине противодействия этому процессу так называемых национальных элит, а другие, им якобы противостоящие, требуют губернизации всей страны, можно с уверенностью сказать, что делается это с одной целью - не допустить реального возрождения Империи. Дайте, ничего не навязывая, национальным элитам разобраться внутри себя и определить кто подходит или реально может занять местный трон, а затем утвердите всей властью Императора этих ханов, шамхалов, князей, герцогов, гетманов или эмиров в их правах, и вы получите гарантов прочности Империи, куда более надежных, нежели были приставы из числа вторых секретарей компартий, заместителей министров внутренних дел и государственной безопасности. Причем, право наследования местным владетелям может быть предоставлено гораздо раньше, нежели Императору, ибо прерогатива приведения к власти наследника, пусть даже из того же дома, остается в Его руках.

Наличие у каждого народа своего владетеля, обладающего в рамках владения прерогативами сходными с императорскими, превратившегося в силу этого в символ обособленной этнической жизни, вокруг которого эта жизнь и начнет сосредотачиваться, неизбежно высвободит пространство и для развития жизни общеимперской.

В этой связи уместно остановиться и на соотношении монархии и религии. Бесспорно религия не должна быть государственной, и не потому, что это повредит государству, а потому, что повредит религии. Но очевидно и то, что в каждом из владений должна быть, ибо так оно и есть на самом деле, религия господствующая, исповедуемая титульным этносом и непременно императорской или же владетельной четой, и религии находящиеся под покровительством. Какие же религии, должны быть под покровительством? Ответ на этот вопрос настоятельно требует определенного критерия, дабы избежать злоупотреблений на почве веронетерпимости, но и способствовать отделению "зерен от плевел". Критерием, представляется, может служить факт исповедования той или иной религии хотя бы одним обособленным этносом, имеющим в той или иной форме свою государственность, где бы то ни было на планете. Религия, исповедуемая отдельными группами отдельных народов, не позволившая им создать хотя бы одного государства т.е. систему, является не чем иным, как антисистемой. Антисистема не может быть покровительствуема, хотя, при определенных общественных нравах, правовых нормах и обстоятельствах, может быть терпима.

Но если императора можно избрать, а аристократию со временем сформировать, то демос - имперская нация, сегодня реально существует, как и прежде. И эта нация должна знать свои неотчуждаемые прерогативы в Империи. Только ей может принадлежать верховная власть, т. е., именно ее волеизъявлением должен формироваться Верховный Совет, очевидно двухпалатный, одна из которых будет отражать интересы территорий. Но не это главное. Главным является то, что верховная власть в государстве вообще, а в нашем в особенности, реально сосредоточена в руках исполнительной власти, т. е. правительства. И во главе правительства должен стоять тот, кто вместе со своими соратниками и единомышленниками получил наибольшую поддержку и доверие имперской нации. Сегодня это положение может быть расшифровано как то, что председателем правительства должен быть лидер партии, получившей абсолютное, или хотя бы относительное большинство голосов в ходе общенационального волеизъявления.

Но это только сегодня. В идеале партии как организации, выражающие интересы какой-то определенной части или группы, должны быть упразднены. На смену им должны прийти движения, движущиеся к общей цели величия Империи и, как следствие, к благосостоянию имперской нации, но только с разной скоростью. Известная русская пословица гласит: "семь раз отмерь и один раз отрежь". Однако, в жизни, как правило, встречаются два типа людей: одни склонны отмерять семьдесят семь раз, прежде чем отрезать, а другие склонны отрезать, отмерив только один раз. Каждый из типов и представляет из себя потенциального члена соответствующего движения, которых в результате, без всякого подражания англосаксонской системе, окажется только два. Эти движения могут именоваться консервативными или прогрессивными, традиционалистскими или авангардными и т.п., что не суть важно, важно то, что они будут стремиться к одной и той же цели, выбирая, в результате взаимодействия, наиболее оптимальный темп движения.

Естественно, что движения, преследующие общенациональные цели, должны получать власть из рук избирателей, также преследующих общенациональные, а не частные или групповые цели. Но как добиться этого? Наш век, в подавляющем большинстве случаев, знает выборы всеобщие, равные и необязательные, что, однако, не делает их результаты истиной в последней инстанции. Тогда как введение определенных цензов, а также обязательности участия в выборах, может дать несравненно лучшие результаты. Еще Д. И. Менделеев предлагал ввести ценз, "отцовства", и действительно, трудно спорить с тем, что орган, решающий вопросы объявления войны и заключения мира, будет формироваться несравненно ответственней отцами семейств, обеспокоенными будущим своего потомства, нежели холостяками, не обремененными семьей. Нечто подобное можно предположить например, и об органе, решающем вопросы собственности. Его избирателями не должны быть люди, не имеющие совершенно определенного отношения к конкретной собственности, к примеру, студенты, представители свободных профессий, лица без определенных занятий и. т. п., тогда как в выборах на муниципальном уровне, те же студенты обязательно должны принимать участие, ибо кому, как не им лучше всех известно, где следует построить спортивную площадку или разбить общественный парк. Но что особенно важно - введение цензов, вышеуказанных или каких-либо иных, может быть образовательного и непременно возрастного, способно не только улучшить качественный состав органов власти, но и, при всей своей кажущейся антидемократичности, гарантировать демосу его изначальное достоинство, избавив от опасности оказаться объектом недобросовестных манипуляций.

И, наконец, еще один момент, который, в отличие от многих других, нельзя опустить, говоря о возрождении Империи. Возрождаясь, Империя ни в коем случае не должна допустить конфискационного передела собственности. И это положение не должно остаться декларируемым на устах имперской элиты, духовной или правящей, а должно стать ее внутренним убеждением, которое она сможет и должна внушить нации и миру. Сделать это необходимо не по причине опасности возможного, и в данном случае неизбежного, сопротивления новых собственников. Империя, если она притязает таковой быть и оставаться, не вправе кого-то бояться. Это необходимо для становления ее нравственных основ.

Следует всегда иметь в виду, что принятое решение, в данном случае о конфискации пусть даже неправедно нажитого имущества, должен кто-то выполнять т. е. заниматься этим непосредственно. Заниматься же этим с успехом способен только один определенный тип человеческой личности, все тот же homo animalis. Дайте ему волю и Империя будет замазана такой грязью и кровью, от которой нельзя будет отмыться, иначе как разрушив ее в очередной раз. Измените правила игры, сделав их обязательными и справедливыми , что по сути означает отвечающими интересам процветания Империи, и неправедно нажитая собственность в короткий срок найдет своего законного владельца.

 

Автор – доктор исторических наук, профессор,

член–корреспондент РАЕН.

Дагестанский государственный университет,

г. Махачкала. (1996 г.).

 

 


Реклама:
-