Издание русской консервативной мысли "Золотой Лев"

Журнал «Золотой Лев» № 191-192 - издание русской консервативной мысли

Великий князь Московский Иван Данилович по прозванию Калита

Летописец: “...Бысть оттоле тишина великая по всей русской земле на сорок лет и пересташа татарове воевать землю Русскую”.

Ключевский: “В эти спокойные годы успело народиться и вырасти целых два поколения, к нервам которых впечатления детства не привили безотчетного ужаса отцов и дедов перед ордынцем: они и вышли на Куликово поле.

Он был внуком Александра Невского и дедом Дмитрия Донского. Такая связь времен...

Московский князь Иван Данилович не отличался воинской доблестью, не одерживал громких побед на ратном поле. Младший из сыновей князя Московского Даниила, сына Александра Невского, Иван, в отличие от своих братьев, был юношей тихим, богобоязненным, любил простой народ и пользовался любовью бедного люда. Еще в юные годы он выходил на площадь Кремника, будущего Кремля, с кошелем, из которого раздавал милостыню сирым и убогим. Кошель тогда назывался “калитой”.

К сожалению, летописи того времени не донесли до нас подробностей юности Ивана Калиты. А те, что известны, не говорят о ратных делах князя. Он, конечно, ходил ратью на непокорных удельных владык: на Дмитров, Ростов, Переславль. Это были обычные тогда распри удельных князей, а рати не более чем стычки малочисленных княжеских дружин. Потому что главной заботой и удельных владык, и Московского князя, и Великого князя Владимирского, которым считался тогда Тверской князь, было отношение с Ордой. С ханом “могольским”, который раскинул свой шатер на берегах Волги, поставив там свою столицу Сарай. Русские князья величали ордынского хана царем, Кесарем. Из его рук получали они ярлыки на свои наследственные уделы, а потому вынуждены были каждый раз ездить в Сарай с дарами и самому хану, и его женам, и вельможам.

История Батыева нашествия на Русь достаточно известна. В 1238 году ордынское войско захлестнуло Россию. Да, были отдельные героические очаги сопротивления, вроде Козельска, перед которым завоеватели положили тысячи воинов, или героической битвы дружины Рязанского витязя Евпатия Коловрата, удивившего врагов стойкостью перед лицом несметной рати. Но это дела не меняло. Киев к тому времени потерял свое значение Великого стола и пал без особого сопротивления. Владимир, тогдашний Великий стол, подвергся яростному штурму и был разрушен. Несогласия, соперничество, амбиции князей помешали их объединению перед лицом грозной опасности. Уцелел от тотального, как бы мы теперь сказали, нашествия лишь Господин Великий Новгород — конница завоевателей отступила перед северными лесами и топями. Однако Северная республика, только что отразившая нашествие шведского Ярля Биргера и разгромившая рыцарей Тевтонского ордена на льду Чудского озера, оказалась благоразумной: согласилась давать “ордынский выход” — дань, которой была обложена вся земля Русская.

Утро на Куликовом поле

Молодой князь Московский Иван, наверное, одним из первых понял, что именно “ордынский выход” — это ключ к сохранению своей земли и ее народа. А вернее, в том самом кошеле, “калите”, который обессмертил его имя. А для этого, как полагал Иван, необходимо взять на себя сбор дани с русских княжеств, убедить хана, что Орде выгоднее и удобнее таким образом получать “выход”, а не посылать в русские земли своих баскаков для выколачивания дани. Но для этого необходимо было получить ярлык на Великое княжение, до коего было еще ой как далеко. Пока что его старший брат, рыжеволосый красавец Георгий, вступил в смертельную схватку с князем Тверским Михаилом, окончившуюся трагически.

Соперничество, а потом и противоборство Москвы и Твери заняли всю половину XIV века. На стороне тверских князей было старшинство в роде, то есть право. Плюс отвага, непокорство и дерзость. На стороне Ивана Калиты — государственная мудрость, тонкая дипломатия и полный кошель. Молодой Иван любил заходить в подвалы, где хранилась казна. Подсчитывал серебро в сундуках, перебирал связки собольих и куньих мехов, любовался россыпью яхонтов и изумрудов византийских. Оглаживал и знаменитую шапку Мономаха, еще не решаясь ее примерить. Знал, что многое отсюда уйдет в Сарай, чтобы в конечном счете водрузить на голову Московского князя эту самую шапку.

Тверь между тем показывала своеволие, задерживала дань. Михаил вступил в отношения с Литвой, хотел заручиться поддержкой Папы и западных крестоносцев для борьбы с Ордой. Все это в конечном счете навлекло на Тверь нашествие ордынского темника Кавгадыя. Город был разрушен, жители уведены в полон. Князь был замучен в Орде.

Такие события предшествовали выходу на историческую арену Ивана Калиты. И первое, что предстояло князю, — это поездка в Орду, на поклон к хану. Это было неизбежно. С этого еще при Батые начал и его великий дед Александр Невский. Батый знал о его победах и все же написал ему: “Если хочешь властвовать спокойно, то немедля явись в шатре моем”. Как напишет впоследствии историк, “Александр любил отечество более княжеской чести и не хотел отказом гордым подвергнуть его бедствиям”. И он вместе с братом Андреем предстал перед ханом. Впрочем, Батый встретил его милостиво, ибо уважал доблесть воина. Но обоим братьям предстоял еще долгий путь в Забайкалье через тысячи верст пустынной или опустошенной земли к шатру Великого хана. И там смирил свою гордость Невский герой.

Но смирился ли? В то самое время Александр Невский, известный в Европе победой над Орденом, получил послание Папы Римского Иннокентия IV, переданное кардиналами Гольдом и Германтом. В нем Папа убеждал князя принять веру латинскую, признать его, Папу, наместником Христа, тогда только народ российский найдет тишину и славу под сенью Западной Церкви, если не признают власть хана. Но Александр знал: принять искус Папы — значит предать веру отцов. И Невский ответил: “Мы знаем истинное учение нашей Церкви, а вашего не приемлем и знать не хотим”.

Обо всем этом рассказывал Ивану митрополит Петр, после смерти причисленный к лику святых. Калита это усвоил, когда отправлялся в Орду: не жалей казны, поступись княжим достоинством, но сохрани спокойствие земли и веру отцов, ибо без нее народ — покорное стадо. С такими наставлениями, а главное — с дарами, которые изрядно опустошили Иваново казнохранилище, и отправился Калита в Сарай.

Говорят, дипломатия — искусство возможного. И это прежде всего относится к дипломатии побежденных. Обессиленная ордынским нашествием Русь за сто лет кое-как оправилась, но не набрала достаточно сил. И надо было вести в Орде тонкую игру. Вот так через 500 лет будет распростерта наполеоновская Франция, когда сокрушен был недавний властелин Европы. Потребовалось изощренное дипломатическое искусство Талейрана, игра на противоречиях победителей, чтобы обеспечить побежденной стране равное с победителями место в Священном союзе.

Вот такая задача стояла перед Московским князем.

Но если с ордынским ханом Калите удалась дипломатия, то с Тверским князем договориться было невозможно. В этой распре перед Русью XIV века встал отнюдь не театральный вопрос: быть или не быть? Умереть со славою или принять неизбежное? Мы не будем в подробностях описывать перипетии этой борьбы, а предоставим слово знаменитому нашему историку, с высоты веков давшему ей оценку. Вот что писал Ключевский:

“Окончательное торжество осталось за Москвою. На стороне тверских князей было право старшинства и личные доблести. На стороне московских были деньги и умение пользоваться обстоятельствами. Князья тверские никак не могли понять истинного положения дел и все еще считали возможной борьбу против Орды с оружием в руках. Александр Тверской призывал князей “друг за друга и брат за брата стоять” и всем вместе оборонять Русскую землю и всех православных христиан. Он поднял Тверь на татар, перебил их посольство и поплатился полным разорением города и уводом в полон его жителей. А Московский князь, покорившийся неизбежному, приобрел великокняжеский стол, что имело два важных последствия: нравственное и политическое. Первое состояло в том, что Калита первым начал выводить русское население из того уныния и цепенения, в кои повергли его внешние несчастья. А второе в том, что он получил уже великокняжеский стол и приобрел неоспоримый авторитет среди других князей. И вскоре вся Северная Русь встала под руководством Москвы против Орды. Это сообщило Московскому князю значение уже национального вождя”.

Не надеясь еще на силу меча кованого, Иван Калита, наставляемый митрополитом Петром, пустил в ход силу меча духовного. Говоря по-современному, силу идеологии, которая заключалась тогда в вере православной. Материалист и прагматик Калита задумал дело великое — сделать Москву центром духовным. Для этого надо было перенести в Москву Митрополичью кафедру, которая тогда располагалась во Владимире. По совету Петра Калита закладывает в Кремле первое каменное строение: храм Успенья Божьей Матери — Успенский собор. Потом Архангельский, где Петр приготовил для себя гробницу.

Сменивший его Феогност, грек, рукоположенный в Царьграде, поначалу вообще определил места своего пребывания на западе Руси, в Галиче. Иван начал его обхаживать — регулярно новый митрополит принимал возы с морожеными осетрами, тушами кабанов и зайцев. “Откуда?” — спрашивал. “От твоего села под Москвой, от князя Ивана”. Феогност перебрался сначала во Владимир, а потом и в Москву.

И опять практичный Иван пустил в ход меч духовный, в очередной бранной распре. Постоянно враждовавший с ханом, Тверской князь после нашествия на Тверь Дедюневой рати бежал во Псков. Ордынцы грозили нашествием, чтобы имать князя непокорного, не желавшего явиться в шатер Узбека. Иван уговорил хана не посылать рать — он сам выполнит ханскую волю. Калита двинул свою рать ко Пскову, требуя выдачи или изгнания беглого князя. Псковичи ответили отказом. Что было делать? Штурмовать город, проливая кровь соотечественников? Не выполнить волю хана и навлечь очередную рать? Калита уговорил Феогноста пригрозить непокорным псковичам отлучением. Кровопролития не произошло. Александр бежал дальше, в Литву, а Псков открыл ворота. Это был первый у нас и едва ли не последний такой случай. На Западе же интердикт применялся достаточно широко. Знаменитое “Хождение в Каноссу” императора Генриха IV, в чьих владениях Папа Григорий своим актом прекратил службы в храмах, а подданных освободил от присяги. О случае со Псковом Карамзин напишет так:

“Митрополит наложил проклятье на Александра и всех жителей, пока они не покорятся. Сия духовная казнь устрашила народ. А Москва при митрополитах Петре и Феогносте, то есть при Иване Калите, стала церковной столицей Руси, прежде чем стать столицей политической”.

Московский князь продолжал оберегать народ и землю от ордынских набегов и надзора ханских баскаков. А для этого надо было без задержек платить десятину — “ордынский выход”. В Сарае точно знали, сколь великий этот “выход”. Они впервые в России провели “подушную” перепись населения. И какие бы бедствия ни случались — засухи, пожары, неурожаи, — предписанную дань вынь да положь. Иначе набег.

Однажды сын и наследник, будущий князь Семион Гордый, спросил отца: “Пошто ты ограбил Ростов Великий ради ублажения хана?”. “Не город я ограбил — бояр обобрал: смердов же не тронул”. Ростов не собрал “выход”. Калита явился туда с дружиной и обобрал бояр и купцов до нитки, чтобы выплатить дань, всякое сопротивление пресек. И теперь объяснял сыну. Если бы пришли ордынцы за данью, они бы не церемонились. У кого бы имущества не оказалось, увели бы последнюю корову, коровы нет — взяли бы в полон девку. Орда безжалостна, ибо только грабежом живет, сама не сеет и не жнет. Бояре и купцы ростовские свое наживут, ежели же смерда разорим — ни боярам, ни князю есть будет нечего.

Чем не прогрессивный налог на доходы и роскошь?

Вот и с Новгородом. Господин Великий Новгород был богат. Оставшийся не тронутым нашествием, обереженный мудрой политикой Невского героя, город торговал с Ганзою, освоил серебряные рудники в Закамье. Иван увеличивал и увеличивал долю Северной республики в общем “выходе”. Применял все средства: перекрывал подвоз хлеба, брал в заложники купцов, разорял окрестности, но своего добивался. Однако он понимал и другое: только силой процветания земли не добьешься. Нужны непрерывные доходы, которые тогда могла дать только торговля.

Новгород тогда, торговавший с Ганзой, отправлял в Северную Русь изделия немецких фабрик, Греция и Италия присылали свои товары. Иван хотел, чтобы купцы не боялись в окрестностях Владимира и Ярославля встретиться с шайками ордынских разбойников. Калита добыл у хана Узбека милостивые грамоты, и они служили надежным щитом для купцов.

В Ярославской области тогда в устье реки Мологи Калита создал “Холопий городок”, куда съезжались купцы немецкие, греческие, персидские. Казна Ивана за летние месяцы собирала изрядное количество серебра для “ордынского выхода”, избавляя население от непосильной “десятины”. Бесчисленные суда покрывали Волгу, а шатры — необозримый луг Моложский. Народ веселился в семидесяти питейных домах, писал европейский путешественник того века. Больше того, из самой Орды начали приезжать люди на службу к князю Московскому. Один из них, мурза Чет, принявший крещение под именем Захария, стал основателем рода, от коего произошел будущий царь Борис Годунов. И не один такой выходец из Орды стал основателем славных боярских родов.

Так, князь Московский Иван Данилович по прозванию Калита собирал и восстанавливал разгромленную страну. Он правил 18 лет и обеспечил, как бы мы теперь сказали, стабильность. Его наследник Семион прозвался Гордым, еще не был равен хану, но уже не раболепствовал, а хранил свое княжеское достоинство. Его княжение, приплюсованное к Калитиному, и позволило внуку Ивану вывести войско на поле Куликово.

Удивительным образом отвела судьба место в нашей истории Ивану Калите. Расчетливый скопидом, изощренный политик, не одержавший ни одной громкой победы на ратном поле, Иван Данилович был внуком славного Александра Невского и дедом Дмитрия Донского. Внуку он и подготовил страну для ратного торжества на поле Куликовом