Журнал «Золотой Лев» № 199-200 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

Я. Бутаков

 

«Генеральные штаты» наоборот[1]

20 лет назад собрался Съезд народных депутатов СССР.

 

 

25 мая 1989 года началась точка отсчёта новой и последней эпохи в истории СССР – эпохи публичного парламентаризма. В этот день в Москве на своё первое заседание собрался новый высший орган власти Союза – Съезд народных депутатов. Впервые граждане увидели в прямом телеэфире своих избранников и законодателей. Это зрелище, повторявшееся изо дня в день на протяжении двух недель, способствовало радикализации общественных настроений и падению авторитета власти. Если события в нашей стране в 1989-1991 года считать революцией, то Съезд можно уподобить Генеральным штатам, стимулировавшим буржуазную революцию в другой стране ровно за 200 лет до того[2].

Под лозунгом «больше демократии – больше социализма» (смысл коего не менее глубок, чем знаменитого брежневского «экономика должна быть экономной») М.С. Горбачёв, А.Н. Яковлев и команда прочих «перестройщиков» проводила демонтаж привычной советской политической системы[3]. По форме это выглядело как возврат к демократическим нормам первых лет советской власти (было даже введено в официальный оборот выражение «демократические ленинские нормы»), к Съездам Советов 1917-1918 гг[4]. По сути же это было созданием политических институтов будущего буржуазного государства.

Решение Горбачёва и его окружения о начале реформы политической системы было легитимировано на 19-й конференции КПСС, состоявшейся 28 июня – 1 июля 1988 г. Пожалуй, большинству наших сограждан то мероприятие (кстати, тоже транслировавшееся телевидением) запомнилось лишь публичным покаянием Ельцина, просившим, чтобы его восстановили кандидатом в члены Политбюро ЦК, и крылатой фразой Егора Лигачёва: «Борис, ты не прав!».

На самом деле, смысл беспрецедентного (партийные конференции не проводились с 1941 года!) форума, собравшего 5000 (!) делегатов, был спрятан от непосвящённых за кулисами спектакля. В нём одна сторона играла роль реформаторов, другая – консерваторов. Он заключался в намерении горбачёвско-яковлевской команды выяснить настроения и расстановку сил в партии, а главное – заручиться поддержкой на проведение намеченных реформ. По уставу КПСС конференция не выносила резолюций, обязательных для выполнения Центральным комитетом партии. Она могла только рекомендовать какие-то решения.

Горбачёву было важно опереться на мнение большинства делегатов столь представительного собрания, но, в то же время, остаться свободным в трактовке этого мнения.

Поэтому и была созвана конференция, а не внеочередной съезд КПСС.

Хотя на конференции звучали голоса, главным образом – со стороны «консерваторов», высказывавших осторожные сомнения в целях «перестройки», просивших конкретизировать её задачи, господствующие настроения свидетельствовали о доверии партийных масс к своему руководству и о нежелании самим вникать в суть предлагаемых перемен. Горбачёв получил карт-бланш на проведение политической реформы.

Конференция одобрила предполагаемые изменения в структуре государственной власти. Высшим органом должен был стать периодически созываемый Съезд народных депутатов СССР, который бы в свою очередь избирал Верховный Совет СССР, действующий на постоянной основе. При этом конференция установила сроки проведения политической реформы: апрель 1989 г. – выборы на Съезд и осень 1989 г. – перевыборы всех прочих Советов от местных до республиканских. Первый тур выборов на Съезд состоялся 26 марта 1989 г., что касается выборов в высшие органы власти союзных республик и прочие Советы, то они прошли весной 1990 г.

Резолюция партийной конференции по реформе органов власти была расплывчатой и предоставляла ЦК большую свободу действий.

Осенью 1988 года Верховный Совет СССР одобрил внесённый ЦК КПСС пакет изменений союзной конституции. Он предусматривал избрание сроком на 5 лет Съезда народных депутатов, его регулярные сессии не реже одного раза в год (возможны были внеочередные сессии), избрание Съездом постоянно действующего Верховного Совета СССР (тоже сроком на 5 лет, но с правом Съезда на переизбрание его членов). Другим важным нововведением стало упразднение Президиума Верховного Совета СССР, с 1936 года выполнявшего функции коллегиального президента страны. Вместо него вводилась должность единоличного Председателя Верховного Совета, избираемого на Съезде.

И, наконец, существенным изменениям подвергся сам способ формирования высшего органа власти. Помимо депутатов от территориальных и национально-территориальных округов, коих в общей сложности было 1500 – как и в прежнем Верховном Совете, ещё 750 депутатов должны были быть избраны от КПСС, профсоюзов, ВЛКСМ, научных обществ и прочих официально признанных общественных организаций, имевших общесоюзные органы.

Данная норма в то время трактовалась радикально настроенной общественностью как стремление «партократии» обезопасить себя от всяких случайностей и обеспечить КПСС полное доминирование в политической системе. Это верно лишь отчасти. Действительно, в отличие от прежних Верховных Советов, где по «разнарядке свыше» соблюдался баланс между коммунистами и беспартийными, в составе нового корпуса народных депутатов 85% составляли члены КПСС! Однако почему-то именно они и оказались в числе наиболее рьяных критиков и разрушителей прежней системы! Партбилеты в карманах носили почти все члены созданной на Съезде «Межрегиональной депутатской группы», ставшей первой с 1918 года легальной парламентской оппозицией в стране. Многие из них прошли на Съезд по выборам именно от «прокоммунистических» общественных организаций.

Поэтому надо уточнить: дело было не в попытке КПСС сохранить за собой все рычаги власти, а в намерении Горбачёва обеспечить большинство на Съезде за сторонниками его собственного курса на демонтаж советского строя[5].

А этими сторонниками в подавляющем большинстве могли быть только члены КПСС, причём далеко не рядовые.

Впервые после далёких революционных лет выборы высшего законодательного органа проходили на альтернативной основе. Граждане не просто голосовали – в 1101 избирательном округе из 1500 они действительно выбирали из нескольких кандидатов. Был существенно ослаблен партийно-административный контроль за выдвижением кандидатов. Различные трудовые коллективы – от заводского цеха до НИИ – получили право самостоятельно предложить своих кандидатов в депутаты и активно этим правом пользовались. Выдвижение проходило под гром критики в адрес руководства предприятием, ведомством, городом, районом… В общем, низовая демократия расцвела пышным цветом. Процедура регистрации кандидатов в депутаты тогда была намного проще, чем стала впоследствии.

Необходимо отметить, что граждане СССР с энтузиазмом восприняли новшества и охотно ринулись играть в обретённую демократию. Сказались десятилетия полного политического застоя, отчуждения власти от масс трудящихся[6].

Большинство людей действительно связывало с новыми альтернативными выборами и будущим Съездом надежду на улучшение собственной жизни и положения в стране.

Во многих случаях голосование приобретало явно протестный характер, направленный против официальных лидеров. Яркой иллюстрацией этому стали выборы по Московскому национально-территориальному округу, где баллотировался Ельцин. Характерно, что ни один тогдашний московский партийный руководитель не выставил свою кандидатуру на этих выборах. Ельцину противостоял в качестве официального кандидата гендиректор ЗИЛа Е. Браков. Одни считают, что партийные руководители побоялись подвергнуться позору – проигрышу на выборах, другие – что тем самым нарочно открывали дорогу Ельцину к публичной трибуне. На взгляд автора, ближе к истине первая версия. Тогда даже люди из других городов брали открепительные талоны на своих избирательных участках, чтобы проголосовать в Москве за «несправедливо обиженного властями» Ельцина. Отрицать сейчас этот факт – значит искажать картину той смутной и противоречивой эпохи. На выборах Ельцин получил 89,4% голосов, и это тоже не было фальсификацией[7].

Протестная волна, поднявшаяся в 1989 году, заключала в себе множество разных, порой противоречивых устремлений и надежд. Вместе с тем, в ней содержался и созидательный потенциал. Весь вопрос был в том, сумеют ли им воспользоваться.

К сожалению, правящая верхушка КПСС уже тогда вела дело к демонтажу социализма и посредством якобы оппозиционных СМИ умело канализировала протестные настроения в русло надежд на реставрацию капитализма как на панацею от экономических трудностей, испытываемых Советским Союзом[8].

Борьба между «коммунистической властью» и «демократической оппозицией» была в то время, на самом деле, борьбой двух группировок за власть внутри уже выбранной буржуазной парадигмы[9].

Вопрос заключался не в путях преобразований, а в их темпах и в том, кто будет их возглавлять.

Горбачёв стремился закрепить за собой командные высоты в реформировании страны, освободившись одновременно от пут партийного контроля, который был реально одной из форм демократии, за который Горбачёв сам ратовал в начале своего правления, но который с удовольствием затем ликвидировал. С этой целью творец «перестройки» решил учредить пост президента СССР. Спектакль президентских выборов состоялся на 3-м Съезде народных депутатов в марте 1990 года. Предсовмина Союза Н.И. Рыжков и министр внутренних дел В.В. Бакатин, для проформы выдвинутые Съездом, сняли свои кандидатуры, и Горбачёв прошёл с первого голосования. По некоторым свидетельствам, многие депутаты были готовы голосовать за Рыжкова. Однако, даже если бы он согласился баллотироваться и вопреки расчётам был бы избран президентом, стал бы он проводить политику, существенно отличную от той, какую вёл Горбачёв? Как показывают воспоминания самого Рыжкова об этом времени, никакой альтернативной, некапиталистической концепции реформ у него не было.

Таким образом, с конституционной точки зрения деятельность Съезда народных депутатов СССР характеризуется уничтожением такой основы советской власти, как коллегиальность её высших органов, и формированием типичной президентско-парламентской республики.

При этом роль самого Съезда как верховного органа государственной власти постепенно сводилась на нет самим Съездом. Согласно поправкам, принятым на 3-м Съезде, президент забирал в свои руки очень широкие полномочия.

Съезд не справлялся со своей главной функцией – законодательной. Характерным эпизодом стало принятие закона о приватизации госпредприятий 1 июля 1991 года. Он вызвал бурю протеста со стороны значительной части депутатского корпуса, указывавшего на его несовместимость с 11-й статьёй Конституции СССР, устанавливающей общенародную собственность на основные средства производства. Однако, как выяснилось, формулировка этой статьи уже была изменена… одной из комиссий Съезда в ходе редактирования поправок! То есть важнейшее смысловое изменение Конституции прошло без ратификации на Съезде! И большинство Съезда совершенно равнодушно отнеслось к такому нарушению его прерогатив.

Съезд запомнился не принятыми им законами, а громкими политическими решениями. Одним из них стала пресловутая оценка секретного соглашения между СССР и Германией 1939 года, принятая 2-м внеочередным Съездом по докладу комиссии А.Н. Яковлева в декабре 1989 года в угоду прибалтийским депутатам.

Это решение признавало нелегитимными все территориальные изменения, проистекавшие из того соглашения: «Съезд признает секретные протоколы юридически несостоятельными и недействительными с момента их подписания. Протоколы не создавали новой правовой базы для взаимоотношений Советского Союза с третьими странами, но были использованы Сталиным и его окружением для предъявления ультиматумов и силового давления на другие государства в нарушение взятых перед ними правовых обязательств». Это дало прибалтийским сепаратистам правовое обоснование для провозглашения независимости своих республик. Чем те не замедлили воспользоваться: избранные весной 1990 года Верховные Советы прибалтийских республик сразу приняли акты о независимости[10].

Начавшийся как большой политический митинг-шоу, Съезд завершился бесславно.

В этом его коренное отличие от Генеральных штатов времён Великой Французской революции – те успели принять конституцию и сформировали централизованное государство.

7 сентября 1991 года последний, 5-й внеочередной Съезд народных депутатов СССР, безропотно утвердил неконституционные изменения структуры высших органов союзной власти – создание Государственного Совета, и самораспустился.

Впрочем, все понимали переходный характер ещё остававшихся союзных органов. В то время надежды советских (пока ещё) граждан уже связывались с республиканскими органами власти, избранными в 1990 году. Съезд народных депутатов, избранный и действовавший в обстановке набиравших силу процессов государственной децентрализации, стал их катализатором.

 

Столетие, 25.05.09