Журнал «Золотой Лев» № 207-208 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

Д. Кащеев

 

В плену враждебной мифологии

 

Во взаимоотношениях современной фолк-истории с реальностью сложилась парадоксальная ситуация: руководство РФ декларирует стремление к экономическому подъему и внешнеполитической значимости, а СМИ продолжают мазать густой черной краской период ее пребывания на этих вершинах – времена с 34-го по 53-й. При этом авторы и ведущие продолжают вторить легендам, сложившимся в 60-е, углубленным в 90-е, не обращая внимания на открывшиеся в последние годы архивные данные, книги и статьи, написанные на их основе.

С 1917-го по 1934-й Российскую империю тоже характеризовали тюрьмой народов и олицетворением нищеты и бесправия. Критика исторического прошлого совпала тогда с репрессивными мерами в отношении представителей более традиционных взглядов на историческое прошлое. В 1929–1930 гг. по обвинению в «монархическом заговоре» было арестовано большинство виднейших историков России разных поколений. Однако в 1934 г. произошел коренной перелом государственного взгляда на российскую историю. Несоответствие официальной истории потребностям государственного строительства сделало необходимой замену огульного охаивания прошлого Российской империи на совмещение критики самодержавия, феодализма и капиталистического строя с пропагандой славных страниц российской истории. Арестованные ранее историки были освобождены, возвратились к работе и были удостоены почестей и наград.

Следующий «перелом» исторического знания начался в 1956-м. Начиная с 1989 г. официальная история начала пополняться критикой основ социалистического строя и пропагандой «России, которую мы потеряли». В этот же период возникло и множество мифов, непосредственно связанных с Великой Победой – знаменем низвергаемого социального строя. Казалось, общество стремятся заставить стыдиться истории своего народа, откреститься от нее. После этого стало бы вполне естественным формирование новой нации, которой не будут пенять за ее прошлые преступления и унижения. Хотя столь глобальный план мог быть практически реализован лишь в масштабах Садового кольца, определенный комплекс вины за историю своей страны появился у значительной части россиян. В связи с некоторым креном нынешней власти в сторону державности хотелось бы принять посильное участие в новом повороте истории, подмененной в угоду нуждам государственного разрушения. Вдруг, как и после 1934 года, последует небывалый взлет отечественного промышленного производства, рекордный урожай, возрождение отечественной науки, внесудебная расправа с региональными руководителями и генералитетом… Для содействия столь благотворным начинаниям хотелось бы попытаться последовательно опровергнуть хотя бы часть мифов и стереотипов, прочно устоявшихся в статьях, передачах, сценариях и даже мемуарной литературе. Естественно, что исторические сведения о фактах, приведенные в статье, не являются плодом изысканий автора.

 

Миф первый. От царской России в наследство СССР досталась мощная промышленность, но большевики так разрушили ее, что восстановление произошло лишь в результате индустриализации 30-х годов. Коллективизация была сугубо вредным для страны мероприятием, а ее основным мотивом было подавление воли к сопротивлению «свободного хозяина».

Общее восстановление промышленности и сельского хозяйства было завершено уже в 1925–1926 годах. Общая площадь посевных площадей сравнялась с довоенной, а продукция сельского хозяйства и поголовье скота даже превзошли предвоенное. ВВП 1925 г. стал равным продукту 1917-го – года кризиса и серьезных потрясений. Темпы восстановления народного хозяйства в 20-е существенно отличались от процессов, происходивших в промышленности и на селе в последние годы (ВВП РФ на 1991 г. не был достигнут на начало 2007 г.). В 1927-м ВВП Советского Союза стал равен предвоенному (1913 г.).

Негативным результатом раздела крупных земельных наделов между крестьянами, произошедшего в 1917-м, стало уменьшение объема товарного хлеба, производимого страной. Население городов в 20-е стремительно росло, а объем хлеба, выставляемого крестьянством на продажу, сохранялся на сравнительно постоянном уровне. В результате коллективизации объем товарного хлеба в стране значительно повысился даже по сравнению с хлебом, попавшим на «рынок» 10 лет назад. В 1937 г. в стране был собран «небывалый урожай». Наивысший дореволюционный урожай зерновых составил 80 (по другим данным 86) млн тонн; «колхозный» урожай 1937-го – 97,4 (120,3) млн тонн. При этом общая территория страны, собиравшей урожай в 1937 г., была меньшей. На душу населения в 1928 г. приходилось 470 кг зерна (на год), а в засушливом 1938-м – 430 кг. Однако в первом случае перед нами результат труда 50 – 55 млн крестьян-единоличников, а во втором – всего 30 –35 млн колхозников и рабочих совхозов. В 1935 – 1936 гг. были полностью восстановлены в правах лица, репрессированные по закону, названному молвой «О трех колосках».

С середины 30-х объем промышленного производства начал расти сказочными темпами. В 1938–1940 гг. ВВП СССР на душу населения (по отношению к среднему в мире) был больше чем когда-либо за последние 50 «капиталистических» лет царской власти. Только с 1934-го по 1940 г. основные показатели промышленного производства выросли более чем в два раза. Производство электроэнергии в этот период утроилось. Удастся ли нынешней России когда-либо повторить подобный успех?

 

Миф второй. Массовые внесудебные репрессии в 37-м и 38-м годах были продиктованы чудовищным властолюбием И.В. Сталина.

Начавшиеся во второй половине 1936 г. репрессии против настоящих и бывших сторонников Троцкого, действительно, были инициированы высшим руководством страны. Однако их размер был сравнительно скромен – 18000 человек, арестованных к февралю 1937-го. Сравнительно с двумя последующими годами, когда были осуждены 1372282 человека. К смертной казни в 37-м и 38-м были осуждены более 600000 человек (включая уголовных преступников). Основная масса арестованных (1101433 человека) была осуждена не приговорами судов, а специальными репрессивными органами – «тройками», воссозданными после 2 июля 1937 года. В книге Юрия Жукова «Иной Сталин» подробно освещена подготовка высшего руководства страны к всеобщим, прямым, равным, тайным и альтернативным выборам 1937-го. По данной книге вполне можно проследить и историю воссоздания неконституционных «троек» в 1937 году. Как ни парадоксально происходившее в тот момент, на создании «троек» настояла часть региональных руководителей – будущих жертв репрессий. Возможно, они действительно полагали, что лишь внесудебные репрессии способны сохранить их власть во время провозглашенного высшим руководством всеобщего обновления кадров и альтернативных (хотя и не многопартийных) выборов.

28 июня 1937 г. политбюро разрешило первому секретарю Западносибирского крайкома партии Р.И. Эйхе создать внесудебные органы расправы с «кулаками и уголовниками» – «тройки». Вслед за этим решением на приеме у Сталина побывали девять различных первых секретарей других «субъектов Федерации»[1]. Видимо, результатом переговоров с ними и стало решение о создании «троек» уже в любом крае или области на усмотрение ее руководства. 2 июля 1937 г. вышло постановление политбюро «Об антисоветских элементах». Этим постановлением ЦК ВКП (б) предложил «всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы, были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД». Упомянутым в постановлении должностным лицам предлагалось «в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке».

Региональные руководители проявили крайне различную заинтересованность в предоставленных им правах. От 28 из 71 первых секретарей, прямо подчиненных ЦК, вообще не поступило ответа на предложение о внесудебных репрессиях. Из приславших сведения лиц наибольшую мягкость проявило руководство Карельской АССР. Ее партийный руководитель и нарком внутренних дел запросили расстрел 12 человек и высылку 74 человек. Значительное число руководителей осторожно запросило права на репрессии менее 1000 человек. У семи первых секретарей запрошенные лимиты на репрессии в каждой из их «вотчин» превышали 5000 человек. А.Я. Столяр, В.Ф. Шарангович, Е.Г. Евдокимов посчитали, что число «жертв троек» в их Свердловской области, Белорусской Республике и Азово-Черноморском крае должно превысить 10000 человек. Руководитель Грузии Л.П. Берия оказался, пожалуй, не самым жестоким и не самым мягким среди партийных лидеров на местах, потребовав 1419 человек к расстрелу и 1562 к высылке. Инициатор внесудебных расправ Р.Э. Эйхе потребовал только к расстрелу 10800 человек. Наибольшую бдительность проявил глава московской партийной организации Н.С. Хрущев, подозрительно быстро сумевший разыскать и «учесть» в Московской области 8500 «бывших кулаков и уголовников», подлежащих расстрелу, и 32805 – высылке.

В условиях небывалых внесудебных репрессий новая избирательная система практически теряла изначальный смысл – обновить руководящий слой государства, вывести Советы из положения придатка партийных органов, повысить эффективность работы органов управления и контроля. На следующем пленуме было разрешено делать выборы безальтернативными, а кандидатов в депутаты «тщательно проверять». По мнению доктора исторических наук Ю.Н. Жукова, за данное решение политбюро выступила группа членов политбюро, не включавшая Сталина. Пока высшее руководство страны руками НКВД проводило жестокую ротацию регионального руководства, региональные руководители истребляли как «бывших кулаков и уголовников», так и собственных сотрудников, ставших неугодными и заподозренными в связи с «врагами народа». Число жертв «троек» (детища секретарей обкомов) превзошло число жертв обновления кадров на местах в 5–10 раз! Региональное руководство выступило в роли ведущего внесудебного «истребителя» собственных граждан.

Если верить одному из художественных произведений Юрия Полякова, история о замене свободных выборов массовыми репрессиями могла быть опубликована еще в 1991 году. Однако уж больно она расходилась с общественным мнением, привыкшим считать Сталина монстром…

В 1939 г. на свободу были выпущены более 300000 человек, осужденных год-два назад, а затем стало происходить последовательное ослабление масштабов террора. За контрреволюционные и другие особо опасные преступления в 1939–1943 гг. было вынесено 39069 смертных приговоров (из них 35000 с 41-го). В 1944 – 1948 гг. – 11282, в 1949 – 1953 гг. – 3894.

 

Миф третий. В результате репрессий 1937–1938 гг. была арестована половина «красных командиров», что сделало армию практически небоеспособной. Сторонники новаторских методов ведения войны были истреблены, их место заняли сторонники конницы.

Общее число офицеров РККА, репрессированных в 1937–1939 гг., – 9579 человек (из них 1457 восстановлены в партии и возвращены в армию за 1938 – 1939 гг.). 19106 человек в этот период уволены по политическим мотивам (из них 9247 восстановлены в 1938–1939 гг.). Фактически уволенных по политическим мотивам в 1937–1938 гг. оказалось менее 10% от списочной численности начсостава, а арестованных и нереабилитированных около 5%, причем в число арестованных здесь включены и лица, арестованные за уголовные преступления. В 1939 г. по политическим мотивам было уволено менее 0,1% от списочного состава. Нехватка офицеров в 1941 г. была связана с постоянным ростом армии. Если в марте 1937 г. в армии состояли 206000 человек начсостава, то к 15 июня 1941 г. 439143 человека (85,2% к штату). В числе этих лиц был наибольший для Красной Армии процент лиц, имеющих академическое образование (7,1% против 6,6% в 1936 г.). После окончания репрессий продолжилось сокращение количества кавалерийских частей в КА. Интересно, что для обоснования мифа о вине «кавалеристов» в поражениях первого периода войны были использованы вырванные из контекста слова Ворошилова «Необходимо… раз и навсегда покончить с вредительскими теориями «о замене лошади машиной». Слова действительно его, но были сказаны в разделе речи на XVII съезде ВКП (б), посвященном сельскому хозяйству (сокращению конского поголовья в результате коллективизации). В разделе речи, посвященном Вооруженным Силам, нарком не упоминал о кавалерии, а говорил об успехах в обеспечении армии техникой. С 1937-го по 22.6.1941 г. количество кавалерийских дивизий в армии было сокращено в 2,5 раза, а общая численность кавалерии сокращена с 195690 до 116907 человек. Поскольку к концу войны под флагом противника воевало 6 кавалерийских дивизий (вместо 1 кавбригады, имевшейся в 1936 – 1938 гг.), стоит задуматься, не слишком ли усердно шло сокращение кавалерийских дивизий в 1937-1941 годах? Да и ряд современных историков оценивают кавалерию как наиболее боеспособную часть Красной Армии в 1941 году.

 

Миф четвертый. «Пакт Молотова – Риббентропа» был недальновидным актом, спровоцировавшим Вторую мировую войну и пошедшим исключительно во вред СССР. Побочным результатом договора о ненападении стало порабощение независимых демократических государств Прибалтики и «удар в спину» сражающейся с фашистами Польше.

11 апреля 1939 г. Гитлер утвердил план операции «Вайс» – готовности вермахта к нападению на Польшу не позднее 1 сентября. Данный план был разработан, утвержден и приведен в действие без какой-либо связи с советско-германским договором о ненападении. Нет никаких исторических свидетельств, что нападение могло быть отменено при недостижении соглашения с Россией. В тот же период велись переговоры о размещении немецких войск на территории давно уже не демократических Эстонии и Латвии. 7 июня 1939 г. данные независимые государства подписали договоры о дружбе с Германией. Если бы на их территориях не появились советские войска, трудно представить их выступление на стороне антигитлеровской коалиции. Вступление прибалтийских государств в состав СССР было произведено посредством демократического плебисцита (если в этих государствах существовал закон о референдумах, можно полемизировать, насколько он соблюдался), но никак не в силу подчинения прибалтийских правительств секретному протоколу к пакту. Подписание пакта Молотова – Риббентропа и последующие дипломатические действия правительства СССР  позволили создать условия, при которых СССР не оказался один на один с гитлеровской Германией, да еще и имея фронт на Дальнем Востоке, где в момент советско-германских военных переговоров продолжалась битва на Халхин-Голе.

Польша, захватившая в 1920 г. значительные территории с русским (украинским и белорусским) населением и отказывавшаяся допустить на свою территорию войска СССР для совместной борьбы с немцами, не могла вызывать в Кремле особенных симпатий. В день начала освободительного похода Польское правительство уже находилось на пути в эмиграцию, а армия в основном была разбита и находилась в состоянии распада. Нынешняя Литва именно благодаря «освободительному походу» обрела свою нынешнюю столицу, захваченную Польшей еще 20 лет назад[2]. Если пакт Молотова – Риббентропа и последовавшие за ним советско-германские договоры являлись сугубо преступными и противоречащими международному праву, не согласится ли независимая Литва вернуть город и иные полученные территории потерпевшей стороне?

Также трудно представить, что в случае отсутствия пакта Германия не стала бы искать жизненного пространства на востоке, а западные союзники защитили бы Россию (даже и демократическую) гораздо эффективнее, нежели своих действительных союзников – Чехословакию и Польшу…

 

Миф пятый. Разведка точно указывала дату начала войны с Германией, но Сталин слишком верил Гитлеру. Следствием стала полная неготовность войск к отражению немецкой агрессии.

Значительная часть широко разрекламированных публицистами сообщений разведки содержала сведения о том, что нападение на Советский Союз будет произведено после предъявления Германией определенных требований (ультиматума) или после завершения войны с Англией до начала июня. Так считала и английская разведка. Увы, разведсводки часто базировались на источниках, вовлеченных в завершающий этап немецкой кампании дезинформации. Дата начала войны в донесениях разведки отнюдь не была единой, да и срок самого нападения переносился Гитлером. ГРУ ГШ не могло представить точной картины распределения немецких дивизий между западом и востоком Германии, что также увеличивало неопределенность. Тем не менее политическое руководство верно оценивало ситуацию и готовило страну к войне. 5 мая 1941 г. Сталин, выступая в Кремле на приеме выпускников военных академий, сказал, что война с Германией начнется вскоре, что она неизбежна и «если Молотов и его аппарат Наркомата иностранных дел сумеют оттянуть начало войны на два-три месяца – это наше счастье». В конце мая 1941 г. на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б), то есть менее чем за месяц до войны, Сталин предупреждал: «Обстановка обостряется с каждым днем. Очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии…». После 5 мая нарком Тимошенко и начальник Генштаба Жуков дали приказ западным военным округам подготовить планы отражения гитлеровских ударов. С середины мая из глубины страны на запад выдвигались семь общевойсковых армий. К началу июня на учебные сборы были призваны 1 млн 100 тыс. человек, которые были направлены на пополнение войск приграничных военных округов.

После полного молчания немецкого руководства в ответ на заявление ТАСС от 14 июня 1941 г. стало очевидно, что война начнется в ближайшее время. 18 июня 1941 г. был отдан приказ о рассредоточении и маскировке авиации, с 14 – 16 июня началось выдвижение войск согласно плану прикрытия границы. Командующие Прибалтийским, Киевским и Одесским особыми военные округами издали соответствующие обстановке приказы, а войска начали двигаться в районы сосредоточения. В частности, согласно приказу командующего Прибалтийским ОВО № 00229 от 18 июня 1941 г. все войска округа приводились в боевую готовность и к 21 июня занимали свои исходные районы. По свидетельству И.Х. Баграмяна и М.А. Пуркаева, Киевский ОВО уже с 17 июня начал выдвижение всех корпусов второго эшелона к границе, а дивизии первого эшелона выдвинулись для занятия укрепрайонов на ней. Сохранилось свидетельство о том, как танкисты этого округа в ночь на 22 июня обменивались записками с адресами и прощались друг с другом. Однако поразительную неготовность к отражению агрессии продемонстрировали армии Западного особого военного округа (даже не выведены из казарм в лагеря), а приказы о приведении войск в боевую готовность, о маскировке и рассредоточении авиации по полевым аэродромам командование округа не довело до армейских штабов. О предстоящем 22 июня нападении части этого округа (впрочем, не все, были части, своевременно подготовившиеся и вступившие в бой) узнали лишь из директивы № 1, отосланной в войска в полночь на 22 июня. Интересно, что эту срочнейшую директиву Генштаб передавал в округа целых 2 часа.

 

Миф шестой. Великая Победа была одержана за счет заваливания немцев трупами русских солдат. В тылу сражающихся войск стояли заградотряды и стреляли по своим из пулеметов, а решающая роль в победе Советской Армии принадлежит штрафным батальонам.

По данным статистического исследования «Гриф секретности снят», войска РККА потеряли убитыми и умершими от ран 6329600 человек. Пропали без вести или попали в плен 4559000, из которых 2775700 человек были вторично призваны на освобожденной территории и вернулись из плена по окончании войны. Еще 555500 человек умерли от болезней, погибли в результате происшествий и несчастных случаев (небоевые потери). Всего потери убитыми, умершими от ран и пленными 11444100 человек. Аналогичные безвозвратные потери Германии и ее союзников на советско-германском фронте 8649500 человек. 1284000 человек сдались в плен войскам РККА после 9 мая 1945 года. Кроме того, сражаясь за Германию, погибли до 400 тыс. иностранцев (в том числе около 200 тыс. юридически граждан СССР, часть из которых учтена в наших безвозвратных потерях). О каком «заваливании трупами» можно говорить при таком соотношении потерь, хотя и не в нашу пользу? Может быть, интереснее сопоставить количество автомашин противоборствующих армий? Автомобилей в 1941-м у немецкой армии вторжения было больше, чем во всем СССР на 1939 год.

В 1941 г. были созданы заградотряды НКВД и заградительные батальоны дивизий, занимавшиеся задержанием военнослужащих без документов и бойцов, бежавших с поля боя. При этом аресту подлежали «злостные дезертиры» (видимо, задержанные второй раз), а расстрелу – инициаторы бегства. В 1942 г. были созданы армейские заградотряды, задачей которых было находиться в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и в случае паники и беспорядочного отхода дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов «и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной». Свидетельств о случаях расстрела отступающих частей из пулеметов заградотрядами (составленными из отборных военнослужащих) историкам неизвестно. Зато описан ряд случаев, когда заградотряды вступали в бой с превосходящими силами противника и сдерживали его, наносили потери. Подавляющее большинство военнослужащих, задерживаемых заградотрядами, направлялось в свои части. 29 октября 1944 г. вышел приказ «о расформировании отдельных заградительных отрядов».

Численность штрафников в 1944 г. составляла лишь 0,42% от действующей армии. Всего через штрафные роты и батальоны прошли 427910 человек (1,24% от всех воинов, прошедших через ВС СССР за время войны). Среднемесячные потери штрафников были в 3 – 6 раз выше, чем потери обычных войск в тех же наступательных операциях. Отмечен случай, когда красноармеец трижды попадал в штрафную роту, но остался в живых. Интересны мемуары командира взвода штрафбата, где он утверждает, что никаких заградотрядов позади его «офицерского» (все штрафные батальоны были офицерскими, по сути элитными частями) штрафбата никогда не было!

 

Миф седьмой. Все бывшие военнопленные были помещены в лагеря ГУЛАГа, а всякие «власовцы» вообще умерщвлены. Высокая смертность и плохие условия содержания советских солдат в немецком плену были обусловлены отказом СССР подписать Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными.

После плена подавляющее большинство военнопленных попадало в фильтрационные спецлагеря. Условия существования в данных лагерях были вполне сносными, а смертность в спецлагерях составляла 0,6%. Целью содержания в спецлагере было выяснение обстоятельств пленения и поведения в плену. Около 94% бывших военнопленных прошли проверку успешно. Из 317594 человек, содержащихся в спецлагерях с октября 1941-го по март 1944 г., арестовано 3,5% (11283 человека), а направлено в штрафные (штурмовые) батальоны 2,6%. А в ноябре 1944 г. ГКО принял постановление об отправке освобожденных военнопленных в запасные воинские части, минуя спецлагеря. Из числа репатриированных военнопленных благополучно проходило месячную проверку от 88 до 98%. Из числа старост, полицейских, власовцев, легионеров, служивших в немецкой карательной и административной службах, немецкой армии, благополучно прошли проверку от 88% до 99,1%. Из гражданских лиц-репатриантов передано в распоряжение НКВД 1,76%, из числа военнопленных – 14,69%. Слишком бережное отношение к полицаям и власовцам лишний раз подтверждает, что фраза «у нас нет пленных, а только предатели» является чьей-то публицистической фантазией.

Условия содержания в немецком плену достаточно известны. Часто их объясняют тем, что Советский Союз не являлся участником Женевской конвенции. Видимо, поэтому за время войны немцы уморили около половины попавших в плен русских военнослужащих. В советском плену умерло: 12,4% попавших в плен немцев (по другим данным 14,9%), 17,2% плененных союзников Германии, 9,7% японских военнослужащих. А ведь в силу статьи 82 Женевская конвенция имела для немцев в отношении русских военнопленных ту же юридическую силу, что и в отношении французов или англичан. Самым поразительным в трагической истории русских военнопленных является факт присоединения СССР к Женевской конвенции о военнопленных в 1931 году. Документ подписан наркомом иностранных дел Литвиновым «…и не нуждается в дальнейшей ратификации».

 

Миф восьмой. В лагерях сидело полстраны, то есть столько народу, что не снилось и гитлеровской Германии.

На март 1953 г. (до амнистии) лагеря и тюрьмы были «переполнены заключенными» – 2526402 человека, (из них 221435 «шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, эсеров, националистов и других особо опасных государственных преступников»). Основную массу заключенных составляли лица, осужденные за хищения (порой незначительные). О динамике движения заключенных свидетельствуют данные об их совокупной численности, составлявшиеся на 1 января каждого года. На эту дату в 1930 г. в лагерях содержались 175 тыс., в 1933 г. – 334,3 тыс. человек, в 1934 г. – 510,3 тыс., в 1935 г. – 965,7 тыс., в 1936 г. – 1296 тыс., в 1937 г. – 1196 тыс., в 1938 г. – 1882 тыс., в 1939 г. – 1672 тыс., в 1940 г. – 1660 тыс. человек. За все время существования ГУЛАГа максимальное число заключенных (2561 тыс. чел.) падает на 1950 год. Для сравнения: в 2002 г. за решеткой в США были 2166260 человек.

 

Политический журнал, 14.07.09