Реклама:
Номер 237-238
подписан в печать 15.03.2010
№4 февраль 2010

Журнал «Золотой Лев» № 237-238- издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

Р.А. Лынёв

журналист

 

Чудо Победы

 

 

Чем дальше от нас Великая Победа, тем настойчивее попытки “критически переосмыслить прошлое”, связанное с ней. Одним из столпов этого направления стал в свое время нобелевский лауреат А. Солженицын. Это он ввел понятие “бездарно выигранная война”. Что сие значит? Что гитлеризм ее талантливо проиграл? — спрашивает известный политолог С. Кара-Мурза. Патриарх Кирилл недавно назвал Победу чудом, имея в виду, конечно, участие на стороне России сил небесных.

 

“Враг будет разбит”

 

На конвейре — Ил-2

На конвейере — Ил-2

 

Упование на них — “Господь дарует нам победу” — было выражено в первый же день войны в обращении к православным тогдашнего руководителя Русской православной церкви митрополита (впоследствии Патриарха) Сергия.

В тот же день по радио выступил заместитель председателя Совета народных комиссаров В. Молотов. Его выступление слушала вся страна. И хотя оно вызвало у людей в основном тяжелые чувства, в нем нельзя было не услышать главного — завершения явно в сталинском стиле: “Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами”.

О ходе боев в те первые дни интересно узнать из дневника начальника штаба сухопутных войск Германии генерал-полковника Ф. Гальдера. На третий день войны он писал:

 

“Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться.

В общем, теперь стало ясно, что русские не думают об отступлении, а, напротив, бросают все, что имеют в своем распоряжении, навстречу вклинившимся германским войскам. При этом Верховное командование противника, видимо, совершенно не участвует в руководстве операциями войск”.

 

Война шла уже неделю, а у Кремля никакой ясности о положении на фронтах. Где противник? Где наши войска? Дошло до того, что политбюро почти в полном составе отправилось в Наркомат обороны узнать, как обстоят дела. А в ответ — невнятица. И стало ясно: все, что создавалось в канун войны и казалось, в общем, жизнеспособным, закачалось.

В этот момент сам Сталин потерял самообладание. Не пытаясь, подобно писателю А. Рыбакову, восстанавливать ход мыслей вождя, постараемся воспроизвести хотя бы круг вопросов, вставших перед ним.

Проще всего с Гитлером, ясно сказавшим: “Россия должна стать для Германии тем, чем является для Англии Индия”. Для достижения этой цели у него имеется практически все необходимое: ресурсы всей континентальной Европы, лучшая в мире армия, состоящая в основном из индустриальных рабочих, пошедших за Гитлером, а не за Тельманом. У нее богатые военные традиции, двухлетний опыт победоносных сражений в Европе, высочайшая дисциплина, организованность.

А что на тот момент было у России? Слов нет, за десять предвоенных лет страна совершила невероятное. Известный историк Ю. Жуков пишет: к началу тридцатых годов

 

“Россия убирала хлеб косами, которые покупала у Германии. Мы уже строили Турксиб, вторую колею Транссибирской магистрали, а рельсы покупали у Германии. Страна не производила ни электрических лампочек, ни термометров, ни даже красок... “ГАЗ” купили у Форда, “Ростсельмаш” тоже у американцев, а первый авиазавод в Филях был построен немцами”.

 

Всего за предвоенные десять лет в СССР было построено девять тысяч предприятий. Если к началу этого периода в нем не было и тысячи танков, то к июню 41-го их стало 22,5 тысячи, более 18 тысяч собственных самолетов. Но это была техника, во-первых, на 80—85 процентов устаревших конструкций, мало пригодная к ведению современного боя. Во-вторых, практика вождения механиков-водителей танков составляла всего полтора часа в год, годовая летная практика летчиков — десять часов. Уже одно это объясняет, почему количественное превосходство РККА в технике в первую же неделю войны было утрачено. Как, за счет чего восполнить потери?

Заделы имелись, и хорошие. И по танкам, и по самолетам. Были и “Катюши”. Но все это выпускалось в опытном, штучном порядке. Так, новых пикирующих бомбардировщиков Пе-2 в 1940 году было выпущено всего два, истребителей МиГ-3 — двадцать, танков Т-34 — 115. Остро не хватало современных средств связи (на всю РККА 37 тысяч раций, и те качества весьма низкого), транспорта (118 тысяч автомашин против 600 тысяч немецких), зенитного вооружения, военно-инженерного оборудования, стрелкового автоматического оружия.

 

Боевая медаль батюшке-партизану

Боевая медаль батюшке-партизану

 

Как восполнить этот дефицит, если полторы тысячи заводов, производящих вооружение, разобраны и готовятся к эвакуации? В срочном порядке предстоит вывезти из-под немецких бомб и спасти от захвата сами предприятия, их службы, персонал с семьями — всего не менее десяти миллионов человек. Но если создать весь этот потенциал считалось чудом, то как переместить его из Европы в Азию и там в кратчайшие сроки практически с нуля восстановить в условиях жесточайшей войны?

Главное из этих условий в том, что армия, даже отступая, жертвуя пространством и людьми, должна выиграть время, чтобы тыл успел провести ВТОРУЮ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЮ и благодаря ей помочь фронту.

И здесь возникают еще два вопроса: — справится ли власть со всем этим; — выдержит ли народ на фронте и в тылу.

Сравнивать с Первой мировой некорректно. Тогда оба фронта — и на западе, и на востоке — вступили в войну против общего врага одновременно. А что будет в нынешней войне, когда Франция уже находится под Гитлером, а “старый друг” У. Черчилль хоть и пообещал: “Мы предложим правительству Советской России любую техническую и экономическую помощь”, но, во-первых, он сам зависит от помощи США, во-вторых, своя британская рубашка ему ближе к телу, что естественно.

Спустя много лет после войны тот же А. Солженицын заявит, что хоть и “страшно рот раззявить”, но причины всех военных бед, и не только военных, в советском государственном строе. Но какой строй мог спасти ту же Францию от поражения, нанесенного Гитлером? А главное — какой строй мог сократить время между сорок первым и сорок третьим годами?

Чтобы ответить на все эти вызовы, спустя лишь неделю с начала войны была, во-первых, перестроена система власти: 30 июня 1941 года создан орган, наделенный чрезвычайными полномочиями — ГКО, Государственный Комитет Обороны. Во-вторых, наряду с этой сверхцентрализацией власти наркоматам была дана такая самостоятельность: свобода маневра материальными и финансовыми ресурсами, возможность отступать от проектов, самостоятельно пускать объекты, какой они раньше не располагали. Ну а в-третьих, третьего же июля Сталин выступил по радио с речью, поразившей уже обращением к людям. Вместо молотовского “Граждане и гражданки!” (почему-то с нерусским ударением) прозвучало: “Братья и сестры!” и “Друзья мои!”.

 

Танкоград

Танкоград

 

В отличие от молотовской речи, сталинская не содержала объяснений, что мы, мол, соблюли все пункты договора с немцами, а прямо заявляла: нам договор был нужен — он дал нам необходимый выигрыш во времени.

Еще отличие — в сталинской речи содержалось суровое предупреждение о необходимости наряду борьбы с врагом бороться с трусами, дезертирами, паникерами, дезорганизаторами тыла, распространителями слухов.

И, наконец, Сталин обнадежил обещанием помощи Запада: Англии, США. “Наши силы неисчислимы. Зарвавшийся враг должен будет скоро убедиться в этом”, — уверенно заявил он.

27 июля немецкая разведка отметила в своей сводке формирование новых русских армий. В ней также указывалось: “Воля русского народа еще не сломлена. Факты сопротивления режиму неизвестны”. Фельдмаршал Ф. Паулюс позже писал: “Когда дело касается судьбы России, русские будут сражаться — потеря территории ничего не означает, и указывать на недостатки режима бессмысленно”.

 

Когда был открыт “второй фронт”?

 

Сегодня все чаще приходится слышать: “Непомерно высокую цену заплатил наш народ за победу”. Что рождает вопрос: а по каким меркам? Если по немецким, то не годится уже потому, что на германских заводах и фермах с начала войны работало столько рабов и рабынь, что это дало возможность освободить от труда полмиллиона немецких женщин. Еще полтора миллиона немцев составляла домашняя прислуга. Даже в окруженном Сталинграде до последнего немцы содержали, извините, бордель. Словом, все было у них. Кроме чуда. Его надо выстрадать, заслужить.

У нас же и статистика иная, и судьба. Из 190 миллионов населения 34,5 миллиона были мобилизованы. Более семидесяти миллионов остались на оккупированных территориях. Если из оставшихся девяноста миллионов вычесть две трети: стариков, младенцев, инвалидов, сколько останется работников, способных делать танки, добывать уголь, растить хлеб? Совсем мало. Это и был наш последний рубеж. И не зря о нем говорилось: “В тылу — как на фронте”.

С первых дней войны на этом “втором фронте” был ужесточен режим рабочего времени. Директорам предприятий давалось право устанавливать сверхурочные работы до трех часов в день (кроме беременных женщин, начиная с шестого месяца, и кормящих матерей). Оплата сверхурочных работ производилась в полуторном размере. Большинство предприятий переходило на круглосуточный режим работы. Отменялись отпуска (кроме как по болезни, беременности, родам и подросткам до 16 лет). Они заменялись денежной компенсацией, которая переводилась в сберкассы как вклады, замороженные на время войны. Самовольный уход с работы приравнивался к дезертирству из армии. Самовольный уход с предприятий оборонного комплекса карался тюремным заключением на срок от 5 до 8 лет. Нормы военной дисциплины вводились на транспорте. Кстати, в Великобритании с самого начала войны тоже были закручены гайки.

 

Ленинград. 1942 год

Ленинград. 1942 год

 

Колхозное право наряду с расширением системы дополнительной оплаты предусматривало обязательный минимум трудодней в году до 100—200 для взрослых и не менее 50 для подростков в возрасте от 12 до 16 лет. Колхозники, не выработавшие без уважительных причин минимум трудодней, карались по суду исправительными работами в колхозах с удержанием 25 процентов оплаты в пользу колхоза.

В страду в порядке мобилизации на работу в МТС, колхозы и совхозы привлекались горожане, не работающие на предприятиях промышленности и транспорта, а также часть служащих, учащихся, студентов с оплатой в трудоднях и сохранением по месту работы 50 процентов оклада, а студентам стипендии.

В этом перечне, как видим, сплошные принуждения. А где же чудо? Вспоминает ветеран ЗИЛа П. Цветков:

 

“7 ноября сорок первого года на завод приехал секретарь ЦК и МК А. Щербаков. Собственно говоря, завода и не было — были помещения цехов. Большую часть оборудования и людей эвакуировали на восток. Даже кабель из земли вырыли. Щербаков сказал: нужны автоматы. Через две недели начали штучный выпуск, в декабре стали организовывать поток, с января пошел конвейер”.

 

Авиаконструктор А. Яковлев:

 

“Эвакуированный из Москвы в Сибирь завод, производивший истребители Як, через три недели после прибытия на новое место начал регулярный выпуск самолетов, через три месяца превзошел московский объем выпуска, через одиннадцать месяцев делал самолетов в одиннадцать раз больше, чем до эвакуации”.

 

В разгар Сталинградской операции ГКО принял постановление “Об организации производства самоходно-артиллерийских установок”, боевых машин, более мощных, проходимых и маневренных, чем танки, необходимых в предстоящих масштабных наступательных операциях. Постановление принято 2 декабря 1942 года, а уже в январе сорок третьего первые две САУ-122 доставили в Москву, показали в Кремле, и вскоре два первых полка самоходок, сформированных и обученных на Урале, направили на Волховский фронт, а следом еще два полка — на Центральный.

При этом русское оружие по своему техническому уровню превосходило немецкое. Конструкторы страны, где совсем недавно вошло в оборот слово “ликбез”, побеждали прирожденных инженеров - немцев. Во многом этому помогала организация труда по схеме “с листа в металл” и единая спайка инженеров-конструкторов, технологов, рабочих. Согласований — минимум. Главное — результат. Ближайший — изделие. Общий и конечный — победа.

Уже к сентябрю сорок второго года Россия опередила Германию по выпуску танков в 3,9 раза, боевых самолетов — в 1,9 раза, орудий всех видов — в 3,9 раза. “Магнитогорск победил Рур”, — сделал вывод французский историк А. Мишель. И победил не только количественно — на одну тонну стали Россия производила в пять раз больше танков и артиллерийских орудий. Английский исследователь А. Трувор утверждает, что даже на тех производственных линиях, где работали заключенные, производительность труда была выше, чем на немецких предприятиях.

В блокадном Ленинграде работало 57 оборонных предприятий, выпустивших 214 тысяч снарядов, 200 тысяч мин. Рабочие судостроительных заводов ремонтировали боевые корабли. Корреспондент Би-би-си А. Верт, побывавший в осажденном городе, писал:

 

“Меня не покидало ощущение, что это была подлинно народная война. Несмотря на то что жизненные условия были очень тяжелы, а в некоторые периоды — поистине ужасны, люди работали так, как им никогда не приходилось работать. Отсутствие беспорядков и голодных бунтов в Ленинграде объясняется патриотизмом и железной волей населения”.

 

Геббельс, посмотрев документальный фильм “Сражающийся Ленинград”, был вынужден признать, что ничего похожего на подвиг ленинградцев в Германии нет. При всей его власти Гитлер не смог ни убедить, ни принудить немцев принять даже малую долю тягот, выпавших русским.

 

Ох уж эти особисты!

 

А теперь о действующей армии. Но сначала о некоторых мифах про нее, насаждаемых, словно по заказу. Много тумана напущено, например, вокруг заградительных отрядов. Надо напомнить, что в первые месяцы войны дезертирами, трусами и паникерами занимались части НКВД. С июня по 10 октября ими задержаны 657464 военнослужащих, отставших от своих частей или бежавших с фронта. Почти все они (96 процентов) вошли во вновь формируемые части и направлены на фронт. С 16 октября сорок первого начали формироваться армейские заградотряды из стойких бойцов в расчете один батальон на дивизию, командиру которой они подчинялись. Их задачей было не только останавливать бойцов, бросивших свои позиции, но и самим вступать в бой в случае необходимости. За всю войну, утверждает исследователь данной проблемы В. Серебряков, не зафиксировано ни одного случая стрельбы заградительных отрядов по своим. К началу 1944 года надобность в этих отрядах отпала и они были расформированы.

Не меньше тумана в вопросе о штрафных батальонах, созданных в соответствии со сталинским приказом № 227 от 29 июля 1942 года. Английский историк Овери пишет, что влияние этого приказа

 

“легко преувеличить. Он (как и аналогичный приказ № 270 1941 г. — Авт.) касается прежде всего офицеров и политработников, а не простых солдат, которые должны были подчиняться жесткой дисциплине... Летом и осенью 1942 года советских людей воодушевляло нечто большее, чем страх перед НКВД. Это была патриотическая борьба против наводящего ужас и ненавидимого врага”.

 

Добавим, что всего на 38 погибших воинов приходился один боец штрафных подразделений. А заодно попробуем представить, как на узкой полоске сталинградской земли — в иных местах до двухсот метров — могли разместиться штрафбат, заградотряд, а между ними гвардейская дивизия Родимцева.

Или такая загадка: как “особистам” удавалось заставлять наших летчиков 561 раз таранить в воздухе вражеские самолеты, причем 33 раза даже дважды? Почему у немцев на 300 специально оборудованных для таранов самолетах и при клятвах пилотов драться до последнего ни одного тарана за всю войну? Почему у нас сотни Матросовых, а у них опять-таки ни единого даже в самых элитных частях?

Их уставом не было предусмотрено выносить раненых из боя, а у нас был подписан Сталиным 21 августа 1941 года приказ “О порядке представления к правительственной награде военных санитаров и носильщиков за хорошую боевую работу”. За вынос с поля боя 15 раненых с оружием санитар и носильщик награждались медалью “За боевые заслуги” или “За отвагу”. За вынос 25 раненых — орденом Красной Звезды, за 40 — орденом Красного Знамени, за 80 — орденом Ленина, а за 100 — Героем Советского Союза. Эффективная работа русских госпиталей в годы войны проявилась в том, что они вернули в строй более семи миллионов воинов, что составляло 72 процента раненых и 91 процент больных. Такого высокого возврата в строй не было ни в одной армии мира.

Что происходило с народом? Итальянский исследователь Д. Боффа приводит любопытное наблюдение о крестьянстве:

 

“...Те самые крестьяне, которые всего 10—12 годами раньше, не говоря уже о Гражданской войне, всеми силами сопротивлялись коллективизации и принудительным поставкам зерна, теперь отдавали Сталину почти весь свой хлеб (то есть гораздо больше того, что от них требовалось на предыдущих этапах) без малейших намеков на выступления оппозиционного характера.

Разумеется, теперь все социальные группы, в том числе и крестьянство, были куда прочнее, чем прежде, “вцементированы” в политическую систему государства”.

 

Более того, на заём крестьяне подписывались активнее горожан.

23 февраля 1943 года патриарший местоблюститель Сергий писал Сталину о том, что

 

“верующие в желании помочь Красной армии охотно откликнулись на мой призыв собрать средства на постройку танковой колонны имени Дмитрия Донского. Сумма собранных средств составила шесть миллионов рублей”.

 

К ним верующие присовокупили золотые, серебряные вещи. К концу же 1944 года сумма взносов от РПЦ составила 150 млн рублей.

Не забудем и о том, что в годы войны численность членов правящей партии ВКП(б) выросла с 3872465 до 5551086 человек. И если к началу войны на фронте было 543 тысячи коммунистов, то к концу первого года войны — 1 млн 200 тысяч человек. Полмиллиона их за это же время погибло. А всего за годы войны число погибших членов партии превысило три миллиона. Судя уже по этим данным, партия в ту пору была не очень удобной организацией для шкурников. Какие “особисты” укоренили в нашем народе чувство жертвенности? 24 мая 1944 года У. Черчилль сказал в палате общин про Россию:

 

“Троцкистская форма коммунизма полностью выметена из страны. Победа русских армий приведет к укреплению мощи русского государства и несомненному расширению его кругозора. Религиозная сторона русской жизни... переживает удивительное возрождение”.

 

О помощи Запада

 

Первым лакомством, которое запомнил пишущий эти заметки, а в сорок третьем еще дошкольник, был сахар. И он был бурого цвета. Про него говорили со значением: “американский”. Позже выяснилось, что белый свекольный сахар не хуже тростникового сырца, но это за рамками нашей темы.

Кто хочет сказать, что помощь по ленд-лизу в ходе войны не так уж много значила, ссылается на то, что она не превысила четырех процентов использованных в России объемов. Кто хочет подчеркнуть жизненную важность для нас ленд-лизовских поставок, упирает на то, что по отдельным материалам она обеспечивала до 20—30 процентов их потребности. 400 тысяч знаменитых американских “студебеккеров”, “шевроле”, “виллисов”, “доджей” придали нашей армии такую мобильность, какой у нее не было в начале войны. Связь, бывшая одним из слабых мест Красной армии, получила благодаря ленд-лизу 35 тысяч радиостанций, 380 тысяч полевых телефонов, более полутора миллионов километров телефонного кабеля. А еще было продовольствие, оборудование различных заводов, рельсы, радиолокаторы, авиационный бензин, самолеты, танки, другое вооружение. Хотя, как отмечали на Западе, в частности английский историк А. Кларк, “русские предпочитали свое собственное оружие, которое было почти в каждом случае лучше того, которое им предлагали союзники”.

Из общей суммы в 43 млрд долларов, направленной США на помощь по ленд-лизу, Россия, разгромившая три четверти вооруженных сил Германии, получила помощь на 9119 млн долларов, то есть чуть больше одной пятой, в то время как Британская империя получила поддержку на 30269 млн долларов.

Почти поголовная уверенность нашей общественности, не говоря уже о мировой, состоит в том, будто помощь союзников мы получили как некий дар. На самом деле уже в ходе войны в рамках так называемого обратного ленд-лиза США получили от нас сырья общей стоимостью в 20 процентов американских поставок нам. Это марганцевая, хромовая руда, исключительно важные для военной промышленности, платина, ценные сорта древесины, пушнина, красная рыба, черная икра. Кроме того, мы платили и золотом. Так, на одном лишь британском крейсере “Эдинбург” его вывезено пять с половиной тонн. После войны, вернув США, согласно договору, значительную часть вооружения и техники, мы, в отличие от других стран, с которых ленд-лизовские долги были списаны, получили от союзников явно завышенный счет на 1 млрд 300 млн долларов. После пересчета сумма, признанная обеими сторонами, составила 722 млн долларов.

Но дело не только в суммах, объемах, процентах. В разных ситуациях счет идет разный. В выступлении по радио 22 июня 1941 года У. Черчилль заявил: “Мы окажем России и русскому народу помощь, какую только сможем оказать”.

Но вот война идет полным ходом уже больше двух недель. Что слышно о помощи? Встретившись 8 июля с послом Великобритании в Москве С. Криппсом, Сталин недоволен: “Советскому правительству кажется, что Великобритания не хочет связывать себя с Советским Союзом какими-либо соглашениями”. Как тут не вспомнить бесплодные переговоры лета тридцать девятого с Францией и той же Великобританией. Посол и не отрицает: да, не хочет “до тех пор, пока мы не пройдем вместе имеющий место в настоящий момент период экономического и военного сотрудничества”.

Как же так, возражает Сталин, у Гитлера пол-Европы союзников, а нам с союзом “надо погодить”? И в самом деле, Франция обеспечивала моторами немецкие транспортные самолеты, одних только противотанковых орудий французы поставили вермахту 8128. На каждые семь-восемь немецких самоходок приходилось одно чешское изделие, изготовленное на предприятиях “Шкода”, ЧКД, “Зброевка”. Гитлеру досталось 2,3 млн французских автомобилей и 5 тысяч паровозов, значительная часть тягачей, применявшихся на Восточном фронте. Рейх получал польский уголь, румынскую нефть, шведскую сталь, овощи с Балкан. Немецкая армия сосредоточила в себе потенциал практически всей Европы. Получив отчет посла, Черчилль пишет 10 июля начальнику морского штаба:

 

“Если бы русские смогли продержаться хотя бы до наступления зимы, это дало бы нам неоценимые преимущества. Пока они продолжают сражаться, не так уж важно, где проходит линия фронта”.

 

Сталин настоял на своем: 12 июля соглашение между Россией и Великобританией было подписано. Но и этого недостаточно, доказывал он. Пока Гитлер не закрепился на Востоке, надо открывать второй фронт против немцев на Западе. Как, собственно, и было в Первую мировую.

30—31 июля Сталин принимал личного представителя президента США Г. Гопкинса. Когда они поехали в резервное помещение Генштаба в метро “Кировская”, началась воздушная тревога и произошло нечто, словно специально поставленное для гостя. В ночном московском небе прожекторы поймали, а зенитчики сбили сначала один “юнкерс” и тут же второй! Воочию убедившись в способности русских сражаться, Г. Гопкинс пообещал помощь, но предупредил, что на данный момент у США достаточно обязательств по оказанию помощи Англии, Китаю, республикам Южной Америки. Вопрос же о помощи России надо обсудить на специальном совещании. В своем отчете Рузвельту Гопкинс отметил:

 

“Я помнил о важности того, чтобы в Москве не было никакого совещания, пока мы не узнаем об исходе нынешней битвы”. Реакцией президента было: “Честно говоря, если бы я был русским, я бы счел, что меня водят за нос”.

 

3 сентября, когда положение на фронте значительно ухудшилось, Сталин пишет Черчиллю:

 

“Немцы считают опасности на Западе блефом и безнаказанно перебрасывают с Запада все свои силы на Восток, будучи убеждены, что никакого второго фронта на Западе нет и не будет”.

 

Бывший премьер-министр Великобритании Ллойд-Джордж признал в те дни:

 

“Оттягивая на себя почти всю германскую армию, СССР, как и Россия в прошлую войну, опять спасает Англию... Исход войны зависит от СССР”.

 

Схожие настроения выражает С. Криппс в своей шифротелеграмме в Лондон: “К сожалению, мы, очевидно, расцениваем русско-германскую войну как фактор, за который не несем ответственности”. Черчилль в ответ: “Все, что мы делаем или могли бы сделать, не может иметь никакого эффекта на колоссальное сражение, происходящее на русском фронте”.

Американский журналист Луи Кицлер в книге “Обман Черчилля” пишет, что в результате тайных переговоров Р. Гесса с англичанами сделка все-таки состоялась — Гитлер получил гарантии, что может вести войну на Востоке в течение трех лет, не опасаясь открытия второго фронта на Западе. Да и президент США Рузвельт не питал иллюзий в отношении британской политики, в чем признался своему советнику Ч. Чауссигу: “После войны у нас будет больше трудностей с Великобританией, чем с Германией сейчас”.

Так или не так — трудно сказать. Но факт остается фактом: все дело Гесса в Англии до сих пор засекречено. Почему?

Но вот зимой 1941/42 года вермахт отброшен от Москвы. С. Криппс отметил по этому поводу:

 

“Теперь, после славной победы под Москвой, никто не сможет утверждать, что советский режим является прогнившим или подрывающим жизненно важные устои собственной страны”.

 

В мае—июне 1942 года Молотов летит в Лондон и Вашингтон с теми же вопросами: об открытии второго фронта и поставках по ленд-лизу. Когда Рузвельт сказал, что подготовка к открытию второго фронта вынудит США сократить поставки, Молотов спросил: “Что будет, если США сократят поставки и при этом не откроют второй фронт?” Президент ответил: вопрос изучается. Потом, попрощавшись с Молотовым, он размышлял так: “Если русские продержатся до декабря, союзники будут иметь преимущественные шансы выиграть войну, если они “схлопнутся”, шансов на победу будет меньше половины”.

Вскоре, сославшись на опасность поставок морем, в Архангельск и Мурманск, союзники вообще взяли тайм-аут. Дело было в самом начале Сталинградской битвы. Русские не “схлопнулись”. Поставки наладились. Красная армия громила немцев на всех фронтах. И 6 октября 1943 года тот же Черчилль заявляет, приведя весь свой кабинет в шок:

 

“Я не знаю, в каком состоянии будет Германия после войны, но мы не должны ослаблять ее до крайней степени — мы можем нуждаться в ней против России”.

 

Таким союзником был сэр Уинстон.

Что же касается Сталина, то он на отдельной встрече с Рузвельтом в Тегеране в ноябре сорок третьего, отметив, что в современной войне особенно много значат машины, а США — страна машин, сказал: “Не имея этих машин через систему поставок по ленд-лизу, мы бы проиграли войну”. Одни аналитики усмотрели в этом выражение благодарности, другие — дипломатический прием, рассчитанный на ответное расположение. Но были и такие, кто увидел в этом заявку на углубление союза двух великих наций как до конца войны, так и после. Заявка была принята. Что не понравилось ни Черчиллю, ни многим другим на Западе. По сути, уже тогда потянуло “холодной войной”. В ходе же той, о которой наш рассказ, помощь по ленд-лизу вскоре стала сокращаться. Россия становилась страной самодостаточной.

 

О полководцах

 

Когда сын Г. Маленкова Андрей спросил отца, почему, несмотря на ошибки политического руководства, СССР все-таки победил в войне, тот ответил просто: “У нас были хорошие военные”. Но это выявилось не сразу.

Сегодня уже мало кто помнит пьесу А. Корнейчука “Фронт”. А в сорок втором она стала событием не только культурной жизни страны. Представим — август. Враг прорвался к Кавказу. Он уже почти в Сталинграде. И в эти дни не где-нибудь, а в “Правде” появляется пьеса, где главный персонаж генерал с характерной фамилией Горлов представлен, с одной стороны, как герой Гражданской войны, а с другой — он крупный военачальник войны текущей, Отечественной. Крупный, но явно не соответствующий требованиям войны современной, не понимающий ее логики. Его окружение — карьеристы, подхалимы, доносчики. Но один из них, генерал Огнев, не только моложе своего шефа, но и образованнее. Он талантлив, смел. Но его оценили не в штабе Горлова, а “выше”. В итоге добро торжествует, Горлов отстранен и заменен Огневым. Мораль ясней ясного: руководство армиями и фронтами, действующее по старым, отжившим шаблонам, надо решительно менять, смелее выдвигать молодые кадры, больше доверять им, делать ставку на них. Не согласившись с такой постановкой вопроса, маршал Тимошенко направил телеграмму самому Сталину. Он осуждал пьесу как вредную и призывал наказать автора, с другими виновными разобраться.

Не знал грозный маршал, что пьесу редактировал и давал ей “добро” не кто иной, как сам Сталин. Наступило время, когда люди старой гвардии могли в качестве символов присутствовать на торжествах, занимать почетные должности, но перелом в войне призваны совершить люди другой, новой формации. Кто они?

Георгий Константинович Жуков, участвовал в Первой мировой рядовым. Заслужил два Георгиевских креста. Лучший кавалерист Красной армии. Герой Халхин-Гола, он в январе сорок первого, в возрасте сорока четырех лет, возглавил Генштаб РККА. Сталин назвал его спасителем Москвы, первому во время войны присвоил звание маршала и назначил заместителем Верховного главнокомандующего. Других заместителей у Сталина не было.

Другой выдающийся полководец маршал Александр Михайлович Василевский, сын священнослужителя, штабс-капитан царской армии, возглавил Генштаб РККА в 1942 году в возрасте 46 лет. Начиная со Сталинграда разработал и провел ряд блестящих и крупнейших операций Великой Отечественной войны.

Дважды Герой Советского Союза маршал Иван Степанович Конев во время Гражданской войны командовал бронепоездом “Грозный”. Перед началом Великой Отечественной, в сорок три года, — Кавказским военным округом. В ноябре сорок первого года чуть не стал жертвой гнева Сталина. Дальнейший ход войны показал, насколько прав был Г. Жуков, вступившись за боевого товарища.

Николай Федорович Ватутин сын воронежского крестьянина. Когда весной сорок второго встал вопрос, кого назначить командующим Воронежским фронтом, молодой генерал-полковник Ватутин сказал: “Назначьте меня”. Его назначили. И не пожалели. Ему тогда был сорок один год. В феврале сорок четвертого скончался от ран его брат Афанасий. Еще через месяц погиб другой, младший брат Федор, рядовой солдат. А в апреле умер и сам маршал от пуль бандеровцев.

Бывший офицер колчаковской армии Леонид Александрович Говоров командовал войсками Ленинградского фронта. Его и вместе с ним все командование фронта не раз видели в православном храме усердно молящимися за победу. А в сорок втором он написал такое заявление: “Прошу принять меня в ряды Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков), вне которой не мыслю себя в решающие дни жестокой опасности для моей Родины”. Ему тогда было сорок пять лет.

Кухаркина сына Родиона Яковлевича Малиновского не брали на фронт в Первую мировую из-за малолетства. Тогда он сбежал на фронт. Воевал во Франции в составе русского экспедиционного корпуса. Маршалом стал в сорок пять лет. После ряда успешных операций в августе сорок пятого возглавил Забайкальский фронт.

Воевавший в Первую мировую, в Гражданскую, жестоко пострадавший в годы предвоенных репрессий Константин Константинович Рокоссовский за девять месяцев, за вычетом пребывания в госпитале по ранению, прошел путь от командира корпуса до командующего фронтом. Любимец армии и народа, он решительно отказался по просьбе Хрущева участвовать в поношении Сталина, за что тут же был отправлен в отставку.

Сирота, деревенский пастушок, Иван Данилович Черняховский стал командовать фронтом в тридцать семь лет. В память погибшего генерала армии по приказу Верховного главнокомандующего в Москве было дано двадцать четыре залпа из двадцати четырех орудий.

Ни одна армия мира не дала в годы Второй мировой войны такого созвездия полководцев. Что же касается касты немецких фельдмаршалов, в большинстве своем потомственных военных, белой кости, то примечательна такая сцена в ходе Нюрнбергского процесса. Когда адвокат Г. Геринга иронично заметил в адрес свидетеля фельдмаршала Ф. Паулюса, что тот читал лекции в советской военной академии, тот ответил:

 

“Советская военная стратегия оказалась настолько выше нашей, что я вряд ли мог понадобиться, чтобы преподавать в школе унтер-офицеров. Лучшее доказательство — исход битвы на Волге, а также и то, что все эти люди сидят здесь, на скамье подсудимых”.

 

Остается добавить, что в сравнении с немецкими командирами наши — от полковых до фронтовых — были в среднем на 8—10 лет моложе. Ну а что не слышали пивоваровских телевизионных лекций по стратегии, то тут уже ничего не поделаешь.

 

Два тоталитаризма

 

Что примечательно — ни в обширной переписке руководителей большой тройки, ни в протоколах их встреч нет ни слова о тоталитаризме. Ни применительно к русской системе, ни даже к немецкой. Это позднее, в годы “холодной войны”, данный термин вошел в обращение как средство уравнивания двух разных систем — гитлеровской и сталинской. Настолько же разных, как слон и кит, имеющие ряд сходных признаков: крупные, серые, толстокожие, млекопитающие, живородящие. Таким порядком можно черное с белым объединить названием — цвета, ложь с правдой — формы отражения жизни, свет и тень — физические явления. Все просто. Так и тоталитаризм означает не что иное, как всеединство.

Но у Гитлера тоталитаризм — всеединство высшей расы, ее права господствовать над миром и соответствующими обязанностями. Ну как бремя белого человека, только в отношении белых же. Если ты ариец, то не просто можешь, а обязан считать славян недочеловеками. И вести себя с ними соответственно. На этот счет есть четкие служебные указания, цитировать которые долго, да здесь и ненужно. Достаточно практики, насчет которой память отшибло еще не у всех. Британский историк Дж. Эриксон писал:

 

“... Германская пропаганда, злонамеренно применяемая войсками СС, придала звериные формы буйству массовых убийств специальных команд, видевших в русских лишь конгломерат животных”.

 

Что же удивляться, что ответом на это стало “убей немца”, воплощенное и в публицистике военных лет, и в поэзии и превращенное в грозную силу. Чувствуя это, многие солдаты вермахта боялись сдаваться в русский плен. Страх возмездия вызвал еще на подходе русских войск к Восточной Пруссии немало самоубийств целых немецких семейств, о чем лишний раз вспоминать не принято.

И вот наши, как тогда говорилось, ворвались в логово врага. Мстили? Случалось. Имело также место то, что немцы называли “цап-царап”. Но суд трибуналов был скорым, суровым и неотвратимым. Те же масштабы безобразий, которые вешает на наши войска Г. Попов, характерны, как свидетельствуют очевидцы, для американской зоны оккупации.

А еще сошлемся на признание бургомистра городка Фельдберга, что находился в русской зоне оккупации, Р. Дитцена газете “Tagliche Rundschau” (“Ежедневное обозрение”).

 

“...Черт побери!.. Вы же пришли к нам победителями. Освободителями Европы. Четыре года не знали ни сна, ни отдыха, не раз смотрели смерти в лицо... Тысячам смертей! Вы должны были озвереть, сердца ваши должны были стать булыжниками... А что я увидел? Я увидел одержимых комендантов, которые ни себе, ни мне не давали покоя, пока не откроется еще одна булочная для немцев, пока не пустят электростанцию, откроют кинотеатры, пока не завезут продукты в детскую больницу... Какое вам было дело до всего этого? Пускай немцы вымрут, подохнут с голоду, сойдут с ума — вам-то что до этого? Так даже многие немцы рассуждали в те дни... А мои друзья, коменданты, чуть свет поднимали меня с постели и спрашивали: сколько я послал людей на разборку руин? Сколько выпечено хлеба и завезены ли овощи? Потом они ездили на поля — проверяли, как идет посевная, как будто это было где-то у них в Рязани, как будто этот хлеб нужен был их детям!”.

 

Картину дополняет еще один непосредственный участник тех событий заместитель Г.К. Жукова по тылу генерал-лейтенант Н.С. Антипенко:

 

— В Берлине к нашему приходу оставалось примерно два миллиона человек. Распределили их по группам, каждая получила свою норму питания. Рабочим, на тяжелых физических работах и связанным с вредным производством, причиталось 600 граммов хлеба в день, 80 граммов крупы, 100 граммов мяса. Ученые, врачи, инженеры также приравнивались к этой категории. Особые нормы были введены для больных. Другие категории жителей — рабочие обычных профессий получали соответственно меньше продуктов, но и эти нормы были значительно выше, чем при фашистах.

Стали печатать карточки — новая проблема: услышав о том, что советское командование не чинит расправ, а собирается кормить население, по дорогам на Берлин потянулись покинувшие перед штурмом город жители: за несколько суток население Берлина удвоилось! Пришлось печатать четыре миллиона карточек.

 

Уже в июне 1945 года Антипенко сделал доклад о проделанной в Берлине работе.

 

“...Выдано потребное количество карточек... Продовольствие выдается бесперебойно.

Проведена широкая санитарно-эпидемиологическая разведка, ликвидированы очаги инфекции. Начали работать: больниц — 92, детских больниц — 4, родильных домов — 10, аптек — 146...”.

 

Это еще одно чудо победы. И если Господь был на нашей стороне, то это была победа света над тьмой. Добра над злом. Правды над ложью. Хотя ложь удивительно живуча

 

Рфс, № 4 февраль, № 5 март 2010