Журнал «Золотой Лев» № 245-246 - издание русской консервативной мысли

(www.zlev.ru)

 

В.Л. Махнач

 

Церковь стоит на любви, а любовь небюрократична[1]

 

Церковь со времен Спасителя, ее Основателя, устроена общинно. Она учреждена на Тайной Вечере как община, и в качестве таковой существовала все последующее время. И впоследствии под авторитетным водительством Иакова, брата Господня, таковой являлась. Так она основывалась апостолами и во всех других местах. Каждая поместная церковь оставалась общиной во главе с местным епископом, и только лишь умножение числа христиан сделало невозможным присутствие епископа в каждой церкви. Поэтому епископа заменил приходской священник.

Однако были попытки сохранить первоначальное устройство Церкви. В небольшом полисе, не в Риме, конечно, не в Константинополе, оставался епископ, который собирал в полисный соборный храм всех христиан и вместе с ними молился. И он совершал таинства крещения, бракосочетания, поздравлял новобрачных...

Это абсолютно древняя традиция, и если проверить мои слова по Книге правил, что и надо сделать, можно увидеть, насколько Книга правил общинная. Это нормы, которые со времен апостольских приняты и западной церковью, и нашей, восточной. Они там и там одни и те же. Мы так мало с ними совпадаем, но в этом-то совпадаем.

 

 

Перейдем к нашей русской традиции. Наша русская болезнь — малочисленность епархий, отмечавшаяся многими авторами, в том числе и профессорами духовных академий, и такими выдающимися архиереями как, например, Антоний (Храповицкий), митрополит Киевский, впоследствии глава Зарубежной Церкви. Малочисленность наших епархий приводит к их непомерной протяженности, огромным размерам. Поэтому церковная жизнь устраивалась соответственным образом.

В нашей традиции община, которая имеет, несомненно, и языческие корни, представляла собой крестьянскую общину, общину свободных земледельцев и скотоводов. Они веками избирали священников, делая это исключительно под контролем архиереев, никакой здесь власти толпы, охлократии, не было. Избирали только тех, кто канонически и по образовательному уровню был пригоден. Но все-таки священников избирали. А архиереи проверяли и утверждали. Или не утверждали. Это многовековая практика русского народа, еще в большей мере общенародная, нежели у греков, грузин и других восточных христиан. Поэтому, вне всякого сомнения, надо обратиться и сейчас к исторической практике и к образцовому православному приходскому Уставу, принятому Собором 1917-1918 годов. Там указаны, кстати, основные ориентиры, дающие каждому приходу свои возможности корректировать Устав, определять то, чем должен заниматься приход.

Приход должен заниматься не только браковенчанием, но и регистрацией брака, не только крещением, но и регистрацией рождений, то есть брать на себя ряд функций, которые ныне относятся к полицейской (милицейской) сфере деятельности.

 

 

Должен заниматься приход и организацией еще одного чрезвычайно важного дела — сбора десятины. Десятина установлена, между прочим, святым праведным пророком Моисеем, и ни один христианин не может уклоняться перед своей совестью и перед лицом Господа Бога от уплаты десятой части доходов в пользу Церкви. Это большевистская власть запретила собирать десятину на приходе. Но Бог-то не запрещал. Мы обязаны нести эту десятину либо прямо, деньгами, либо косвенно, трудами. Я для себя считал это необходимым на протяжении тридцати с лишним лет своей приходской деятельности и знаю очень многих, кто это делал. Собирать десятину может только община, только приход.

Общинный уклад допускает организацию спортивных обществ, добровольной пожарной дружины, иных православных общественных формирований. Все это благородные, Церковью благословенные дела. К этому мы должны стремиться сейчас, немедленно. Но есть и вторая сторона. Это участие церковных общин в делах местного самоуправления.

Важно отметить, что местное самоуправление пока что остается единственной формой нашей представительной политической жизни. Президент Ельцин благоволил сократить вдвое представительную жизнь, в том числе и на уровне регионов, то есть областей и республик, передав половину парламентских мест представителям партий. Партийная демократия есть нечто абсолютно чуждое и противное русским традициям. Русь демократична. При этом она монархична, но и монархию воспринимает демократически. А уж в представительных органах, которые собирал монарх, сначала князь, потом царь, она, безусловно, достаточно демократична. И всегда представительная демократия основывалась у нас, а в лучшие времена и в Западной Европе, на том, что Иван Иванович избирал лично знакомого ему Василия Васильевича.

Когда вместо этого избираются представители политических партий, это шалунишки, которые перед вами лицедействуют, которые вам, безусловно, лгут, потому что каждый из них не сам придумал обещания, с которыми он выступает, их придумала его партия. Если представить себе политическую партию, состоящую только из одних честных людей, она все равно будет шайкой. Потому что депутат, член партии, будет отрабатывать не свои мысли, не свою честь, не свои обязательства перед избирателями, а избирательные нормы партии.

Президент Путин ухудшил ситуацию. Он отнял вторую половину депутатов, то есть василиев васильевичей, которых избирают иваны ивановичи. Далее произошло еще худшее, теперь уже это спустилось на регионы. Остался муниципальный уровень. Пока еще остался. Конституция и закон о местном самоуправлении запрещает государственной власти вмешиваться в дела местного самоуправления. Как бы запрещает. Во всяком случае, только через суд — формально. Поэтому это пока еще действительно самоуправление.

Приход может взаимодействовать с муниципальным образованием, и это продуктивно. Примеры этому уже есть. Приход может всегда заключить с сельским или городским самоуправлением договор о взаимном содействии в такой-то сфере. А это могут быть разные сферы. Это может быть содействие в области нравственной, борьбы с сексуальными преступлениями и извращениями, борьбы с наркоманией и алкоголизмом, борьбы за хорошие дороги — тоже может, между прочим. И так далее, можно представить себе много таких сфер. Конечно, в области просвещения и образования. Даже можно согласовать определенные разделы школьного образования с определенными разделами преподавания в воскресных школах. Все это прямая приходская работа, здесь можно впрямую поддерживать местную власть и помогать ей, рассчитывая, в свою очередь, на ее поддержку и помощь. Это нетрудно, было бы взаимное желание.

 

 

Итак, мы видим, что такая возможность существует, причем она может быть юридически зафиксирована, и никто не сможет ее опровергнуть, если, конечно, она не будет преступной. Трудно представить себе ситуацию, в которой может быть оспорен такой договор.

Мы рассмотрели вопрос о представительстве православного народа на муниципальном уровне. Он же, в значительной степени, и вопрос национальный — вопрос о представительстве русского народа. Противоречий нет. Ничего враждебного и противозаконного мы с вами пока не видели. Но есть вопрос об общем представительстве русского народа. Он трудно разрешаем, ибо представительной власти у нас почти нет. Но добрая воля у многих деятелей есть — и государственных, и общественных, и церковных.

Прозвучало предложение верховной церковной власти о создании церковной общественной палаты, наподобие Общественной палаты, уже созданной в государстве. И это хорошо. Я уверен, что наши священники и миряне не так воспитаны в большинстве своем, чтоб посягнуть на апостольское право архиереев осуществлять верховную власть в Церкви. Да не нужно это священникам и мирянам. Этого не следует бояться. Но я не боюсь и другого, не боюсь и того, что наши архиереи будут пренебрегать мнением церковного народа. Поэтому церковная общественная палата не бесполезна. Насколько она окажется полезной, сказать не могу. Мы это узнаем позже. Это надо попробовать.

Не факт при этом, что архиереи сегодня сильно опираются на мнение церковного народа. У этого есть причины. Все достижения Собора 1917-1918 годов перечеркнуты страшным периодом порабощения Церкви большевистской властью. И никуда здесь не деться. Поверьте мне, здесь дело только в том, чтобы проявлял добрую волю каждый архиерей, каждый священник, каждый мирянин.

Убежден, что миряне и церковнослужители проявят, скажем так, интерес друг к другу, братское чувство. Не только сыновнее, но самое драгоценное братское чувство. Потому что если я епископу или самому Святейшему Патриарху, несомненно, сын, я ему и брат, и это важнее. Помню, как живал в хороших монастырях и обращался там к игумену или иеромонаху «отче», но он никогда не говорил мне «сыне», но «брате». Это живо в традиции Церкви, мы, конечно, все братья.

Придуманная сейчас церковно-общественная палата полезна. Убежден, что большинство архиереев нашей поместной церкви будут выслушивать ее мнения. Особенно если она будет хорошо собрана, это тоже важно. Праведных людей и церковно образованных людей, церковных интеллектуалов у нас на такую палату достаточно. Главное, конечно, чтобы она была собрана со всей Руси, но она мистически существует уже сейчас, эта палата.

Но здесь есть очень важный момент. Архиереи-то выслушают и даже примут к сведению. Нисколько не сомневаюсь, что новоизбранный Святейший Патриарх прислушается с интересом к тому, что там будет сказано. Но вот прислушаются ли представители светской власти, сильно сомневаюсь. Они до сих пор не отвыкли от своего ложного представления о Церкви, не понимают, что Церковь — это мистическое Тело Христово во главе с Самим Христом, а социальная сущность Церкви в том, что это совокупность всех христиан, вплоть до пенсионерки бабушки Дуси, подрабатывающей уборщицей.

 

 

Ну, не привыкли они к этому. Они привыкли, что Церковь — это такая организация. Директор ее по традиции называется патриархом, завотделами называются епископами, а миряне вообще к Церкви никакого отношения не имеют — они в нее ходют. Как иные ходят в театр и в кино, где главою является главреж. И этих надо ломать, жестоко ломать, особенно если они крещены и в Бога веруют.

Тогда возникает вопрос: а как сделать, чтобы слушали? Способ такой был придуман в 1917 году, когда был учрежден Высший церковный совет. Он по отношению к Синоду низший, но это один из двух высших органов Церкви. Его никто не упразднял. Его нет, но он существует. Его утвердил Собор, и ни один другой Собор его не отменял. Выше Собора власти нет.

Должен напомнить, что у нас сейчас даже нет правила по формированию Синода. А тогда правило было. Кроме Святейшего Патриарха в Синод должен был входить только один постоянный член, митрополит Киевский, потому что это первая кафедра Русской Церкви. Еще пять архиереев должны были избираться каждые три года очередным Поместным собором. А еще шесть членов Синода должны были избираться по жребию на один год. Но не волей Синода, а по жребию. Вот так Синод должен формироваться из архиерейского корпуса. А все архиереи равны по благодати, и никогда этого не следует забывать.

 

 

Неясно, кстати, откуда у нас сегодня такое число постоянных членов Синода, причем оно меняется неизвестно по каким правилам. Этих правил никто не утверждал. Их то четыре, то пять, то шесть. И ни на какой канонический документ это не опирается. Сейчас постоянных членов шесть, но ведь было пять. И их не избирал Собор.

А кроме Синода должен быть и Высший церковный совет. Вот он даст нам нормальные твердые отношения с государственной властью. Это пятнадцать человек — три архиерея из Синода, по рекомендации Синода, шесть священнослужителей, из которых один должен быть монахом из монастыря, священноиноком (конечно, это нормальная пропорция по отношению к мирским приходам), и шесть мирян. Эти шесть священнослужителей, включая монаха, и эти шесть мирян должны на три года избираться Поместным собором.

Для чего это нам абсолютно необходимо. Чтобы ограничить власть Синода, наших архиереев? Да нет, конечно. Наши миряне искренне не хотят ограничивать власть архиереев. Высший церковный совет нужен для другого. Именно он должен говорить со светскими властями. Прежде всего, потому, что ни президент, ни премьер-министр, ни члены правительства, ни депутаты Государственной думы не ровня говорить с архиереями Синода. Они либо безбожники, а следовательно — бесправны в церковных делах, либо миряне, и тогда должны говорить с мирянами же. Члены Высшего церковного совета будут им ровней, и вполне возможно, мы очень быстро привыкнем к тому, что они не только на равных говорят, но и дружелюбно, братски. Причем, взаимно. «Иван Иванович, вот такая у нас проблема...» — «Да, Василий Васильевич... Мы в правительстве видим, что такая проблема есть. Будем разбираться».

Вот к чему я призываю искренне. И мы довольно легко можем это совершить. Беспредельно жалко, что этого не сделал последний Поместный собор, но это можно сделать.

Сегодня часто говорят, что современная Церковь не готова к выборности священства, и монастыри современные не готовы к самоуправлению и нуждаются в опеке со стороны архиереев, назначении строителя сверху. Но для начала надо избавиться от порочной практики, когда у нас уже довольно много монастырей, и ни одного настоятеля, только наместники, а настоятелями числятся архиереи. Архиерей — блюститель. Он блюдет монастырь, но не должен быть его настоятелем, не надо лицемерно главу монастыря называть наместником. У нас, конечно, были наместники. Например, на Соловках был настоятель и был наместник. Настоятель уезжал на полгода в одну столицу, во вторую, а наместник вел все дела. Он — на месте. Это логично. А когда вообще никакого настоятеля нет, это неправильно, это довольно жестокое лицемерие, которое проникло в среду Церкви в ХХ веке. Это абсолютно постсоветские штуки.

У Оптиной пустыни, прославленного монастыря, сейчас уже вновь прославленного, он восстановился, нет настоятеля. Но всегда-то был, пока монастырь не закрыли. И выращивался настоятель в самом монастыре, это очень важно.

Выборность священников на приходе будет возможна через считанные годы, если мы сейчас вводим нормальное приходское управление. То есть, если будет ясно, кто член прихода. Именное членство — это важно. Ты сам записываешься в приходскую книгу. Если ты не член прихода, конечно, можешь придти на богослужение, и тебя исповедуют и причастят, но ты не принимаешь решений в делах прихода. И очень многие захотят принимать такое решение. Но необходимо, чтобы было восстановлено у нас то, что записано и в приходском уставе 1917 года, и в бесценном документе, который занимает всего-то 4 страницы, каждый может его сейчас прочитать, это положение о публично-правовом состоянии Церкви. Замечательный документ, принятый 2 декабря 1917 года, где все прописано.

Сходить на службу ты можешь в любой храм, так было и в первые века. Брата принимали, если он случайно из Коринфа оказался в Кесарии Египетской. Но он не был прихожанином. Точно так же совершенно невыносимо, что нас советская власть[2], не кто-нибудь, лишила положения о приходском бракосочетании. Даже о крещении.

Надо восстановить состав прихода. И тогда выборность священников — это следующий шаг. Тогда будет ясно, что мы выбираем брата такого-то, мы способны принять это ответственное решение, и мы предлагаем его нашему архипастырю. Конечно, последнее слово за ним, но мы этого брата предлагаем. Возможны даже такие случаи, и это было бы естественно, когда приход предлагает брата такого-то для получения духовного образования, потому что он уже читает в храме, умеет подавать кадило и благочестив. Владыка, не откажите принять его в семинарию, чтобы он впоследствии был нашим вторым священником, а потом и первым.

Это абсолютно естественно, так жили веками. Церковь чужда бюрократии. Церковь основана на любви. На любви паствы к пастырю. На любви паствы к архипастырю, потому что, по слову Киприана Карфагенского, мы связаны с епископом в любви. А любовь неформальна, она не бюрократична. Давайте будем слушать этого священномученика.

 

28 марта 2009 года

 

Русский обозреватель, 5.05.2010