Журнал «Золотой Лев» № 259-260- издание русской
консервативной мысли
(www.zlev.ru)
Е. Жирнов
Изобильные Матерные щедроты
Пополнение армии, называлось ли
оно рекрутским набором или призывом, в России всегда было одним из самых взяткоемких процессов. Однако, борьба с ним, как и с
прочими проявлениями коррупции, приводила в лучшем случае к замене старых взяточников
новыми.
"Обогатев неправедным своим мздоимством"
О том, до чего способно довести
страну многочисленное и корыстолюбивое чиновничество, свидетельствовали речи
участников Земского собора 1642 года.
"А
в городах,— говорили купцы царю Михаилу Федоровичу Романову,— всякие люди обнищали
и оскудели до конца от твоих государевых воевод, а торговые людишки, которые
ездят по городам для своего торгового промыслишка, от
их же воеводского задержания и насильства в проездах
торгов своих отбыли".
И в этих словах не было ни малейшего
преувеличения. В Москву жаловались купцы практически отовсюду. Как говорилось в
челобитных, воеводы силой задерживали караваны и обозы на подведомственных
территориях, требуя за право проезда дани в размере 3-4% оцененной на глазок
стоимости товара. После путешествия из Сибири в Москву купцы не только лишались
всякой надежды на прибыль, но и оставались в серьезном убытке.
Не легче жилось и сельским жителям. К
примеру, жители одной из самых благополучных волостей России, только в 1617
году возвратившейся из-под шведского управления обратно к московскому царю, жаловались
ему на страшные притеснения управлявшего волостью приказного человека Дмитрия
Мякинина. Тот, не дождавшись взяток от крестьян, сам брал все, что заблагорассудится.
"Дмитрей,— говорилось в челобитной,— ездил с людьми своими
для своей корысти по деревням и их, крестьян, бил, и мучил, и по дворам, и по
лесам за ними гонялся, и вымучил на них немерною мукою на человеке рублев по пяти, и по шти, и болши".
Не довольствуясь собранным, Мякинин
потребовал "поклонных" — денег, даваемых из уважения к должностному
лицу. Но сделал это, как жаловались жители волости, в своем особом стиле:
Алексей Михайлович рассчитывал избавиться
от взяточников с помощью челобитчиков
"Да
он же де Дмитрей звал их к себе на пир, и которые
крестьяне у него на пиру были, и он, с тех поклонное взяв, сажал в тюрьму, и
они из тюрьмы у него выкупалися, а давали рубли по
два и болши, а которые у него на пиру не были, для
того, что люди недостаточные, поклонного дати нечего,
и он по тех посылал с приставы людей своих, и правили на них поклонного
с человека по два алтына, по две деньги, и по гривне, и болши".
Но и этого оказалось недостаточно. В
разгар полевых работ люди управителя волости согнали мужиков изо всех деревень
к нему во двор, и Мякинин не отпускал их, пока они не пообещали принести еще и
"поровенный" сбор. А временами приказной
человек, как говорилось в челобитной, выбивал деньги, даже не придумывая
повода:
"Да он же де Дмитрей старосту Аникейку
Семенова бил ослопом до полусмерти, и в тюрьме держал, и морил голодом, и доправил с него десять рублев".
В итоге богатая волость за год
правления Мякинина пришла в полное разорение: "И от того де Дмитреева насильства они Сумерской волости крестьяне в конец погибают и совсем до
основания разорены, бредут врознь, и у многих у них пашня залегла".
Чиновники тем временем богатели на
зависть всем тем, кто не удостоился хлебной службы. «Жених емлет в застенок ночью, и
пытает, и спрашивает серебряных денег, и тем мучением их до конца разорил».
"А
твои государевы дьяки и подьячие,— жаловались дворяне на Земском соборе 1642
года,— пожалованы твоим государским денежным жалованьем, и поместьями, и
вотчинами, и, будучи беспрестанно у твоих государевых дел и обогатев
многим богатством неправедным своим мздоимством, и покупили
многие вотчины, и дома свои строили многие, палаты каменные такие, что неудобь сказаемые, блаженной памяти при прежних государях и у великородных
людей таких домов не бывало, кому было достойно в таких домах
жите".
"Отдает
на откуп безмужных жен на блуд"
Подобная ситуация не устраивала не
только подданных, но и самих самодержцев: из-за нее резко уменьшались
поступления в казну. Поэтому после вступления в силу Уложения 1649 года,
предусматривавшего наказание чиновников за злоупотребления, посадским и прочим
людям повелели жаловаться государю на любые притеснения. А чтобы воеводы не
задерживали челобитчиков, им разрешалось уезжать с мест постоянного проживания
без разрешения.
Петр I предписал чиновникам жить на одно
жалованье
Вскоре, правда, выяснилось, что этот
метод борьбы со мздоимством из-за обширности страны
практически не работает. Жалобщики имели право уехать без согласования с ненавистным
воеводой. Но другие воеводы не имели обязанности беспрепятственно пропускать их
через свои земли. А также хотели получать мзду с коллег-воевод за возвращение кляузников восвояси.
Иногда челобитчикам все же правдами и
неправдами удавалось прорваться в Москву. Но в Москве, чтобы челобитная дошла
до царя, требовалось давать взятки — "посулы".
И вместо сокращения коррупции в результате деятельности жалобщиков она, к
возмущению самодержцев, только расширялась. В царской грамоте городецким
жителям, к примеру, говорилось:
"Да вы ж
посылаете к нам в челобитчиках своих посадских людей и даете им на подмогу
многие деньги, а посыльщики ваши те деньги на Москве
дают в посулы и сами ими корыстуются, а вы того и не ведаете, и в том вам
посадским людям чинятся убытки многие".
Только после того, как челобитная
попадала к адресату, дело сдвигалось с мертвой точки: назначалось следствие, от
результатов которого зависело решение царя. В 1665 году посадские люди донесли
царю о бесчинствах енисейского воеводы Василия Голохвастова, и после дознания
последовал указ Алексея Михайловича, в котором описывались все преступления
воеводы, среди которых числились подпольное изготовление водки, грабежи,
вымогательство, покровительство азартным играм — зерни — и сутенерство:
"Да
он же, Василий, для своих пожитков отдает на откуп помесячно зернь, и корчму, и
безмужных жен на блуд, и от того емлет
себе откупу рублев по 100 и болши,
и тем блудным женкам велит наговаривать на проезжих торговых и промышленных людей
напрасно, и тех людей по их оговору, без сыску и без расспросу, сажает в
тюрьму, и емлет с торговых и с
промышленных людей тюремной теснотою и всяким мучением по сороку и по два
сорока соболей, а с иных емлет деньгами рублев по 30, и по 40, и болши. А
которых служилых и посадских людей остаются в домах жены, а они в то время
бывают в отъездах, и он де Василей, сведав их пожитки, жен их емлет в застенок ночью, и пытает, и спрашивает серебряных
денег, и тем мучением их до конца разорил".
Истинно русские люди не знали другого
способа умножения достатка, кроме кормления с должности, примеры которого они
видели повсеместно с младых ногтей
Голохвастова сменили, однако нередко
оказывалось так, что новый воевода притесняет народ хуже предыдущего. Так что в
итоге измученным мздоимством воевод подневольным людям
оставалось или терпеть, или бунтовать. Однако во второй половине XVII века
мятеж считался более опасным преступлением, чем мздоимство,
и бунтовщиков наказывали чаще, чем воевод, против которых они выступали. Так
произошло в 1650 году в Томске, где доведенные до отчаяния поборами служилые
люди под руководством заместителя воеводы — воеводского товарища Ильи Бунакова объявили воеводе князю Щербатову, что впредь подчиняться
ему не станут и под его судом состоять не будут. Но
после разбора дела Бунакова за мятеж били кнутом, а
служилых людей подвергли царской опале.
"Довольствоваться
им от дел по-прежнему"
Царь-реформатор Петр Алексеевич уже в
первые годы своего самостоятельного правления старался найти формы борьбы со взяточничеством, отличавшиеся от привычных более высокой
эффективностью. Он, например, в 1695 году обнародовал указ о том, чтобы посадские
жители не выполняли незаконных приказов и требований воевод и без промедления сообщали
о злоупотреблении властью царю. Препятствия при этом возникали те же, что и в
прежние годы. И поэтому народ подошел к царским указаниям о борьбе с коррупцией
творчески: в Сибири воеводам-мздоимцам начали
"отказывать от дел".
"Около
1697 года,— писал известный русский правовед, историк и философ профессор Борис
Чичерин,— служилые люди, "не стерпя таких
воеводских налог, грабительства, и разорения, и оскорбления", отказали от
воеводств Илимскому воеводе Челищеву, Нерчинскому Савелову и Красноярским
Алексию и Мирону Башковским. Правительство, как
видно из грамоты, не считало этот поступок противозаконным; при трудности получить
удовлетворение допускалось самоуправство".
Однако большого распространения
подобная практика не получила. Во-первых, потому, что после первых случаев
воеводы начали внимательнее следить за потенциальными зачинщиками бунтов и
превентивно их изолировать. А во-вторых, царь начал расставлять на ключевые
посты самых преданных и не подводивших его людей. А им он порой верил больше,
чем любым челобитчикам. Правда, большинство из них, несмотря на клятвы царю и
наказы, данные им в царевых грамотах, едва добравшись до места назначения или
заняв высокий пост в столице, начинали кормиться с
должности.
Еще хуже обстояло дело с малыми —
уездными и волостными — воеводами. Чтобы очистить их ряды от потомственных
коррупционеров, Петр I принялся назначать на эти должности известных ему и
проверенных в боях офицеров. Идея на первый взгляд казалась вполне здравой:
именно военные могли навести порядок в управлении русскими городами и селами.
Но вскоре оказалось, что новые
воеводы ничего не понимали в гражданском управлении, а на подчиненное им
население смотрели как на солдат, обязанных исполнять любой их приказ. При этом
они, как истинные птенцы гнезда Петрова, в большинстве были подняты из самых
низов общества и не имели за душой ни копейки. А как истинно русские люди, не
знали другого способа умножения достатка, кроме кормления с должности, примеры
которого они видели повсеместно с младых ногтей. В итоге попытка повальной
замены старых коррумпированных воевод на новых военных окончилась полным
провалом. Учет и сбор податей приходил в упадок, а число жалоб на мздоимство неуклонно росло.
В результате в 1714 году произошел
новый поворот антикоррупционной политики. Вместо
прежних законов с не вполне внятными мерами наказания за мздоимство царь Петр
продиктовал указ "О воспрещении взяток и посулов и наказании за
оное", которым чиновникам запрещалось иметь любые источники дохода, кроме
жалованья или того дохода, что будет определен самим царем или сенатом:
"Запрещается
всем чинам, которые у дел приставлены великих и малых, духовных, военных,
гражданских, политических, купецких, художественных и прочих, какое звание оные
ни имеют, дабы не дерзали никаких посулов казенных и с народа сбираемых денег
брать, торгом, подрядом к прочими вымыслы, какого б звания оные и манера ни
были, ни своим, ни посторонним лицам, кроме жалованья; також
от дел, по чему определено, или впредь определится, или партикулярно позволится за Нашею рукою, или
всего сената подпискою".
Говорилось там и о суровых наказаниях
ослушникам:
"А кто дерзнет
сие учинить, тот весьма жестоко на теле наказан, всего имения лишен, шельмован
и из числа добрых людей извержен или и смертию казнен
будет. То ж следовать будет и тем, которые ему в том служили и чрез кого
делано... не выкручаяся тем, что страха ради сильных
лиц или что его служитель".
Каждый чиновник обязывался прочитать
указ и расписаться в ознакомлении:
"И дабы
неведением никто не отговаривался, велеть всем у дел будучим
к сему указу приложить руки, и впредь кто к которому
делу приставлен будет, прикладывать, а в народ везде прибить печатные
листы".
В первый момент указ произвел
достаточно сильное впечатление на чиновный люд. Однако скоро страх прошел, и,
несмотря на происходившие время от времени жестокие казни коррупционеров,
отстранение взяточников и казнокрадов от должности и лишение их имущества, все
вернулось на круги своя.
Историк русского права профессор
Московского университета Петр Мрочек-Дроздовский,
исследовавший огромный пласт чиновничьих дел петровских и более ранних времен,
писал:
"Прежнее время
с его приказными мошенничествами, произволом и волокитой оставило глубокие
следы, которые чувствовались долго и по смерти Петра, а при нем и сановники, и
более мелкие чиновники были в громадном большинстве случаев притеснителями
слабых, казнокрадами, а подчас и сущими разбойниками".
Екатерина I
О том, что ничего не изменилось,
свидетельствовал и указ вдовы царя-реформатора — императрицы Екатерины I,
подписанный ею в 1726 году. Тогда менялись штаты, и императрица приказала руководству
Юстиц-коллегии, Вотчинной коллегии, санкт-петербургского и прочих судов и
магистрата выплатить жалованье по прежним окладам. А об остальных чиновниках
этих учреждений приказала:
"А приказным
людям, обретающимся в тех двух Коллегиях, также в Надворных Судах и
Магистратских, не давать, а довольствоваться им от дел по-прежнему обыкновенно
с челобитчиков, кто что даст по своей воле".
Императрица, правда, позаботилась и о
нуждах челобитчиков:
"Токмо для
излишних взятков тем челобитчикам в делах их волокиты, також
ничего в противность регламентам и указам отнюдь не чинить, и того смотреть за
ними тех мест судьям; а ежели подьячие челобитчикам чинить будут волокиты и
будет на них от кого челобитье, и за то их наказывать".
Жертву привозили в воеводскую канцелярию,
сажали в камере на цепь, били, морили голодом и не отпускали до тех пор, пока
она не подписывала «крепость»
При этом жалобы должны были разбирать
те же чиновники, что вымогали излишние взятки, но вникать в подобные детали
было, очевидно, не царским делом.
"Чинят
великие обиды и берут взятки"
Новая кампания про борьбе со взяточничеством началась после воцарения Анны Иоанновны в
1730 году. Казна государства пребывала в расстройстве, и хозяйственная императрица,
имевшая опыт управления небольшой Курляндией, решила умерить аппетиты воевод и
прочих чиновников, чтобы увеличить доходы.
Анна Иоанновна ограничила воеводам срок
полномочий
Предложенная в ее указе схема
отличалась простотой, изяществом и, казалось бы, должна была наконец-то снизить
мздоимство.
"Понеже Ее
Императорскому Величеству известно учинилось,— говорилось в указе,— что многие
воеводы как посадским, так и уездным людям чинят великие обиды, и разорения, и
другие непорядочные поступки и берут взятки, о чем уже и челобитные многие в
Правительствующем Сенате на них поданы, а на иных и бить челом опасаются, для
того, что те Воеводы многие годы живут беспеременно. Того ради Всепресветлейшая,
Державнейшая, Великая Государыня Императрица Анна
Иоанновна, Самодержица Всероссийская, указала во всех городах Воеводам быть с
переменою по два года".
Кроме ограничения срока полномочий
указ предписывал являться в сенат с отчетностью по всем делам за время
воеводства, а также в течение года ждать, не поступит ли от жителей,
освободившихся от гнета этого воеводы, жалоб. И только после этого решать его
судьбу:
"И буде
который исправен и после смены в год челобитчиков на него не будет, таких определять
в Воеводы ж по рассмотрению".
Блестящее действие встретило не менее
блестящее противодействие. Воеводам, назначенным на короткий срок, требовалось
за ограниченное время собрать деньги не только на грядущую жизнь в ожидании
другой должности, но и на взятку преемнику, чтобы тот останавливал возможные
челобитные, и на взятки чиновникам в столице, которые будут рассматривать
челобитные и вопрос о дальнейшем воеводстве. Так что по всей стране начались
вымогательства, сопровождавшиеся зверствами, невиданными прежде.
Воеводы стали вымогать не только
деньги, но и целые поместья у дворян, не имевших знатных родственников или покровителей
в столицах. Технология не отличалась разнообразием. Жертву привозили в
воеводскую канцелярию, сажали в камере на цепь, били, морили голодом и не
отпускали до тех пор, пока она не подписывала "крепость" — договор о
передаче имущества.
В ответ Анна Иоанновна, вспомнив опыт
дяди, начала применять к зарвавшимся взяточникам смертную казнь. В 1736 году
был казнен бывший иркутский вице-губернатор Алексей Жолобов,
который получил с казака Максима Белокопытова 400 руб. и косяк бархата, а
с посадского человека Алексея Судейкина — 326 руб. и много тканей. За Жолобовым, правда, числилось и много других прегрешений, но
взяточничество в указе о его казни шло номером первым.
Но и это не помогало. Чиновники под
таким нажимом стали лучше скрывать получение взяток. Появились такие формы, как
покупка поместий по очень низкой цене или получение от взяткодателей векселей.
Якобы имярек одолжил у чиновника некую сумму, которую
потом вполне официально и принародно отдает. Так что уже на склоне своих дней в
1740 году Анна Иоанновна подписала указы о запрещении чиновникам принимать
векселя и покупать имения в тех губерниях, где они служат, как на свое имя, так
и на имя жен и детей.
Покупка имений за пределами служебной
территории дозволялась. Однако тогдашние средства транспорта, а также
необходимость каждый раз испрашивать разрешения на выезд у вышестоящего
начальства делали подобную покупку за редким исключением совершенно невыгодным
делом. Но уже никто не сомневался, что чиновники снова найдут обходные пути и
будут, как и прежде, получать свою мзду со всех и каждого.
Возможно, поэтому давний фаворит Анны
Иоанновны герцог Бирон, ставший после ее смерти регентом при малолетнем
Иоанне VI, выпустил манифест, в котором уповал только на Бога:
"Помня Бога и учиненную свою
присягу, все то, что к верному управлению порученных им дел к Государственной
пользе касается, чистою совестью, сердцем и радением исполняли".
Не помогло.
"Судебные
места наполнить достойными"
Во времена Елизаветы Петровны,
воцарившейся после переворота в 1741 году, борьба с коррупцией имела, если так
можно сказать, необязательный характер. Не чувствовавшая себя прочно на троне
государыня нуждалась в поддержке дворянства и чиновничества. Так что
разнообразные злоупотребления процветали и карались, лишь если чиновник
переходил всякие границы и брал не по чину.
Елизавета Петровна высказалась за
искоренение зла насилием
Только к концу жизни и правления, в
1760 году, больная императрица обнаружила, что в ее государстве нет счастья,
порядка и правосудия, и поручила Сенату "искоренить зло". Как ни
странно, эти общие слова потом, когда возникала нужда, стали трактовать как
подтверждение указа Петра I 1714 года о казни взяточников и ссылались на него в
приговорах
Но время приговоров наступило очень
не скоро. Ведь следующая правившая долго императрица Екатерина II решила
исправить нравы русского чиновничества гуманными методами.
Поначалу, правда, она пыталась
прибегнуть и к обычным суровым наказаниям. В указе 1762 года "Об удержании
судей и чиновников от лихоимства" она приводила в
пример всему русскому чиновничеству регистратора новгородской губернской
канцелярии Рейберна, который, приводя к присяге на
верность ей бедных людей, требовал с каждого из них плату. Императрица
приговорила его к вечной ссылке в Сибирь на работы. А также пообещала поступать
так же со всеми другими мздоимцами. Но уже через два
месяца, рассматривая дело коллежского советника Василия Шокурова, который за
выдачу жалованья казакам Гребенского войска получил с
атамана и писаря тулуп и голову сахара, приказала виновного просто отставить от
дел и ни на какую другую должность не определять
Подобное послабление объяснялось
просто: прав на престол у Екатерины II было намного меньше, чем у
Елизаветы Петровны, и в дворянской поддержке она нуждалась гораздо острее. Так
что переход к гуманной борьбе со взяточничеством
оказался во многом вынужденным.
Екатерина II предполагала победить
коррупцию
заполнив государственные должности честными
людьми
В декабре 1763 года страна с
удивлением узнала из манифеста императрицы, что отныне судебные места будут
наполняться только достойными и честными людьми, а причиной прежнего мздоимства была крайняя бедность судей и чиновников, с
которой императрица решила неуклонно бороться:
"Все судебные места наполнить
достойными в знании и честными людьми; а чтоб прямо таковых иметь, то
необходимо нужно дать им к безбедному пропитанию по мере каждого довольное
жалованье; в следствие чего Мы не только Коллегиям и Канцеляриям, но Губерниям,
Провинциям и городам по состоянию каждого места и входящих в оные дел постановили
и утвердили штаты в потребном числе судящих, канцелярских служителей и прочих
людей, определяя каждому, от вышнего и до нижнего, довольное жалованье, как
обстоятельно в тех штатах и в выданном при оных Нашем
Манифесте значится. Таким образом сделав в Империи Нашей
распорядок и доброе учреждение, надеемся с помощью Божией доставить Нашим подданным
благоденствие и покойную жизнь и избавить от притеснения, лихоимства и
грабительств и что всяк определенный от Нас или от Наших Правительств к
какому-либо месту, чувствуя столь изобильные Наши к себе Матерные щедроты,
потщится, как истинный сын Отечества и Нам верный раб, в порученном ему деле
честно и незазорно исполнять свою должность к приобретению впредь Нашей Монаршей милости и благоволения".
Говорилось в манифесте и о карах:
"Если бы ж кто, презря таковые Наши Императорские
к себе щедроты, отважился коснуться лихоимству, взяткам и подаркам к отягощению
Наших подданных или просителей по делам стал утеснять, таковой нечестивый, и
неблагодарный, и яко заразительный член общества не только из числа честных, но
из всего рода человеческого истреблен будет".
Впрочем, и из этой затеи ничего не
вышло. Императрица определила множество источников финансирования судей и
чиновников нового типа. Однако дворянство нуждалось в новых землях, а для их
приобретения нужно было вести войны. Войны требовали денег, казна истощалась, и
матушке-императрице приходилось прибегать к не самым достойным средствам ее
пополнения, запуская руку в средства вкладчиков банков или раскручивая
инфляцию. В результате слова ее манифеста так и остались словами.
«Наши педагоги не считали для себя
предосудительным получать подачки от наших более состоятельных родителей,
как-то: гусями, утками, поросятами, а иногда даже и деньгами»
Ее сын Павел I и внук
Александр I после вступления на престол обнаруживали, что в стране царит
коррупция. Александр I, придя в отчаяние от масштабов взяточничества, даже
придумал собственную программу борьбы со мздоимством.
Он решил наказывать не тех, кто берет, а тех, кто дает подарки. В марте 1812
года он категорически запретил делать подарки должностным лицам. Однако, судя
по тому, что в 1821 году указ пришлось повторять, эффект от него, как и от всех
прежних, оказался нулевым.
"С
просителями торговались, как на балчуге"
Николай I
К тому времени, когда в 1832 году следующий
император Николай I одобрил Свод законов, где четко описывались должностные
преступления и наказания за них, появление подобного акта можно было считать
совершенно бессмысленным. Взятки стали неотъемлемой частью русской жизни.
Давать и брать их приучали с раннего детства. Нижегородский чиновник и
интересный мемуарист Владимир Глориантов, вспоминая о
своей учебе в Арзамасском духовном училище, писал,
что ученики старших классов, которым было поручено следить за нравственностью
младших, за недонесение о проступках или хорошие отзывы брали с подопечных
пятачки. Не отставали и преподаватели:
"В свою очередь, и наши педагоги
не считали для себя предосудительным получать подачки от наших более
состоятельных родителей, как-то: гусями, утками, поросятами, а иногда даже и
деньгами — за то, чтобы на их сыновей было обращаемо больше внимания; при
первоначальном же представлении своих сыновей в училище такие родители считали
даже своею непременною обязанностью побывать с подачками у смотрителя и учителя
того класса, в который зачислен его сын. Да и самые ученики таких родителей по
прибытии из дому после вакаций или Рождественских праздников при явке к учителю
давали ему денег не менее 20 к., а после Пасхи кроме денег еще один или
два десятка яиц. Неудивительно, что люди, свыкшиеся еще с ребячества со взяточничеством, становились потом отъявленными взяточниками,
каковыми были в то время священники в роли благочинных и членов духовных
правлений и консисторий, а также на гражданской службе секретари и
столоначальники, в среде которых, как известно, преимущественно находились лица
из духовного звания".
По наблюдениям Глориантова,
взяточники делились на три категории:
"Наконец
прекратилось и мое пребывание в Арзамасском училище
за переходом уже в Семинарию, а из нее потом на службу в Нижегородскую Палату
Государственных Имуществ, где мне воочию пришлось ознакомиться с разными
характерами взяточников и убедиться, что все те столоначальники и секретари, происходящие
из духовного звания и обучавшиеся в духовных школах, были по взяточничеству
гораздо смелее, настойчивее и даже, можно сказать, бессовестнее, чем чиновники, не
обучавшиеся в этих школах; первые с просителями торговались, как на балчуге, и прямо назначали для себя цену десятками и даже
сотнями рублей, а вторые довольствовались тем, что им давали. В ведении Палаты
Государственных Имуществ был еще третий сорт взяточников. Это лесные чины,
которые поступали в этом деле замаскированно, иногда
прикрываясь законными условиями. Они и от себя давали взятки не открыто, а, так
сказать, под спудом. Лесничий, подойдя, например, к столоначальнику Палаты, и
тут при любезном с ним разговоре секретно подсунет под дело или бумагу один или
несколько кредитных билетов. Точно так же лесничие поступали и по отношению к
губернскому лесничему и лесным ревизорам, подкладывая им деньги в шнуровые
книги во время ревизии. При таких обстоятельствах, разумеется, и самая ревизия
производилась только для виду".
При всем том, как свидетельствовал Глориантов, самые большие взятки получали те, кто занимался
комплектованием армии. Предшественники современных военкомов жили, ни в чем
себе не отказывая:
"Злоупотребления
все усиливались и усиливались, вместе с этим усиливалось по Палате и взяточничество.
Положил начало этому сильному взяточничеству столоначальник рекрутского стола
Осип Кузьмич П., который установил так, что по делам о рекрутских наймитах, о
семейных разделах, о покупке и зачете рекрутских квитанций и вообще об
освобождении от рекрутской повинности брал с каждого просителя не менее 200
рублей, да кроме того, советовал дать рублей по 5 или
10 делопроизводителю и советнику... Долго так ратовал Осип Кузьмич и очень
наживался. Жизнь его пред всеми чиновниками блистала. Он
занимал роскошную квартиру с богатою обмеблировкою,
одевался богато и шикарно, имел дорогие золотые часы с массивной цепью, а на
указательном пальце золотой с большим бриллиантом перстень и в довершение всего
свел близкое знакомство с помещицею Неустроевою, на
паре вороных лошадей которой везде разъезжал и лихо на них каждый день к подъезду
Палаты подкатывал. Долго бы, может быть, он прослужил в Палате, если бы
не последовал один случай, вынудивший его выйти в отставку. Было так, что
посланный им к советнику Г.В. Алявдину проситель, не знавши того, что Осип Кузьмич есть подчиненный советнику, по простоте своей
высказался: "Я был у Осипа Кузьмича, и он приказал мне дать вам вот эти 5 рубл.". "А сколько же ты дал ему?" — спросил
советник. "Дал я ему двести рублей",— ответил крестьянин. Ясно, что
это сильно затронуло самолюбие советника, возбудив в нем сильную к Осипу
Кузьмичу злобу, и тем вынудило его укоризненно и гневно высказать ему в Палате.
Но в свою очередь и П. наговорил советнику кучу колкостей и
в конце концов подал в отставку, сказав на прощанье, что он "с такими
дураками служить более не желает". После слышно было,
что он где-то приобрел за 12 тысяч рубл. несколько
душ крестьян с землею на имя какой-то потомственной дворянки, своей племянницы,
так как на свое имя он не мог этого сделать, не будучи потомственным
дворянином, и в то же время не оградил себя со стороны племянницы никаким
документом, а та будто бы потом вовсе отстранила его от имения и
окончательно завладела им сама. Вот, значит, и выходит, что неправильное-то стяжание
в прок не идет".
Такие истории случались повсеместно,
однако страх подобного исхода останавливал взяточников не больше, чем все
императорские инициативы. Казалось бы, положение было и остается безвыходным.
Однако есть один вариант борьбы с коррупцией, так до сих пор никем и не
опробованный. На всем протяжении русской истории не было случая, чтобы верховная
власть строго придерживалась тех законов, пусть и никудышных, которые ею самой и были созданы. Постоянно появлялись разного
рода отступления и исключения, на которые равнялись нижестоящие бюрократы. Так
может быть, тем, кто находится на вершине вертикали власти, стоит просто
попробовать строго соблюдать законы? А там, глядишь, что-нибудь дельное и
получится.
Журнал «Власть» № 39 от 4.10.2010
Фото РГАКФД/Росинформ